Послесловие

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Послесловие

Предлагаемое выше повествование, на мой взгляд, подкреплено фактами в достаточной мере, чтобы заслуживать серьезного рассмотрения. Кроме того, я уверен, что основные принципы, упомянутые в книге, имеют прочное основание в Священном Писании. Как реагировать на предложенную информацию и как поступать дальше — личное дело каждого.

Ниже я привожу личные размышления о написанном и делюсь тем, как оно повлияло на мою собственную жизнь. Не знаю, насколько эти размышления применимы к другим. Я не стремлюсь оставить пример, которому все непременно должны следовать. На мой взгляд, уже тот факт, что Писание обходит стороной некоторые вопросы, должен охладить пыл тех, кто хотел бы настоять на своем понимании. То, что Христос, глава христианского собрания, — чей дух, наряду с духом Бога руководил апостолами и другими учениками в написании священных христианских текстов, — посчитал нужным оставить недосказанным столь многое по целому ряду важных (по крайней мере, с нашей точки зрения) вопросов, несомненно, очень показательно. Сюда относятся форма проведения христианских встреч, их частота и даже содержание. Как отмечалось в одной из предыдущих глав, описание из первого письма Коринфянам является, пожалуй, нашим самым полным источником знания о том, как проходили раннехристианские встречи, но и оно лишено на удивление многих подробностей. И хотя из писем апостолов видно, что в христианском сообществе были различные служители, выполнявшие те или иные необходимые задачи, в лучшем случае у нас есть лишь очень смутное описание их функций, которое невозможно считать исчерпывающим списком всех выполняемых в собрании действий.

Короче говоря, если мы ожидаем найти в христианских Писаниях что–то вроде подробного справочника по созданию организации и управлению ею, то наши ожидания напрасны. По этой причине я считаю проявлением самоуверенности, когда кто–то из нас догматично высказывается по тем вопросам, по которым Бог посчитал нужным смолчать, выносит смелые решения по тем проблемам, по которым глава дома, Христос, не оставил своего мнения, и настаивает на том, что другие обязаны исполнять эти частные постановления. Нас призывают сохранять мир и порядок, но этого можно достичь путем взаимного уважения, не прибегая к назначению руководителей, обязательно наделенных формальной властью. Во всех жизненных ситуациях свобода неизменно является для общества испытанием — проверкой человеческого благородства, чистоты, преданности высоким принципам и идеалам. Только неумение проявлять такие качества приводит к тому, что авторитарное правление порой кажется привлекательным. Благодаря ему можно добиться порядка, но в то же время оно скрывает подлинную сущность людей. Напротив, свобода позволяет узнать настоящие качества и побуждения человека[1069].

Наконец, нужно признать, что хотя библейские принципы, касающиеся самого христианского братства, довольно просты, со временем картина существенно усложнилась. В Писании предсказывалось отступление от чистоты раннего христианства. Однако в нем не содержится конкретной формулы, позволяющей сегодня найти единственную истинную конфессию или религиозную организацию и присоединиться к ней. Напротив, Иисус Христос предупредил: отделение истинных христиан (пшеницы) от ложных (плевел) по четко очерченным категориям находится за рамками человеческих возможностей[1070]. Я пришел к заключению, что истинные и ложные христиане находятся вперемешку во всех конфессиях (и Свидетели Иеговы здесь не исключение), и что, по всей вероятности, плевелы нередко числом превосходят пшеницу. Четкое отделение одних от других произойдет только в день Божьего суда.

Те, кто, повинуясь зову совести, посчитал необходимым оставить ту или иную религиозную систему, зачастую вновь присоединяются к какой–нибудь другой религии, чтобы восполнить недостаток в общении. Сегодня существуют буквально сотни религий, в каждой из которых мера истины сочетается с мерой заблуждения, хотя, возможно, и в неодинаковой пропорции. Я лично не посчитал необходимым присоединиться ни к одной из них. И дело не в желании найти конфессию, полностью свободную от ошибок: таковой, на мой взгляд, просто не существует. Я ни сколько не сомневаюсь, что сам могу в чем–то ошибаться. То же самое можно сказать и о любом другом человеке.

Наличие кардинальных заблуждений в религии Свидетелей Иеговы не делает остальные религии вдруг правильными. И у них есть серьезные проблемы, что иногда ими открыто признается. Мне известно, что многие религиозные организации не столь авторитарны, как Свидетели Иеговы, и предоставляют своим приверженцам б?льшую меру свободы выражения своих взглядов. В некоторых отношениях сегодняшняя католическая церковь отличается большей открытостью, нежели ряд небольших религий, в том числе Общество Сторожевой башни[1071]. Смягчение авторитарного давления — явление, несомненно, положительное. Однако не секрет, что от членов той или иной конфессии ожидается, что они, по меньшей мере, принимают и поддерживают те вероучения, что отличают данное движение от всех остальных. И хотя члены религиозных организаций могут преуменьшать значимость таких различий (особенно когда пытаются обратить человека в свою веру), основатели конфессий посчитали их достаточно серьезными, чтобы в свое время отпочковаться от других церквей. А теперешние руководители считают существующие различия в вероучении достаточно значимыми, чтобы препятствовать объединению своей церкви с кем–нибудь еще.

