Смерть усмиряет наше тщеславие

Смерть усмиряет наше тщеславие

Царственное положение человека в видимом мире стало его ахиллесовой пятой. По наущению диавола человек дерзнул последовать иным путем, чем тот, который ему предписал всемудрый Бог. Если бы первозданные остались верными Владыке Богу и старались быть мудрыми и смиренными, они не потеряли бы своего царственного достоинства, не лишились бы той чести, которой их удостоил Бог [[244]]. К сожалению, свободу от страстей и отсутствие смерти они не почитали как дары благодати Божией. Они расценили это как преимущества для достижения богоравенства тем путем, который им указал человекоубийца диавол.

Давайте проследим, что говорит по этому поводу святитель Иоанн Златоуст. Поскольку Адам «не сумел воспользоваться благополучием, но оскорбил своего Благодателя» и счел обольстителя диавола более достойным доверия, чем Бога, возвеличившего его; поскольку он ценил себя выше, нежели следовало по его возможностям, и посягнул стать богом своими собственными силами, то вмешалось Божественное научение, чтобы предохранить его от большего крушения и от непоправимой катастрофы [[245]]. И, как видите, план Божественного Промысла таков, чтобы человеческая природа могла восстановиться. Человек стремился перейти границы, внутри которых ему следовало пребывать, и Бог с любовью снова водворяет его в безопасные пределы. Он {стр. 98} делает тело тленным «для блага души, дабы смирить гордость и низложить высокоумие ея» [[246]].

Бог действует таким образом не потому, что ненавидит Свое творение иди питает к нему отвращение, но потому, что заинтересован в нем, и этими мерами препятствует в корне «пагубе и губительной гордыне», которыми была отравлена человеческая душа. Святитель Иоанн Златоуст представляет, как Бог объясняет Свое действие по отношению к человеку: «Я тебя призывал к большей чести, ты же, проявивший себя недостойным дара, изгоняешься из Рая. Несмотря на это, Я тебя не презрю, но буду исправлять твой грех и возведу тебя на Небо. Поэтому Я попускаю тебе умереть; Я оставляю твое тело гниению и тлению. Ты же, видя все это, поймешь свое бессилие, свое земное начало, свою малость и не будешь «воображать о себе» и «мечтать» более надлежащего о себе» [[247]].

Действительно, «в хладном покое могилы заканчивает человек свою жизнь, хоронит свои мечты и труды, свое горе и страдание». При телесной смерти «груда земли торжествует над существованием, глумится над жизнью. Хотя мир продолжает свой путь, когда творение поражено […], владыка земли, господин творения, главное действующее лицо на сцене истории, беспощадно умещается на клочке земли, которым закончится его лихорадочная жизнь и бурная деятельность!» [[248]]. Итак, смерть заставляет нас осознать нашу незначительность и ничтожность. Она ограничивает и сдерживает наше высокомерие и эгоизм. Если бы наши тела не были подвластны тлению, во многих оставалось бы тщеславие, «худшее из всех зол». Мы видим смерть, видим {стр. 99} червей, обоняем зловоние, и даже при этом многие из нас осмеливаются провозглашать себя богами! Что же могло бы случиться, если бы всего этого не произошло? [[249]]Следовательно, наша подверженность тлению и смерти имела целью держать нас в смирении.

Благодетельное назидание и непостижимая мудрость Божия проявляются в случае со смертью Авеля. Бог не позволил Адаму умереть первым; Он попустил, чтобы прежде умер его благочестивый сын, так что Адам, преступивший заповедь, узнал, сколь тяжела, удручающа и труднопереносима смерть. Если бы Адам умер первым, он бы не познал ужас смерти, поскольку не видел бы перед этим другого умершего. Но вот, когда Адам еще жив, умирает не кто иной, как его сын. Горе отца было сугубо тяжким, если принять во внимание добродетели праведного Авеля и его юношеский возраст. Ибо смерть взяла Авеля не в старости, но «в расцвете лет». И умер он не естественной смертью, но несправедливо и насильственно, от предательского удара своего брата. Всеми этими обстоятельствами «лицо смерти приуготовлялось страшным». Видя своего сына бездыханным и недвижным, видя его юное тело безгласным и тленным, Адам испытал боль и страдание, подобные испепеляющему горнилу. Все его существо было потрясено, ибо он увидел праведного Авеля «не внемлющего звукам, невменяемого, не плачущего», не рыдающего и не стенающего, не состраждущего своему отцу, который пребывал в скорби. [[250]]

Быть может, сегодня все это не производит на нас впечатления. Однако если мы мысленно перенесемся в ту эпоху, когда смерть явилась впервые, к тому же столь внезапно, коварно, жестоко и предательски, мы поймем, {стр. 100} сколь ужасной она предстала Адаму. Мы поймем, как наказание Божие смертию становится благом, ибо оно возвращает нас и наставляет на безопасный и спасительный путь смирения и самопознания.