Утрата святости

Утрата святости

В некотором смысле понятие земли отсутствует в Новом Завете. Нигде в Новом Завете географическая территория Палестины не связывается с какой–либо богословской значимостью. Земля как священное место потеряла значение. Лексикон благословения, святости, обетования, дара, наследия и тому подобного никогда не употребляется по отношению к территории, населенной еврейским народом, где–либо в Новом Завете, хотя часто упоминается в Ветхом Завете. Частично это объясняется тем, что церкви стремительно распространились за пределами Палестины, в других землях Средиземноморья и дальше. Но важнее то, что святость земли и все прочие ее атрибуты в ветхозаветном мышлении были перенесены на самого Христа. Духовное присутствие живого Христа освящает любое место, в котором находятся верующие в него. Это перенесение святости земли на Христа хорошо представлено У. Д. Дейвисом (W. D. Davies), который показывает, как христианство отреагировало на конкретные требования иудаизма, включая землю: «в переводе на Христа, которому подчинены все места и все пространство, как и все другое. Христианство, по сути… заменило святость места святостью личности, отождествив священное место с Христом».[161] Обещание Иисуса быть там, где собирается его народ, делает ветхозаветное обетование Божьего присутствия среди его народа в их земле универсальным, ведь теперь народ Иисуса находится повсеместно:

Иисус там, где собран Твой народ,

Там созерцают они Твой престол милосердия.

Где они ищут и находят Тебя —

Святая земля повсюду.[162]

Более того, географической земле Израиля нет места в учении Нового Завета об окончательном будущем Божьего народа. Даже в ключевых отрывках, в которых обсуждаются отношения христиан из евреев и неевреев, особенно в Рим. 9 — 11, где Павел говорит о будущем еврейской нации, земля, или что–нибудь в этом роде, не упоминается. Также нет указаний, что Павел, будучи сам верующим евреем, считал, что земля как территория все еще имеет богословское значение для еврейских христиан. Вне всякого сомнения, Павел включил бы землю в великие дары, полученные евреями от Бога; однако весь контекст и ход его аргументации демонстрируют, что он считал все, полученное евреями от Бога, сосредоточенным, исполненным и превзойденным в личности Мессии, Иисусе (ср. Рим. 9, 4–5; 10, 4). Это на самом деле было его личным символом веры, когда он сравнивал все, что имел в своем прошлом статусе, с тем, что было теперь у него в Мессии (Флп. 3, 3–11). И в яркой аллегории в Гал. 4 он противопоставляет нынешний земной град Иерусалим, сравнивая его с Агарью, городу свободных детей Божьих, применяя пророчества, которые изначально произносились об Иерусалиме для мессианской общины верующих в Иисуса.

Конечно, поскольку Павел не касался напрямую темы земли как богословской проблемы, мы не можем быть уверенными в отношении его взглядов на ее богословскую значимость. Его молчание по этому поводу, тем не менее, представляется красноречивым, учитывая глубину, с которой он рассматривает некоторые ветхозаветные реалии, которые считал богословски значимыми. По этому поводу я думаю следующее: если бы Павел имел дело с проблемой земли, как, например, с обрезанием, он бы разрешил ее похожим образом. Мы знаем, что он не придавал какого–либо богословского значения физическому обрезанию в искупительном деле Бога. Спасение людей и их принадлежность к общине завета больше не требовали подчинения этому знаку национальной идентичности с еврейским народом. Во Христе не имеет значение ни обрезание, ни необрезание. В этом Павел был абсолютно уверен. Но как только этот тезис был признан, он считал обрезание вопросом морально нейтральным — не имело богословского значения, обрезываешься ты или нет (Гал. 5, 6; 6, 15). Он не возражал, чтобы еврейские христиане сохраняли эту практику, и даже обрезал Тимофея из–за культурного окружения его служения (Деян. 16, 3).

Подобным образом мы можем себе представить его мнение о том, что земля как территория больше не имела богословского значения в искупительной цели Бога, потому что она теперь полностью связана с искупительным делом распятого, воскресшего и пребывающего Мессии. Обетование спасения через Иисуса доступно любому живущему где угодно; нет никакой особенной привилегии или преимуществ у живущих в земле ветхозаветного наследия Израиля. Если бы этот тезис был действительно принят иудеями, Павел допустил бы мысль, что еврейские христиане могут чувствовать эмоциональную и культурную связь с землей своих предков. Но их вера, надежда и поклонение больше не должны сосредоточиваться на той земле, а только на едином Христе. Сам Мессия учил этому, когда отвлек внимание самаритянки от спора о правильном географическом месте поклонения Богу к единственно верной личности, через которую поклоняться Богу; а именно к нему самому, Мессии. Иисус, а не земля будет центром духовного поклонения Богу отныне и навсегда (Ин. 4, 20–26).[163]