Рассматривая ситуацию в мире, бывший богослов Римско–католической церкви отмечает:

Христианам срочно нужна социальная среда для адекватного и здорового выражения своей веры. Сейчас я думаю о бесчисленном количестве живущих в настоящее время невоцерковленных верующих. О людях, чье мировоззрение в сущности является христианским, и которые, возможно, некогда в прошлом причисляли себя к христианам, но которые не могут себе представить жизнь в теперешних церквях или не смогли вынести ее. Не имея перед глазами альтернативного христианского пути, они отошли от веры. Вера многих таких людей может возрасти к зрелости, если им показать возможность по–христиански жить и социально функционировать, не загоняя себя в неволю в отживших свое сегодняшних религиозных структурах…

Продолжать содействовать теперешним религиозным структурам и институтам означает препятствовать развитию радикально иной и лучшей формы христианского присутствия в мире. Одновременно это приведет к тому, что всё увеличивающееся число людей перестанет причислять себя к христианской вере, поскольку для них она отождествляется с современными Церквями. Зачастую они не понимают, что именно христианская вера подталкивает их к разрыву с устоявшимися религиями, которые враждебны самопознанию, человеческой свободе, христианской истине и любви[1072].

Девис признает, что большинство причисляющих себя к христианам людей в настоящее время существуют внутри различных конфессий, и что многие из них искренне служат Богу и людям именно в рамках этих структур. Вместе с тем, формальный выход из церквей, по мнению Девиса, все же предпочтителен по следующим причинам:

Выход [из церковной организации] следует из осознания ущербности и ветхости социальных структур Церкви. Они могут быть полезны, но для этого нужно понимать ограниченность их функций, относительность их ценности, а также быть готовым по мере необходимости вносить в них изменения. Христианин должен оставаться открытым и противостоять попыткам авторитарных организаций поработить себя. Послушание Евангелию и христианскому сообществу в целом нередко требует встать в оппозицию заявлениям, указаниям и официальным решениям существующих церковных институтов. Я не защищаю идею духовного индивидуализма. Отдельные христиане будут стараться основывать свое мышление на христианской традиции в целом и общаться с другими верующими. Но безоговорочное подчинение официальной точке зрения Церкви является проявлением христианской безответственности[1073].

К сожалению, я не могу выполнить просьбу многих людей и направить их к какой–либо одной «хорошей» и «правильной» религиозной организации. Я считаю, что всем нам стоит поразмышлять над картиной, нарисованной автором послания Евреям в конце своего письма. Упомянув о том, что тела принесенных израильтянами в жертву животных, после окропления жертвенника их кровью, уносили за стан и затем сжигали, он пишет:

Поэтому, чтобы освятить Своей кровью народ, Иисус тоже пострадал вне городских стен. Так выйдем к Нему за стан, неся Его унижения. Ведь здесь у нас нет своего постоянного города, мы ищем грядущего города[1074].

Что означает «выйти к Нему за стан»? Слова «за станом» используются здесь в том же смысле, что и «вне городских стен». Впервые «город» упоминается в Писании в истории о Каине, который засомневался в обещании Бога защитить его от убийства другими людьми. Таким образом, город можно считать символом стабильности и безопасности, которых люди стремятся достичь собственными силами[1075]. Тот же дух проявился вскоре после потопа, когда амбициозность, стремление продемонстрировать свое превосходство и достигнуть безопасности сугубо человеческими средствами материализовались в попытки людей построить себе город[1076]. Противоположное отношение к жизни показано в Библии как свидетельство веры. Авраам, Исаак, Иаков не искали себе защиты внутри городских стен, но жили в шатрах. Их надежды были другими, поскольку они «ожидали города, имеющего истинное основание, строитель и создатель которого — Бог»[1077]. Все это придает более глубокое значение словам христианского автора о том, что «здесь у нас нет постоянного города, но мы настойчиво ищем того, который будет». Этот город в Библии также описывается как «небесный», «вышний Иерусалим», «город живого Бога»[1078].

Сегодня символом человеческого стремления к безопасности, власти и величию являются не столько отдельные крупные города, сколько мировая система в целом. Однако контекст обсуждаемых слов из послания Евреям, похоже, привлекает особенное внимание к более узкой сфере человеческой жизни — к религиозной. Городом, «вне стен» которого пострадал Иисус, был Иерусалим — тогдашний центр поклонения Богу, которое при старом завете можно было бы назвать поклонением «организованным». Сегодня служение Богу не связано с каким–либо одним буквальным человеческим городом (по крайней мере, не должно быть связано). Многие справедливо отметят, что для поддержания внутреннего чувства духовности и уверенности, им не нужен ни один из городов на земле. Но ясно, что слова «выйдем к нему [Христу] за стан» не призывают нас пройти сквозь какие–либо буквальные ворота, за пределы какого–нибудь буквального поселения. Речь идет не о том, что не следует черпать жизненную уверенность в каком–нибудь буквальном городе. Многие из читателей письма Евреям и так жили вне Иерусалима (как и большинство из нас сегодня), поэтому призыв выйти за пределы стана должен относится к стану символическому.

Сегодня мы видим на земле огромный религиозный «стан», состоящий из множества религиозных групп. По отдельности они представляют собой «поселения» разной величины, а совместно их можно считать огромным религиозным «городом». Чтобы получить какое–нибудь признание в этом «городе» обычно необходимо быть членом одного из городских «кварталов» — принадлежать к одной из многочисленных конфессий. Если человек не «живет» в этом «городе», то обычно его считают «чужаком», сколь сильными бы ни были его вера, преданность Богу и готовность сохранять единство с Его Сыном.

