I От Иргенского острога до Тобольска

Вскоре Аввакум со своими спутниками достиг Байкала; они шли по уже раз пройденному пути, шли по тем же местам, по которым направлялись в ссылку. Этот путь сейчас представлял меньше затруднений, ибо им пришлось плыть по течению. Но он все-таки вызывал немало тревог, были опасности как со стороны местных жителей, так и со стороны возможной нехватки пропитания, не исключалась возможность голода. Но Господь, мог ли он быть глух к мольбам своих верных? Они убили вола, мясо которого доставило им пропитание. У устья Селенги их ожидала новая удача. Устье этой реки славилось изобилием рыбы, и как раз на счастье там на месте оказалась ватага рыбаков. То были истинно русские люди, гостеприимные, сочувствующие всем несчастным, которые, наверное, никогда не закидывали сетей, прежде чем обменяться следующими словами. Старший, или башлык, произносил: «Господи Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас, грешных!» Вся артель хором отвечала: «Аминь!» Старший затем, наклоняясь то налево, то направо от лодки, говорил: «Господи, сохрани!», артель же продолжала: «Господи, помози!»[990] Они приняли как братьев путешествующих, которые не были ни чиновниками, ни алчными искателями приключений: они их накормили, помогли им привести их утлый челн в надлежащее состояние, позволяющее ему переплыть через Байкал; для этого они установили на нем примитивный парус; наконец, рыбаки убедили их принять от них некоторый запас рыбы[991]. Но нельзя было задерживаться, если только отряд хотел достигнуть Енисейска до начала зимы.

Переход через озеро был очень тяжелым: в открытом море ветер отсутствовал, когда он так был необходим; близ берега же он поднялся, как настоящая буря, угрожая разбить суденышко о скалы.

Байкальское море, со своим непостоянством и со своим изобилием рыбы, окруженное высокими, изрезанными горами, которые, хотя и были покрыты роскошной и яркой растительностью, но вместе с тем представляли собой естественные башни и колонны, произвело на протопопа совершенно иное впечатление, чем когда он отправлялся в изгнание. Тогда присутствие Пашкова, беспорядок, царивший среди сорока дощаников, страх перед неизвестным будущим наполовину скрывали от него красоты природы. Теперь же он находился перед ней почти в одиночестве и наблюдал ее своим взором деревенского жителя, привыкшего к правильному и точному восприятию и умеющего применять явления природы к живой жизни: он видит луковицы, которые были крупнее, чем в Романове; рыбы такие жирные, что их и жарить нельзя; он наблюдает все с восторгом очарованного художника, открывшего новый мир, со всем его разнообразием, со всеми его яркими цветами. К его прямым наблюдениям примешиваются размышления философа о заботливости Создателя вселенной[992].

Достигнув другой стороны озера, они оказались перед Ангарой. Теперь тут, недалеко от предгорий, был основан новый сторожевой Иркутский острог[993]. Колонизация Сибири за эти шесть лет очень расширилась. Но хотя быстрая Ангара замерзает поздно, путешествующие спешили достичь Енисейска. Они достигли его только в октябре. Нам неизвестно, какова была судьба больных и слабых, а также и двух пашковских изуверов. К несчастью, мы также не очень хорошо знаем, как Аввакум со своей семьей провел зиму в Енисейске. Надо полагать, что, будучи вызван царем, он был неплохо принят воеводой Иваном Ржевским, который в 1659 году занял место Максима Ртищева[994]. Он, по-видимому, был порядочным администратором; ему было уже за пятьдесят; он был вдов, жена его была некая Милославская[995]. Аввакум с ним беседовал довольно-таки запросто, это может быть видно из того, что однажды он поведал ему свое тайное желание, свою самую сокровенную мечту, которую он уже ранее, до своего отъезда из Даурии, высказывал казакам: заставить Пашкова принять монашеский постриг[996]. Он использовал свое возвращение в более или менее культурные места, чтобы отдаться удовольствию, которого он был долгое время лишен, а именно чтению. Позднее он вспомнит о Цветнике, извлеченном из Патерика Скитского, который он читал в Енисейске[997]. Сомнительно, чтобы он мог получить тут сведения о состоянии церкви, которые он желал бы иметь. Неполные и неточные известия, которые он собрал среди людей, которые были больше заняты охотой на соболей, заготовкой продовольствия и разведкой недр, чем религиозными вопросами, не удовлетворили его. Отсутствие точных известий, вероятно, и способствовало его намерению ускорить отъезд и скорее достичь лучше осведомленных местностей.

Однако он достаточно узнал и наблюдал, чтобы понять, что русская церковь была уже в течение четырех лет без пастыря, что Никон сам покинул свое место служения 10 июля 1658 года и был низложен Собором в феврале 1660 года; вместе с тем, он не был никем замещен; понимал он также, что церковь была в состоянии острой тревоги, во власти неустройства и соблазна. Думая обо всем этом, Аввакум колебался между двумя чувствами: с одной стороны, желанием не вовлекать свою семью в новые тяжелые испытания, с другой стороны, перед ним стоял долг возвысить свой голос, всегда защищать истину. Может быть, как раз к этому времени относится одно событие, не точно датированное в Житии. Его жена, видя однажды, что он очень занят, подходит к нему, о чем-то его деликатно спрашивает. «Вы меня по рукам и ногам связали», – вдруг бросает он ей с отчаянием в ответ. Она же отвечает коротко: «Как ты так говоришь? Не так ведь нас учил! Добро, делай свое дело, обличай блудню еретическую, а о нас не тревожься. Все будет так, как Богу угодно»[998].

Вскоре, вероятно после вскрытия рек, вся семья воспользовалась первым судном, чтобы продолжать свой путь на запад. Несчастья все еще преследовали ее. На Оби она вместе со своими новым товарищами по путешествию попала в руки восставших туземцев; двадцать человек из числа их спутников были убиты; протопоп сам слышал, как дикари обсуждали его судьбу; впрочем, они затем отпустили его на свободу. Это были, очевидно, те остяки, которые, когда к ним приехал архиепископ Симеон, так сильно жаловались ему на лихоимство воевод и царских людей: Аввакум был совсем не из тех, кого они искали[999].

Несколько дальше, на Иртыше произошло такое же происшествие: остяки засели в засаду, чтобы во время перехода захватить караван, ежегодно поднимавшийся из Березова вверх до Тобольска. Купцы, военные и должностные лица были их злейшими врагами. Аввакум со своими товарищами причаливают, ничего не зная, как раз к этому месту. Их окружают. Но Аввакум не теряет своей твердой веры в Провидение; он дарует мир этим дикарям; он говорит им: «Христос со мною, а с вами той же». Туземцы сразу же опускают свои луки. Анастасия ласкова с женщинами. Завязались сношения. Аввакум закупает медвежьи шкуры. После того как последняя опасность исчезла, отряд отчаливает по направлению к Тобольску[1000]. Нельзя сказать, чтобы отряд не был напуган встречей с остяками. Однако от них отряд узнал, что Пашков, несмотря на свой конвой и оружие, был напуган еще больше.