Искусство как побег от времени. Ганс-Георг Гадамер

Совсем другой идеал предлагает немецкий философ Ганс-Георг Гадамер (1900–2002). По его мнению, цель и смысл жизни следует искать в искусстве, особенно в поэзии. Области искусства и философии для него более или менее совпадают. Его статья «Философия и поэзия» была опубликована в 1986 году.

Сын профессора-фармаколога, родившийся в Марбурге, Гадамер работал ассистентом на кафедре у Хайдеггера. «Всю жизнь меня не оставляло это проклятое чувство, что Хайдеггер заглядывает мне через плечо», – признавался он позже. За пределами своего преподавательского круга он не был известен, пока не опубликовал в 1960 году книгу «Истина и метод». В глазах многих эта книга сделала его одним из величайших мыслителей ХХ столетия.

С нашей точки зрения, важнейший вклад Гадамера в мировую философию связан с его исследованиями культуры, особенно со статьей «Значение прекрасного», в которой он рассматривает «искусство как игру, символ и праздник». Философ полагал, что значение, роль или функция искусства в современном мире часто забывается точно так же, как часто мы забываем об игре – деятельности, приносящей бескорыстное удовольствие. Искусство для него играет важную символическую роль: оно открывает для нас «пространство, в котором и мир, и наше место в мире предстают чем-то единым и нераздельным, но неисчерпаемо глубоким»; в этом удивительном месте мы можем «обитать», освободившись от обычного течения времени. Бескорыстное удовольствие, которое доставляет нам искусство, – это способ бегства из обычного времени в «автономное». Второй признак хорошего искусства – его «праздничность», говорит Гадамер – также освобождает нас от обыденного времени и «открывает для нас возможность истинной общности».[839]

В первую очередь Гадамер видел нечто уникальное в поэзии: существуют, говорил он, особые отношения между поэтической речью – прежде всего, лирикой – и созерцательной философией, в поэтическом мире имеется особая завершенность, он создан таким образом, что не имеет значений «за пределами тех, что выбирает себе сам».[840] Поэтический язык, говорит он в другом месте, «всегда устанавливает особенно тесную связь с миром значений». Поэзия – это всегда «мыслящее слово на горизонте несказанного».

Гадамер настаивал, что искусство в современную эпоху «страшно обкорнано», поскольку лишено своей традиционной связи с греко-христианской религией и мифологией; оно полностью отброшено назад, к собственным ресурсам слова, превратившись в самодостаточную автотелическую [самоцельную] деятельность. Со времен Гегеля, полагает Гадамер, поэзия все более и более обращается внутрь себя именно потому, что становится «скромнее» – иными словами, утрачивается ее связь с религией; хотя, парадоксальным образом, это и приводит к появлению поэзии, куда более радикальной в своей «погоне» за миром. «Поэзия помогает нам чувствовать себя в мире как дома, показывает, что этот мир, общий для нас всех». Поэзия – это «завершенность без цели», поскольку она разделяет со спекулятивным дискурсом – философией – существование на границах верификации. Религиозный элемент жизни и нашего сознания нашел себе новое пристанище во «внутреннем измерении поэтической речи».[841]

Многие из этих наблюдений более или менее совпадают с теми, что мы приводили в главе 23, обсуждая поэзию. Основная мысль Гадамера, что поэзия – разновидность философии, особенно там, где она связана с горизонтом языка (и, следовательно, смысла); и что, как говорил еще Сартр, лирика в каком-то смысле стоит выше философии. Чтобы жить благой жизнью, нам необходима способность петь.