Если говорить об отдельных религиозных движениях, то многие из них начинают свой путь в виде небольшого походного палаточного городка. Большинство, однако, стремится как можно скорее превратиться в подобные городу крупные и незыблемые структуры, внушающие своим потенциальным «жителям» чувство мощи, безопасности, влияния, личной значимости, обустроенности, принадлежности к чему–то крупному. Верно, что жизнь людей в буквальных городах была более спокойной. Верно и то, что жители городов имели больше возможностей удовлетворить свою тягу к власти и известности. Однако негативная сторона городской жизни заключалась, в частности, в том, что «отдельный индивидуум становился лишь песчинкой в толпе»[1079]. Многое из этого можно сказать и о религиозных «городах» — оплотах церковной жизни. Несколько человек получают возможность возвыситься над остальными, которые, в свою очередь, превращаются лишь в их «сторонников». С расширением «стана» они оказываются все менее и менее заметным «фоном» для руководителей. Общение становится менее доверительным и более редким, что приводит не к укреплению человеческих взаимоотношений, а к их ослаблению. И все же человеческая природа толкает людей от «палаточной жизни» с характерными для нее незащищенностью, непостоянством и уязвимостью, к оседлости в «городах» или «станах» со всей их очевидной «благоустроенностью». Несомненно, гордыня многих даже оскорбилась бы, если бы им предложили жить в шатрах. Гордость настояла бы на спокойной «городской» жизни.

От евреев, читавших послание, христианство требовало проявить готовность «выйти к Нему за стан»: готовность оставить прежних друзей, принять ярлык «изгоя», лишиться привилегий, доступных для тех, кто остался в «стане». Но эти лишения не отдалили бы их от Христа, напротив, они бы приблизили их к нему. Подобно Аврааму и другим они бы показали, что у них на земле «нет своего постоянного города», но что они ожидали город грядущий, покоящийся на вечном основании. Удаленность от «лагеря» не равнозначна оторванности от Бога; наоборот, она может обострить чувство близости к нашему небесному Отцу. Вот почему сразу же после слов «выйдем к Нему [Христу] за стан» автор письма говорит о принесении «Богу жертвы хвалы»[1080].

Я считаю, что согласие на жизнь «вне стана» является одним из самых трудных решений, которые человеку приходится принимать, и, пожалуй, сегодня это сделать нисколько не легче, чем в библейские времена. Я говорю об этом не потому, что у меня будто бы сформировалось сильное предубеждение к жизни в «городе» (крупной жестко структурированной религиозной организации), но потому что я искренне верю: если мы обосновываемся в «стане» или «городе», то можем упустить очень много ценного: чувство простого братства, семейной близости, признательность в первую очередь за духовное, а не материальное, осязаемое, физически привлекательное. Я также имею основание считать, что при жизни в «палатках» (по сравнению с «городской» жизнью) лучше развивается смирение. Пребывание «за станом» (вне «города») может быть очень скромным и непритязательным. Оно связано с готовностью испытать чувства неопределенности и неустроенности, как при постоянном переезде, но я уверен, что вечные духовные блага, которые оно может принести, греют сердце и намного превышают временные неудобства[1081].

Эти и другие мои слова вовсе не означают, что я выступаю за отшельническую, уединенную жизнь. Всем нам необходимо общение с другими людьми. Наше «я» настойчиво стремится к жизни в обществе. Вопрос состоит в следующем: позволяет ли нам дружба с другими жить по совести, принимать самостоятельные, ответственные решения? Или же ради единения с другими мы забываем о своей порядочности и легко отказываемся от права на свободу?

Я лично не испытываю стремления вступить в какую–нибудь конфессию. Причина этого не в нежелании тесно общаться с людьми, не в одержимости независимостью, не в чувстве самодовольной самодостаточности, не в фарисейской опаске «оскверниться» общением с людьми, некоторые из убеждений которых я считаю ошибочными. Я думаю, что в целом испытываю меньше негативных чувств к членству в той или иной организации, чем сами эти организации испытывают друг к другу[1082]. Моя открытость в гораздо большей мере направлена в сторону отдельных людей, нежели религиозных систем, к которым они принадлежат.

Поэтому то, что я не присоединился ни к одной конфессии, обусловлено в первую очередь не моим отрицательным настроем или пессимизмом, но положительными факторами. Просто я считаю, что, оставаясь вне какой–либо конфессии и в целом вне общего религиозного «поселения», я могу больше и лучше служить Богу, Христу и людям. Организованную религию я определенно считаю в этом скорее помехой, нежели помощью. Доводы о том, что, будучи частью системы, можно добиться большего, меня не убеждают. Писание показывает, что служение пророков, как правило, проходило вне «системы»: это относится и к Иоанну Крестителю, и к самому Христу. Я не верю, что во времена апостолов христиане представляли собой нечто похожее на современные религиозные «города» или структуры. Несомненно, сила Бога и Христа намного превосходит силу ту человеческую силу, что может дать даже самая мощная из существующих сегодня религиозных организаций. Я считаю, что эта видимая сила в значительной мере иллюзорна, поскольку она ограничивается рядом членских условий и требований, которые скорее обедняют прихожан по отдельности, нежели придают им силы. А я убежден, что наши плоды в старании помогать другим в наибольшей мере зависят от того, какими людьми мы является по отдельности.

