Рукоделие и милостыни
Рукоделие и милостыни
Рукоделием Старца была резьба по дереву. Он рассказывал: «Я вырезал на дереве иконы, изображающие пророка Моисея, получающего скрижали с заповедями. Дерево для рукоделия я заготавливал сам. Возле ручья, если идти по направлению к келье Святых Бессребреников, росли нужные мне деревья — один из видов левкады — это дерево, похожее на серебристый тополь. Я пилил эти деревья, сушил древесину, делал дощечки и вырезал иконки. Часто, даже ночью, я приоткрывал дверь кельи и при свете луны, творя Иисусову молитву, шлифовал и подготавливал дерево к резьбе. Вместо инструментов у меня были только два маленьких ножичка. Я сделал их из ножниц фирмы «Зингер», которые привез с собой из Греции. Я разобрал эти ножницы на две части, заточил их и покрыл зеленой масляной краской, чтобы они не отражали солнечные лучи и не слепили мне глаза. Вначале на одну икону у меня уходило три дня. Потом я заканчивал икону в одиннадцать часов.
Рукоделие я отдавал в монастырь для продажи. Эти иконки шли у паломников нарасхват. Деньги за иконы я отдавал знакомым таксистам из Каира и просил купить на них одежду, шапочки, печенье, продукты и тому подобное. Потом я набивал этими вещами рюкзак и выяснял, где были стоянки бедуинов. Я подходил к их палаткам, подзывал бедуинских детей, отводил их в сторонку и раздавал им эти благословения.
Как-то раз, когда я пришел в палатку одного бедуинчика, которого звали Сулейман, он от благодарности поймал петуха и уже собирался его заколоть, чтобы угостить меня обедом. Он хотел таким образом отблагодарить меня за те вещи, которые я принес в благословение. "Да оставь ты, Сулейман, этого петуха, — сказал я. — Оставь, съедим его в другой раз". Ну как еще я мог ему объяснить, что не ем мяса?»
От многой любви к людям — творениям Божиим — Старец ставил себя на последнее место, он выбивался из сил, чтобы им помочь. Именно поэтому он не поехал в паломничество в Иерусалим — чего так хотел — не желая, чтобы "бедуинчики" лишились его благословения. И эти простодушные люди, понимая великую любовь Старца, в которой не было никакой личной выгоды и корысти, любили его сверх меры. Каждый раз, когда к ним приходил их любимый «Абуна Паизи» (по-бедуински «отец Паисий»), они от радости устраивали настоящее торжество.
Когда бедуины с потрескавшимися, израненными ногами — ведь они ходили босиком — приходили в аскетирий Старца, он замазывал трещины на их ногах воском и давал им по паре сандалий. Другим он раздавал шапочки — чтобы солнце не пекло им голову — или другие вещи, которые у него были. Однако бедуинов стало приходить так много, что денег, которые Старец выручал от рукоделия, уже не хватало.
Тогда он оказался перед выбором: «Для чего я сюда пришел: помогать бедуинам или молиться о всем мире?» Он решил поменьше заниматься рукоделием, надеясь, что Бог устроит все наилучшим образом.
В тот самый день, когда Старец принял это решение, его посетил один грек-врач, живший за границей. Старец заговорил с ним так, словно знал его многие годы: «Заходи. Я тебя ждал». Старец просидел с ним несколько часов, беседуя с любовью. Дал ему несколько добрых советов и, кроме того, открыл некоторые вещи из его жизни, о которых никто не знал.
Тогда, находясь под впечатлением от дарования Старца, врач дал ему сто золотых монет со словами: «Возьми эти деньги, чтобы помогать бедуинам, не нарушать распорядка своего дня и не оставлять молитвы».
«Я не мог удержаться от слез, — рассказывал впоследствии Старец. — Я оставил его во дворе, зашел в келью, потому что не мог сдержать слез оттого, что Бог столь быстро дал мне ответ. Промысл и любовь Божия привели меня в такое состояние, что я рассыпался в прах».
Потом Старец проводил врача до монастыря по короткой тропинке, потому что уже наступила ночь.
Деньгами, выручаемыми от рукоделия, Старец также помогал одному не имевшему родителей юноше, который учился на богословском факультете в Греции.