3.3.3.1. Характеристики типологического метода

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Обычно указывают на три признака того, что существует типологическая связь между образом и прообразом.

Это, во-первых, сходство, или аналогия, между ними, хотя при этом могут быть и различия.

Во-вторых, должно быть ясное указание, что отношения прообраза-образа установлены Богом, на что у исследователей существуют разные воззрения. Некоторые считают, что об этом обязательно должно быть указано в Писании, а другие — что достаточно некоторого сходства между типосом и антитипосом.

И, наконец, третий признак типологической связи — прообраз должен изображать то, что произойдет в будущем[244].

Существует и более полный список характеристик типологического метода[245]:

1) Сходство в основных чертах (т. е. структурное сходство) между прообразом и самим событием. Прообраз — это модель, которая отличается в деталях, но в целом воспроизводит будущий образ. «Прообраз не должен быть совершенно отличен от истины — иначе он не был бы прообразом», — указывает свт. Иоанн Златоуст[246].

2) Некоторые черты образа и прообраза должны отличаться. Свт. Иоанн Златоуст говорил, что образ

не должен быть совершенно равен истине, ибо тогда бы он был самою истиной. Он должен заключаться в своих пределах, не заключая в себе всей истины и не удаляясь от нее вполне. Ибо если бы он имел всё, то был бы самою истиною. А если бы не имел ничего [от истины], то не мог бы быть образом. Нечто он должен иметь в себе, и нечто оставлять истине[247].

Аналогично и свт. Василий Великий пишет, что между прообразом и образом

на деле столько же разности, сколько может быть между сновидением и действительностью, между тенью или изображениями и тем, что самостоятельно существует (О Духе Святом. XIV)[248].

Примером может служить история жертвоприношения Исаака, которая является прообразом жертвы Христовой.

Отличия видны в том, что Исаак был заменен агнцем и остался жив, а Христос — стал Агнцем, берущим на Себя грехи мира, и умер:

Исаак не пострадал, оставляя Слову «начатки страдания»; не будучи закланным, он символически указал [«намекнул»] на Божество Господа. Ибо после погребения Иисус воскрес, не претерпев [ничего от Своих страданий] и, подобно Исааку, расторгнув [или: простив] жертвоприношение (Педагог. I. 5)[249].

3) Превосходство образа над прообразом, что следует уже из определения метода. Движение от прообраза к образу можно обозначить как усиление, возрастание[250].

4) Прообраз должен предшествовать во времени образу, с определенными границами времени. Эти границы времени определяются стадиями домостроительства спасения во Христе[251].

5) И прообраз, и образ должны быть исторически реальны. Блж. Иероним в толковании на Послание к Галатам (Гал. 4:24) писал: «апостол в этом месте дал правило, чтобы… оставляя неприкосновенной истину истории, мы изъясняли образы Ветхого Завета»[252].

На основании этих характеристик можно определить отличия типоса от аллегории, пророчества или символа.

а) Отличие от аллегории. Нужно отметить, что в современной западной литературе существует точка зрения на соотношение типологии и аллегории, которая заключается в том, что типологию рассматривают в качестве части аллегории, и часто трудно провести такое разделение[253].

Тем не менее, можно выделить отличия между аллегорией и типологией.

Во-первых, аллегория внеисторична, в отличие от типологии, которая связывает исторические события. Аллегория ищет значение скорее за словами Писания, а не в тех исторических реальностях и не через те исторические реальности, о которых Писание свидетельствует[254].

Во-вторых, в указанных методах различается процедура толкования. При аллегорическом толковании нет обязательной внутренней связи между тем текстом, который толкуется, и тем смыслом, который извлекается. Это субъективный процесс, зависящий от того, кто толкует. Например, свт. Григорий Назианзин рассматривал Едемский сад как образ наивысшего Богообщения; свт. Амвросий Медиоланский понимал Адама как аллегорию разумной стороны в природе человека, а Еву — как аллегорию чувственной составляющей[255].

Наконец, в-третьих, отличаются и цели толкования. Типология ищет скрытый пророческий смысл ветхозаветных Писаний. В аллегорическом методе отсутствует связь во времени между прообразом и образом[256].

б) Отличие от прямого пророчества. Прямое пророчество можно определить как ясное, буквальное возвещение воли Божией и, в частности, непосредственное предсказание будущего[257]. Типологическое толкование же ищет будущее в прообразе, который должен быть подобным своему образу, хотя может отличаться в некоторых чертах от него или даже быть противоположным в разрешении ситуации: «Прообразование есть выражение ожидаемого через уподобление, которым знаменательно указывается будущее» (свт. Василий Великий. О Духе Святом. XIV)[258].

в) Отличие от символа (буквального переносного смысла). Символ — это материальный знак для обозначения духовных реальностей через предметы, лица и события Священного Писания. Типос же можно определить, как пророческий символ[259], т. е. прообраз — частный случай символа. Но при этом, в отличие от типоса, символ не обязательно должен иметь сходство с тем, что он изображает, например семь золотых светильников в Апокалипсисе служат символами Церквей (Откр. 2:1). Кроме того, символ не обязательно должен предшествовать во времени тому, что он представляет, а может как предшествовать, так и быть одновременно с ним или после него. Типос же обязательно предшествует во времени своему образу.

Примером отличия символа от прообраза может служить ветхозаветный культ, являющийся символом общения израильтян с Богом[260]. Его символический смысл был понятен каждому верующему иудею. В то же время ветхозаветные обряды являются прообразом будущей искупительной жертвы и грядущего Царствия Божия. Такой смысл в ветхозаветные времена мог открываться только отдельным праведникам. Например, свт. Иоанн Златоуст пишет об Аврааме:

…жертва совершена, и праотец показал благочестие души своей, получил венец за одно свое [доброе] намерение и, взяв обратно сына, возвратился с бесчисленными венцами. А всё это было прообразованием креста Христова. Потому и Христос говорил иудеям: Авраам отец ваш рад бы был, дабы видел день Мой: и виде, и возрадовася (Ин. 8:56). Как это видел человек, живший за столько лет прежде? В прообразе, в тени (Беседы на книгу Бытия. XLVII. 3)[261].

Можно привести еще примеры сосуществования символа и типоса в одних и тех же предметах или событиях[262]. Так, в Ветхом Завете агнец является символом кротости, и одновременно ветхозаветный пасхальный агнец есть прообраз для Христа — «Агнца Божия, Который берет на Себя грех мира» (Ин. 1:29). Или же расцветший жезл Ааронов служит прообразом рождения Христа от Девы, но вообще в Писании жезл упоминается как символ власти. Также символ может быть ступенью к типологическому толкованию[263]. Например, вода в обоих Заветах (в ветхозаветных законах о чистоте и в Крещении соответственно) — символ очищения, но сами эти очищения водой в Ветхом Завете являются прообразом истинного очищения.