Я лично доволен тем, что могу совершенно свободно общаться со всеми людьми, к какому бы вероисповеданию они ни принадлежали (или не принадлежали), не чувствуя предрасположения или предубежденности ни к одному из них. И встречающимся со мной лицам не нужно опасаться того, что я стану призывать их вступить в какую–либо религиозную организацию. Без сомнения, большинство из моих знакомых либо ранее были Свидетелями Иеговы, либо в настоящее время ими являются. Однако так происходит не из–за того, что я питаю меньше интереса к другим людям. Просто так естественным образом сложились обстоятельства. Именно Свидетели или бывшие Свидетели чаще всего обращаются ко мне, и именно они больше всего ожидают от меня помощи. Несомненно, я понимаю, что лучше всего могу помогать именно им, поскольку мое прошлое позволяет мне прочувствовать их ситуацию лучше, чем проблемы других людей. Однако мы с женой приглашали не одну семейную пару из числа наших соседей (принадлежащих к разным конфессиям) к себе в гости, на совместный обед или ужин, чтобы лучше узнать друг друга. И всякий раз в наших совместных разговорах затрагивались те или иные духовные темы, но не потому, что мы специально планировали «проповедовать» им, но из–за обычного человеческого интереса к этим вопросам. Несколько раз к нам в гости приезжал человек из Италии, исповедующий римско–католическую веру, он ужинал и беседовал с нами. Его приезд неизменно ободрял меня, поскольку как человек он был внимателен к другим и разделял мой интерес к Писанию. Мне хотелось бы оказаться полезным для таких людей. Я полагаю, каждый из них без стеснения может обратиться ко мне во всех случаях, когда я мог бы им помочь, будь то в духовных или иных жизненных вопросах. С годами мне хотелось бы только расширить круг подобного общения[1083].

Я уверен, что идущий из первого века обычай христиан встречаться в частных домах столь же действенен сегодня, как и тогда. Я не считаю, что для того, чтобы встреча принесла собравшимся пользу, обязательно присутствие какого–нибудь хорошо сведущего в Писании или наделенного харизмой человека. Сегодня Сын Бога не говорит с нами буквально, как в первом веке. Апостолов также среди нас нет. Но нам доступны слова Божьего Сына, повествование о его жизни, апостольские послания. Простое совместное чтение Писания и обсуждение его практической значимости может быть источником большого ободрения и силы. По крайней мере, это оказалось так в нашей ситуации.

Конечно же, не существует правила, предписывающего собираться лишь небольшими группами[1084]. Также нельзя возводить в ранг закона обычай встречаться лишь в частных домах. Я предпочитаю именно небольшие встречи, но вовсе не из–за того, что считаю, что все должно происходить точно также, как в первом веке, а потому что нахожу такие собрания наиболее полезными. Если встречи способствуют развитию семейного чувства, если своей простотой они привлекают внимание к духовности, то не нужно больше никаких правил. На мой взгляд, нужно стремится не к тому, чтобы встречи были зрелищными, необычными событиями, а к тому, чтобы они были проявлением естественного и здорового интереса к людям. Собрания — это лишь одна из нитей, составляющих полотно жизни, посвященной служению Богу. Лично я считаю, что поставленные цели лучше достигаются на домашних собраниях, в то время как на так называемых «церковных службах» важные духовные аспекты уходят на второй план.

Иногда возникает вопрос о крещении. Некоторые склонны думать о крещении лишь в контексте членства в какой–либо религиозной организации, словно лишь официальные церковные служители могут совершать настоящий обряд крещения. Однако трудно себе представить шаг более личный. Красивой иллюстрацией этого служит сообщение об эфиопском евнухе, который непринужденно, без предварительной подготовки, крестился в воде прямо в пути, у дороги[1085]. Решение креститься не имеет ничего общего с формальным вступлением в религиозную организацию, оно является всенародным объявлением о своей вере в Божьего Сына и «просьбой к Богу о чистой совести… через воскресение Иисуса Христа»[1086]. В Писании крещения описываются не как заранее ожидаемые события (даже если говорить о крещении нескольких тысяч в Пятидесятницу) и не как запланированная часть программы «конгресса». Они происходили спонтанно, самопроизвольно, а крестили людей те, кто присутствовал в данный момент рядом с ними[1087]. Ввиду этого я не вижу причин ждать какого–нибудь особенного события для принятия крещения. Мужчина в семье может крестить своих домашних.

