Новый смысл молитвы. Ричард Рубенштейн, Амос Функенштейн, Эмиль Факенхайм

Надо сказать – и статистика, приведенная нами в начале главы, это подтверждает – что для очень и очень многих все это звучало не слишком убедительно. Например, для Ричарда Рубенштейна, который в своей книге «После Освенцима» (1966) решительно порвал с классической идеей всемогущего и всеблагого бога и, вслед за Ницше, объявил, что бог мертв и что после Освенцима всякое богословие, использующее традиционные иудейские представления о боге, «интеллектуально нетерпимо». Рубенштейн призвал заменить традиционное богословие утверждением ценности человеческой жизни «ради нее самой, без всяких богословских обоснований и оправданий. Отныне мы должны искать в мире радости и полноты жизни, а не мистического эсхатологического будущего. Нет надежды на спасение для рода человеческого, чья участь – вернуться в ничто».[635] Мы – конечные существа, настаивает он, и наше «я» тоже конечно. Так пусть нашей целью станет открытие себя в посюстороннем мире. Пусть молитва из обращения к богу превратится в выражение наших чувств и чаяний. Если нам вообще зачем-то нужен бог, то будем понимать бога как средоточие наших ценностей, сердцевину «всего по-настоящему важного в жизни». Рассуждения Рубенштейна возмутили многих верующих иудеев, и он был «исключен» из иудейской религиозной общины.[636]

Амос Функенштейн, профессор гебраистики в Университете Беркли, Калифорния, также спорил с мнением, что холокост недоступен человеческому пониманию и осмыслению. Он полагал, что историки, психологи, социологи и философы «должны приложить все усилия, чтобы понять эту катастрофу, руководствуясь рациональным убеждением в том, что понять ее возможно». Чтобы понять холокост, настаивал он, мы должны «повернуться от бога к человеку».[637]

Схожим образом мыслил и Эмиль Факенхайм, беженец из Германии, избежавший нацистских преследований и со временем получивший канадское гражданство. В двух своих книгах, «Участь человека после Освенцима» (1971) и «Присутствие Бога в истории» (1970), Факенхайм писал, что после Освенцима невозможно более верить в Бога Искупителя. Теперь, писал он, главная задача евреев – выжить, «оставаться отдельным народом, живым, сильным и единым»; «после лагерей смерти у нас осталась одна-единственная высшая ценность – существование». В сущности, Факенхайм объявил выживание еще одной, 614-й заповедью. (Раввинистический иудаизм насчитывает в Торе 613 заповедей.) Кроме того, он полагал, что Израиль стал своего рода «ответом на холокост», и, следовательно, существование Израиля вполне оправданно.[638]