25 июля
И вратам адовым не одолеть Церкви Божией. — Преп. Макарий Желтоводский и Петров пост. — Кончина Валдайского протоиерея. — «Обновленцы». — Как опасно не исполнять старческих заповедей.
Но как ни устремляются «врата адовы» на Церковь Христову, отвлекая от нее немощных в вере чудесами и знамениями ложными, а жизнь верных по-прежнему управляется Промыслом Божиим, и Божия река христианского пришельства и странничества все так же невозмутимо и мирно катит свои прозрачно-светлые, глубокие воды в безбрежное святое море дивной страны незаходимого Света.
Пишет жена, а теперь вдова Валдайского протоиерея, о. Павла Лебедева: «... Собиралась я посетить в этом месяце Оптину Пустынь, но покойный меня отговорил:
— Потом съездишь: теперь постройка!
Мы строим дом. Не думала я, что достраивать его придется мне одной.
В понедельник мой дорогой Павел Васильевич отправился к заутрени, а я заснула. Вдруг слышу голос женский:
— А не достроит тебе отец Павел дом!
Оборачиваюсь во сне на все стороны, но никого не вижу. Спрашиваю:
— Как же так он мне не достроит? Почему?
— Так надо! — получаю ответ.
— Да ведь, — говорю, — у нас долг есть: на что же я дострою?
— Так надо — на то воля Божия, так надо! — ответил голос, и я просыпаюсь.
Сон этот все время у меня с ума не шел, и сердце болело. Рассказала покойному. Он сказал:
— Все может быть: может быть, и не дострою!
В субботу, когда он совсем слег, сказал Сереже (сыну):
— А должно быть, мамин сон исполняется, и я умру!
В четверг, до обеда, писал бумаги, в пятницу лежа диктовал Сереже, в субботу говорит, что вечером пойдет в Зимогорье123, а в воскресенье в 9 часов утра его не стало».
Боже мой, как это просто! как величаво — просто и трогательно!
Прошел слух, что кто-то из Оптинских советует о. архимандриту спилить для лесопилки вековые сосны, что между Скитом и монастырем: все равно-де на корню погниют от старости.
Приходил сегодня наш скитский друг о. Нектарий.
— Слышали? — спрашиваю.
— О чем?
Я рассказал о слухе.
— Этому, — с живостью воскликнул о. Нектарий, — не бывать, ибо великими нашими старцами положен завет не трогать вовеки леса между Скитом и обителью; кустика рубить не дозволено, не то что вековых деревьев.
И тут он поведал мне следующее:
— Когда помирал старец, о. Лев, то завещал Скиту день его кончины поминать «утешением» братии и печь для них в этот день оладьи. По смерти же его нашими старцами — о.о. Моисеем и Макарием — было установлено править на тот же день соборную по нем панихиду. Так и соблюдалась заповедь эта долгое время до дней игумена124 Исаакия и скитоначальника Илариона. При них вышло такое искушение. Приходит накануне дня памяти о. Льва к игумену пономарь Феодосий и говорит:
— Завтрашнее число у нас не принято собором править.
Игумен настоял:
— А я хочу!
И что же после этого вышло? Видит во сне Феодосий: батюшка Лев схватил его с затылка за волосы, поднял на колокольню на крест и три раза погрозил:
— Хочешь, сейчас сброшу?
И в это время показал ему под колокольней страшную пропасть. Когда проснулся Феодосий, то почувствовал боль между плечами. Потом образовался карбункул. Более месяца болел, даже в жизни отчаялся. С тех пор встряхнулись, а то было хотели перестать соборне править.
А в Скиту в тот же день келейник о. Илариона Нил, стал убеждать его отменить оладьи.
— Батюшка! — говорит, — сколько на это крупчатки уходит, печь их приходится на рабочей кухне, рабочего отрывать от дела, да и рабочих тоже надо потчевать: где ж нам муки набраться?
И склонил-таки Нил скитоначальника — отменили оладьи. Тут вышло нечто посерьезнее Феодосиева карбункула: с того дня заболел о. Иларион и уже до конца жизни не мог более совершать Божественную службу; а Нила поразила проказа, с которой он и умер, обессилев при жизни до того, что его рабочий возил в кресле в храм Божий. Мало того: в ту же ночь, когда состоялась эта злополучная отмена «утешения», на рабочей кухне в скиту угорел рабочий и умер. Сколько возни с полицией-то было! А там и боголюбцы муку крупчатую в скит жертвовать перестали... Видите, что значит для нас преслушание старческой заповеди? — добавил о. Нектарий к своему рассказу и заключил его такими словами: — Пока старчество еще держится в Оптиной, заветы его будут исполняться. Вот когда запечатают старческие хибарки, повесят замки на двери их келлий, ну — тогда!., всего ожидать будет можно, а теперь — «не у прииде время».
Батюшка помолчал немного, затем улыбнулся своей светлой добродушной улыбкой и промолвил:
— А пока пусть себе на своих местах красуются наши красавицы-сосны!
Действительно — красавицы.