Некоторые задумываются о необходимости вторичного крещения. Несомненно, сам по себе выход из религиозной организации этого не требует, поскольку действительность (или недействительность) крещения не зависит от членства в общине. Поскольку данный шаг является столь личным, ключевой вопрос состоит в том, чт? крещение означало для человека в момент его совершения, что было в его мыслях и сердце. Для меня оно означало посвящение всей своей жизни Богу через Христа на основании пролитой им крови; эта мысль наполняла мои чувства и разум на протяжении всей церемонии. У меня никогда не было сомнения в том, что моим Господом и Учителем является Христос. Конечно, я был частью определенной религиозной организации и всецело поддерживал ее в течение нескольких десятилетий. Но я делал это потому, что твердо верил: организация искренне служит Богу и Христу, послушно отзывается на их руководство. Когда со временем я предстал перед необходимостью сделать выбор, у меня не было колебаний в том, какое решение было бы правильным, даже если оно означало бы положить конец одному из аспектов религиозного наследия, накопленного на протяжении трех поколений. Однако другой аспект — главный — при этом не потерялся. Мои родители были Свидетелями Иеговы, однако они никогда не учили меня, что на первом месте должна, вместо Бога, стоять организация. Я понимаю, что не все люди в свою бытность Свидетелями Иеговы принимали крещение с теми же убеждениями. Каждый, поэтому, должен принимать собственное решение в зависимости от своих побуждений во время первого крещения.

Некоторые люди говорят о том, что после ухода из организации они «стали христианами», «приняли Христа в сердце». Возможно, так и произошло. Что касается моей ситуации, то я выбрал свой путь именно из–за того, что уже был христианином, уже принял Христа в качестве назначенного Богом главы и Учителя. В моем случае последовательность другая: я принял Христа не после того, как оставил Общество Сторожевой башни и не как следствие этого шага. Напротив, мои первоначальные христианские убеждения несколько десятилетий спустя побудили меня оставить организацию.

Являются ли ввиду всего этого Свидетели Иеговы христианами? Задающие этот вопрос обычно имеют в виду, можно ли Свидетелей считать христианами «истинными». Нередко у этих людей уже есть свое понятие «истинности» в христианстве, сформированное под воздействием вероучения, которого они в настоящее время придерживаются. На мой взгляд, доля истинных христиан среди Свидетелей Иеговы примерно такая же, что и в любой другой церкви. Имея за плечами более чем шестидесятилетнее сотрудничество с ними (а также близкое знакомство с руководителями общины) я убедился, что многие Свидетели всем сердцем заинтересованы в распространении поклонения Богу. Их убежденность в благочестии организации (обоснованная или нет), заставляет их отдавать служению все силы. Что касается самой организации, то я убежден, что она серьезно отошла от христианского пути в своих учениях и методах работы. Эти, несомненно, мешает людям развивать более глубокую личную признательность за учения из Божьего Слова. Серьезные несовершенства организации значительно затуманивают отношения, которые люди могли бы иметь с Богом и его Сыном, не позволяют им в полной мере проявлять плоды Божьего духа и отзываться на голос любви, живущий в их сердцах. Однако я считаю, что и в других религиозных движениях существуют свои проблемы, хотя, возможно, и не такие, что у Свидетелей Иеговы. На мой взгляд, сами по себе трудности могут помешать человеку искренне служить Богу и Христу лишь в той мере, в какой сам человек допускает это[1088]. Со временем нехристианские аспекты организации могут поставить человека перед выбором, предоставляя ему возможность показать, где воистину покоится его вера, кт? действительно достоин его преданности. В такой ситуации глубина христианских убеждений человека будет очевидна. С одной стороны было бы хорошо осознать всю серьезность ситуации и не сталкиваясь с глубоким кризисом. С другой стороны, прохождение всего пути до самого конца, верность идее до самого конца: до тех пор, пока эту идею уже больше невозможно будет считать достойной, также очень помогает в достижении зрелости, оказывает отрезвляющий эффект. Приложить все усилия для существования внутри системы, постараться исправить, реформировать ее изнутри, а не бежать при первом признаке ошибки, может очень многому научить. При отсутствии таких побуждений можно справедливо задаться вопросом: оправданно ли человек оставил свою организацию. Я пошел по такому пути и с тех пор не сомневался в правильности принятого решения.

Подобно тому, как проблема недостатка общения остается в прошлом, если мы вступим в какую–нибудь другую организацию, так и проблема того, во что верить, легко решается, если просто позаимствовать у других то, что принято называть «ортодоксией». В самом по себе этом слове нет ничего дурного. Оно происходит от двух греческих слов: орто и доксия и буквально означает «правильное учение». Исторически «правильным учением» («православием») стали называть целый ряд религиозных воззрений, определенных и утвержденных на многочисленных церковных соборах в ранние века. Некоторые из этих соборных заключений просто повторяют то, что изложено в Писании, и потому, несомненно, являются «правильным учением». Другие появились на свет в результате истолкования, после горячих дебатов, и были причислены к «ортодоксальным» взглядам церковной властью. В одном источнике об этом говорится: «Ортодоксальное христианство — это чисто описательный термин, обозначающий просто мнение большинства»[1089]. Мое собственное тесное сотрудничество с религиозным руководящим органом дает мне мало оснований полагать, что решение, принятое большинством руководителей на церковном соборе, непременно является правильным. Прошлая религиозная жизнь убедила меня: слишком уж часто люди верят во что–то просто потому, что таково учение «организации». Поэтому я не вижу особого прогресса в том, что сегодня, расставшись с религией Свидетелей Иеговы, люди просто перенимают «ортодоксию», выраженную, в сущности, через такой же человеческий религиозный совет, что и в Обществе Сторожевой башни. Многие сегодняшние «правоверные» христиане пришли к своим убеждениям, поддавшись процессу внушения и интеллектуального подавления, отказавшись от независимого мышления, забыв о своей способности к критическому анализу, — подобно тому, как это случилось и со многими Свидетелями Иеговы. Продолжительная история или широкое распространение того или иного учения могут сделать его традиционным, общепринятым, но вовсе не обязательно правильным[1090].

