Рациональность религии: постсекулярное общество?

В своей книге «Между натурализмом и религией» Хабермас говорит о проблемах того, что называет «постсекулярным миром». Он считает, что вера в архаические религиозные учения осталась в прошлом; однако идеологическое напряжение, подрывающее гражданское согласие по всему миру, и готовность использовать религию в политических целях, лишь возрастают. Хабермас отмечает, что со времени падения Берлинской стены и сопутствующих перемен в 1989–1990 годах религиозные традиции и общины приобретают все большую политическую значимость и что особенно острые проблемы и споры возникают вокруг религиозных законов о семье. По его мнению, об отношениях между религией и светским обществом в современном государстве давно пора поговорить начистоту.

Довольно воспринимать разум как нечто трансцендентное: закон и порядок современного государства должны быть основаны на общем здравом смысле, на аргументах, в равной мере доступных каждому. Церковь необходимо отделить от государства; религиозные традиции должны смириться с нейтралитетом государства в отношении религиозных вопросов и практик; всем нам пора признать, что быть законопослушными гражданами – первейший наш долг, превосходящий все иные обязательства. Дальше Хабермас переходит к более спорным тезисам: «Люди не должны публично высказывать и защищать свои позиции на языке религии (даже если не могут найти адекватного «перевода на светский язык»)», и – не менее спорное утверждение: «Вера и разум – лишь разные формы догматизма».[867]

Хабермас приводит аргумент, который обычно считают у него самым оригинальным: хотя разногласия между верующими и сторонниками светского общества «не могут быть разрешены на когнитивном уровне», религии куда более рациональны, чем полагают атеисты, и сторонники светского общества должны это признать. «В наше время религиозные традиции выполняют специфическую задачу – дополняют то, чего нам [в жизни] недостает. Они поддерживают в нас чувствительность к неудачам и страданиям. Они помогают нам не забывать о тех сторонах личных и общественных отношений, в которых прогресс разума и культуры ведет нас лишь к погружению в глубины отчаяния».

Развивая свою мысль, Хабермас утверждает, что понятия независимости, индивидуальности, свободы, солидарности, вдохновения – все родились в недрах религий; что в речах и деяниях пророков и святых мы и сегодня можем найти уроки преодоления слабостей человеческой природы; что идея откровения всего лишь «сокращает путь к распространению рациональных истин»; что благочестие вполне рационально – оно помогает верующему вести себя достойно. Более того, по его мнению, трансцендентность – это не что иное, как попытка спустить «точку зрения бога» в наш мир; религии предлагают свои истины в доктринальной форме, чтобы сделать их доступными для людей; естественные науки и современное светское мировоззрение – результат интеллектуальной истории человечества, «в которой религии составляют неотъемлемую и важнейшую часть».[868]

По мнению Хабермаса, на это стоит обратить внимание по двум причинам. Во-первых, если представители разных религий признают их общее происхождение, им станет гораздо легче относиться друг к другу терпимо. Во-вторых, религиозным людям в современном обществе приходится приспосабливаться к светскому государству, и из-за этого они несут на себе «когнитивное бремя», светским гражданам неведомое. Поэтому, чтобы сравнять счет, Хабермас предлагает светским людям признать, что мы сейчас живем в постсекулярном обществе, и тоже взвалить на себя когнитивное бремя: «В соответствии со стандартами просвещения, требующими сознавать и критически оценивать собственные ограничения, светские граждане [должны расценивать] свою неготовность согласиться с религиозными концепциями именно как несогласие, которого естественно ожидать». И религиозному, и светскому гражданину нужно научиться понимать друг друга.

Разумеется, Хабермас не тешил себя иллюзией, что такое движение друг к другу будет легким и безболезненным. Он отмечал – как отмечал и Дворкин, и о чем всю жизнь писал Фрейд – что «источники наших чувств ускользают от понимания» и что светскому сознанию всегда будет легче сохранять нейтралитет. «Для религиозного сознания иной образ жизни не просто инаков, но ошибочен. Понимание и терпимость к иному для религиозного человека находится в опасной близости к греху». Иными словами, полного равенства в когнитивных бременах верующего и неверующего достичь не удастся. Необходимо сводить это неравенство к минимуму, однако понимать, что полностью оно не исчезнет.[869] (В 2012 году английский писатель Ален де Боттон опубликовал популярную версию этого рассуждения в своей книге «Религия для атеистов», где он принимает мысль, что религиозные практики по сути своей разумны, и размышляет о том, как можно было бы эти практики «осовременить». Например, пишет он, почему бы не открывать рестораны «Агапе», куда люди приходят не посидеть с друзьями, а познакомиться с новыми людьми? Они садятся за стол; перед ними кладут книгу с «правилами поведения за едой». «Книга Агапе предписывает посетителям разговаривать друг с другом в течение определенного времени на определенные темы… Благодаря ресторанам «Агапе» мы сможем избавиться от страха перед незнакомцами». Еще одно его предложение – проводить четыре раза в год «Дни искупления», во время которых люди организованно просят прощения за совершенные ошибки и прощают друг друга, оставляя в прошлом обиды и вражду. Третья его идея – ежегодная «свободная ночь», когда люди покидают своих возлюбленных и супругов, «флиртуют и совокупляются с первыми встречными, а наутро возвращаются к своим партнерам – зная, что партнер этой ночью делал то же самое, и что это ничего не значит». Один критик назвал идеи де Боттона «то ли невероятно смелыми, то ли просто идиотскими». На мой взгляд, слабоумие в них гармонично сочетается с отвагой.)

Наконец, мы возвращаемся к тому, с чего начали – к книге Хабермаса «Сознание утраченного». Она написана в соавторстве с иезуитами – преподавателями германских университетов, отвечавшими на статью, давшую книге ее название. Здесь Хабермас повторяет многие уже известные нам тезисы – и заявляет еще решительнее прежнего: мы действительно утратили нечто очень важное – солидарность. Мы, говорит он, не контролируем динамику современного мира, и большинство из нас чувствует «бессилие перед тем, что нас окружает». Религию нельзя считать иррациональной; разум не всесилен; «научная» вера в то, что естественные науки дадут нам новое понимание мира и себя – всего лишь дурная философия. Современный мир подталкивает нас к бегству в частную жизнь – однако это по большей части «жизнь в вечном раздражении и тревоге». Светская мораль не укоренена в общих практиках, и поэтому нам не хватает «импульса к солидарности».[870]

Не разочаровывает ли нас такое заключение? Верно ли, что светская мораль не укоренена в общих практиках? Действительно, такие современные мыслители, как Рорти, Хилари Патнем, Нозик и Дворкин согласны, что нашему обществу необходима бо?льшая социальная связанность. Отвечают этому импульсу и современные изменения в законодательстве – тоже своего рода практики. Когнитивные различия между светскими и религиозными людьми, о которых говорят и Дворкин, и Хабермас, остаются – и полностью избавиться от них невозможно. Однако эти различия вовсе не обязательно должны вести к конфликтам вроде тех, какие сейчас происходят между религиозными группами по всему миру.

Может быть, в этом есть урок, о котором Хабермас не написал. Возможно, он прав, когда говорит, что светский человек в современном мире несет меньшее когнитивное бремя, чем религиозный. Выходит, неверующим в наше время быть легче, чем верующим?

Если так – это, несомненно, результат общего труда мыслителей, упомянутых нами в этой книге.