Также я не считаю большим достижением, когда люди в вопросах вероучения совершают разворот на сто восемьдесят градусов, но сохраняют те же нетерпимость, догматизм и самоуверенность, что были свойственны им ранее. Поклонение Богу происходит не только «в истине», но и «в духе». Проявляемый нами склад характера должен быть отражением духа Божьего Сына, который так отличался от настроя фарисеев — надменных, праведных в собственных глазах ревнителей традиции[1091]. Я осознал, что существенная часть моих прежних убеждений не имела поддержки в Писании. Я не утверждаю, что за прошедшее время мне удалось найти ответы на все библейские вопросы или придти к окончательному мнению по абсолютно всем учениям. Но если говорить о тех учениях, в которых я сегодня действительно твердо убежден, то думаю, что могу честно сказать: я верю в них потому, что считаю их основанными на Слове Бога, а не просто из–за того, что им учили (или не учили) в моей предыдущей религии. Само по себе то, что какое–нибудь учение провозглашается Свидетелями Иеговы, не делает его для меня более привлекательным. Наоборот, разочарование в религии может сделать человека подозрительным к какому–либо толкованию просто потому, что ему учит то или иное движение. Однако я не вижу причин отказываться от каких–либо убеждений только по этой причине. Уважать Писание, считать важным поклонение и послушание Богу, верить в будущую жизнь, ставшую возможной благодаря искупительной жертве и воскресению Христа, признавать верховную власть его Царства — всему этому я научился именно в организации Свидетелей Иеговы, и с этим нельзя поспорить. Эти убеждения я сохраняю и сегодня. Действительно, их значимость умалялась и заглушалась другими — человеческими — учениями, однако не до такой степени, что сила истины угасала полностью. Эта сила, наряду с моей в ней убежденностью, в конечном итоге побудила меня к разрыву с религиозной организацией. Я понимаю, что мог научиться тем же самым основным истинам и в другом христианском движении. Но так уж случилось, что для меня это произошло в организации, к которой принадлежали мои родители, и в которой воспитывался и я.

Я считаю, что люди заблуждаются, когда думают, что ряд «неортодоксальных» учений можно найти только у Свидетелей Иеговы или в так называемых «сектах». (Как было замечено ранее, ярлык «секта» сегодня наклеивается на любую несимпатичную говорящему религию.) Осуждая те или иные вероучения как «сектантские», люди забывают, что аналогичные высказывания (хотя и нередко сильно отличающиеся в деталях) можно найти в работах многих уважаемых богословов, в том числе тех, кого принято считать «ортодоксальными».

Рассмотрим лишь один пример, касающийся учения о человеческой душе. Наиболее распространенный взгляд, в изложении профессора Колумбийской богословской семинарии С. Гатри, заключается в следующем:

Согласно этому учению умирает лишь мое тело, но сам я продолжаю жить. Тело — это всего лишь оболочка моего подлинного «я», но не я сам. Это физическая, материальная темница, в которой мое настоящее «я» пребывает в плену. Мое истинное «я» — это моя нематериальная, духовная душа, которая подобна Богу и потому бессмертна (неспособна умереть). При смерти бессмертная душа освобождается от смертного тела. Умирает мое тело, но сам я продолжаю жить и возвращаюсь в духовную сферу, из которой я пришел и частью которой по–настоящему являюсь.

Высказав данные слова, этот уважаемый богослов отмечает:

Если мы держимся подлинно библейской надежды на будущее, то у нас есть несколько причин, чтобы решительно отвергнуть учение о бессмертии души.

Впоследствии он подробно излагает эти библейски обоснованные причины. Однако перед этим он обсуждает происхождение вышеописанного учения:

Это учение [о присущем душе бессмертии] не содержится в писаниях библейских авторов. Оно было широко распространено в греческих и азиатских культах древнего мира, в котором родилась христианская церковь. Некоторые из самых ранних христианских богословов находились под влиянием этого учения (что сказалось на их толковании Библии) и привнесли его в церковные круги. С того времени оно так и осталось с нами, оказав влияние даже на реформатские вероисповедания (см. Вестминстерское исповедание, XXXII, Бельгийское исповедание, Art XXXVII)[1092].

Я не привожу эти слова как решающие и не призываю безоговорочно присоединиться к ним. Чтобы оценить их обоснованность, необходимо рассмотреть приведенные исследователем библейские аргументы, не вошедшие в эти цитаты. Можно найти немало исследований, поддерживающих эту позицию, однако ни число, ни авторитет их авторов не имеет решающего значения, поскольку есть множество не менее уважаемых богословов, которые защищают взгляды прямо противоположные. Я не ставлю себе цели рассуждать о правомерности данного учения, но хочу показать: хотя кто–то, возможно, склонен отвергать эту точку зрения как сектантскую, есть уважаемые ученые, которые ее защищают.

То же самое можно отнести к вопросу о взаимоотношениях Отца и Сына, отраженных в Писании. Без сомнения, согласно Библии Сын обладает божественностью, поскольку в ряде текстов Христос назван словом теос[1093]. Вопрос заключается в том, как понимать эти отрывки[1094]. Непринятие учения о Троице — одна из ярких особенностей Свидетелей Иеговы, хотя есть и другие религии согласные с ними в этом вопросе[1095]. Ни один из ортодоксальных ученых не станет выступать в поддержку воззрений Свидетелей Иеговы о природе Христа. У меня также нет желания защищать эти взгляды, поскольку некоторые из них я считаю ошибочными. Означает ли это, что мне не остается иного выбора, как автоматически принять в качестве «правильного учения» традиционные, ортодоксальные доктрины? Единственная причина, по которой это могло бы произойти в моем случае — предоставить этим воззрениям ясное, прочное библейское обоснование[1096].

Это правда, что в литературе Общества Сторожевой башни цитаты иногда приводятся так, что мысль оригинала оказывается искажена. Однако факт остается фактом: высказывания о происхождении и развитии догмата о Троице настолько ясны, что было бы трудно интерпретировать их неправильно. Ниже я привожу цитаты из двух хорошо известных и уважаемых богословских трудов. Я делаю это не с целью опровергнуть учение о Троице. Оба автора признают данный догмат, и их исследование ни в коей мере не призвано приуменьшить его значимость. Если бы сами исследователи не принимали учение о Троице или не были бы столь уважаемы, я бы в данном случае не стал их цитировать.

Первый отрывок взят из статьи «Троица» в «Международной стандартной библейской энциклопедии» (издание 1929 года, пересмотренное в 1988 году) и принадлежит Корнелиусу Плантинге (Cornelius Plantinga), профессору систематического богословия в Богословской семинарии Кальвина. Примечательными в статье являются осторожность авторских выводов и прямота, с которой он признает существующую неопределенность. Во вступительном абзаце статьи говорится:

Несмотря на то, что слово «троица» стало использоваться только во втором веке и в Библии не встречается, и хотя в Писании не содержится конечного изложения догмата о Троице, в Н[овом] З[авете] можно найти большинство строительных материалов для будущей доктрины. В частности, хотя Библия настаивает на единобожии, в ней показано, что Иисус Христос является божественным Сыном, отличным от Бога–Отца, и, возможно, что Святой Дух, или Параклет является божественным лицом, отличным как от Отца, так и от Сына. Стоит признать, что оба эти утверждения сразу же наталкиваются на очевидные возражения. Слово «лицо» в тринитарном смысле вызывает горячие споры после Августина [354–430 г. н. э.], которые в современный период стали лишь интенсивнее. Тем не менее, учение о Троице в Писании содержится, «в зачаточном состоянии» (B. B. Warfield, ISBE [1929], там же), т. е. в НЗ содержатся события, высказывания, обычаи и задачи, из которых отцы церкви в последующие века сформировали окончательную доктрину[1097].

Может оказаться полезным перечитать данный абзац и обратить внимание на все использованные в нем смягчающие выражения. С осторожностью автор отмечает, что в Писании находятся не само учение о Троице, а лишь «строительные материалы» для него; что отцы церкви «сформировали будущую доктрину»[1098]. Отмечается, что в Писании Святой Дух, «возможно», является «лицом». Признается также наличие «очевидных возражений» и продолжающиеся «интенсивные» дебаты, в том числе в отношении использования понятия «лицо» для описания трех лиц Троицы. Хотя невозможно отрицать, что в целом материал стремится подчеркнуть правильность и обоснованность учения о Троице, на протяжении всей статьи мы встречаем подобные же осторожность и прямое признание существующих трудностей.

Высказывания такого характера ни в коей мере не являются чем–то исключительным. В следующей цитате отражаются «споры» об учении «в современный период». Нижеприведенные слова принадлежат швейцарскому богослову с международным признанием Эмилю Брюннеру. Он принимает учение о Троице и, как показывает приведенная ниже цитата из его книги «Христианское учение о Боге» (с. 226), даже говорит о том, что «Бог ради нас стал человеком и претерпел Крест». Вот его слова:

Первые библейские свидетели Христа вовсе не хотели оставить нам в наследие эту интеллектуальную задачу: что Три Божественных Лица есть один Бог, и что этой тайне Триединства мы должны молчаливо поклоняться. В Новом Завете нет и следа подобной идеи. Эта mysterium logicum, что Бог троичен и в то же время един, находится полностью за рамками библейской вести. Это та тайна, с которой верующие сталкиваются в церковном богословии, которая становится для них преткновением и делает их веру гетерономной [т. е., диктуемой другими, в отличие от автономной], тайна, хотя и согласующаяся с необоснованными притязаниями на власть, но не имеющая ничего общего с учением Иисуса и Его Апостолов. Никому из Апостолов и в голову не могло придти, что существует Три Божественных Лица, чьи взаимоотношения и парадоксальное единство превосходят наше понимание. В их свидетельстве нет никакой mysterium logicum, никакого интеллектуального парадокса, никакой антиномии [неразрешимого противоречия] Троичности и Единичности, а только mysterium majestatis et caritatis, что Господь Бог ради нас стал человеком и претерпел Крест. Тайна Троицы, возвещенная Церковью и сохраненная в ее Литургии с пятого и шестого веков до наших дней, — это псевдотайна, появившаяся на свет не из самой Библии, а в результате отклонения богословской мысли от изложенных в Библии контуров.

Как и в случае с первой цитатой, я не пытаюсь этими словами поддержать ту или иную сторону в спорах о троице. Я привел эти слова в противовес мнению, что так называемое ортодоксальное или традиционное учение о Троице отвергается людьми из–за незнания библейских языков (еврейского и, в особенности, греческого) или из–за того, что история религии была преподана им в искаженном виде, или из–за обращения к неадекватному переводу или толкованию Писания. Что касается швейцарского протестантского богослова, то глубина его познаний в области библейских языков, религиозной истории и текстов, составленных до и после никейского периода, не вызывает сомнения. То же самое можно с определенностью сказать о его понимании различных доводов как в поддержку учения о Троице, так и против него, а также о библейских стихах, приводимых в споре обеими сторонами. Однако и Брюннер недвусмысленно показывает, что его принятие тайны Троицы является следствием теологических размышлений, а не убежденностью в том, что само по себе это учение находится в Писании[1099].

Конечно, можно приводить цитаты как созвучные словам Брюннера, так и обратные им. Я не разделяю всех его взглядов. Можно провести обсуждение относящихся к вопросу мест Писания, стих за стихом, привести аргументы за и против той или иной точки зрения. Но моя цель состоит не в этом. Сейчас я выступаю не против определенных учений, но против нередко сопутствующих им догматизма и нетерпимости[1100]. Я привел данные цитаты лишь для того, чтобы показать: есть глубоко уважаемые ученые, которые, хотя и не поддерживают Свидетелей Иеговы, но и не считают, что ставить под сомнение библейскую обоснованность данной доктрины (в ее традиционной, ортодоксальной форме) было бы следствием невежества или радикально–сектантских взглядов[1101]. Для меня же еще важнее то, что они показывают всю безосновательность догматизма, когда одна группа категорично осуждает другую за то, что та не разделяет всех ее взглядов, или когда одни по этой причине отказываются считать других христианами. Я нахожу примечательным, что в противоположность выраженной в процитированных выше источниках умеренности и осторожности, лица, чьи академические знания намного слабее, зачастую проявляют в этих вопросах гораздо меньше терпимости и рассудительности. Не сомневаюсь и в том, что часть их аргументов и доводов в глазах упомянутых уважаемых ученых выглядела бы совершенно беспомощными и недостойными обсуждения. Являемся ли мы людьми образованными или нет, всем нам необходимо избегать догматизма и резких суждений, поскольку, на мой взгляд, они являются проявлением не мудрости и проницательности, а узости мышления и недалекости.

Итак, я убежден, что истинной религией является само христианство, а не какая–либо одна религиозная структура, заявляющая о том, что она отражает и представляет учение Сына Бога лучше остальных. Я также верю, что истина находится в Писании, а не в каких либо его толкованиях, которые были или еще будут подготовлены людьми. Эта истина заключается не только в самих по себе словах, но в первую очередь в откровении о Боге и его Сыне. Наши взгляды на те или иные аспекты вероучения почти неизбежно будут отличаться, но если каждый из нас руководим Божьим Духом, то мы без труда достигнем согласия по этим ясно изложенных учениям.

Конечно, было бы гораздо проще иметь возможность помогать людям, предлагая им простые и быстрые решения. Многие из написавших мне людей, очевидно, искали именно такой помощи. Некоторые хотели бы перейти из одной достаточно крупной и заметной религии в другую. Разочарованные моими ответами, они, судя по всему, обращались к другим источникам помощи, и их дальнейшие шаги мне неизвестны.

Было бы приятно иметь возможность делать для людей великие свершения, отвечать на их запросы и нужды таким образом, чтобы никогда никого не разочаровывать. Но это недостижимое желание. Мне неизвестно никаких волшебных формул, позволяющих легко и просто решать насущные проблемы, а результаты моей помощи другим нельзя назвать яркими или блистательными. Улучшения обычно становятся заметны после многих месяцев (а иногда лет) переписки и почти всегда достигаются не сразу: остро переживающие люди постепенно преодолевают горькое чувство обиды, неопределившиеся в своих отношениях с Богом достигают больших уверенности и мира. Меня утешают прощальные слова Павла собранию братьев в Эфесе. Понимая, что, по всей вероятности, это была их последняя встреча, и предупредив эфесян, что скоро в собрании появятся лица, которые, стремясь к личной власти, будут искажать истину, апостол произнес:

И ныне вверяю вас Богу и слову Его благодати, слову, что может укрепить вас и дать вам наследие, обещанное всем, кого Бог освятил[1102].

Я не вижу вреда в том, чтобы поощрять людей обращать свое сердечное доверие не к людям и человеческим системам, а к Богу; поддерживать их веру и заверять в том, что просьбы к Создателю (направленные прямо, через молитву, и косвенно, всем нашим образом жизни) не остаются неуслышанными. Наш небесный Отец с мудростью отвечает на них, но нам необходимо понимать: предоставляемые им ответы могут быть не такими, какие мы хотели бы услышать, но услышать их все же необходимо. Я не вижу вреда в том, чтобы верить: если мы искренне ищем, прилагая в поиске все усилия, то обязательно найдем то, чего искать стоило. Если мы продолжаем стучать, — если используем любые возможности, которые могут оказаться духовно полезными для нас и для других, а не просто пассивно ждем благоприятных обстоятельств, — то перед нами откроются многие двери[1103].