Молитва и келейный устав Старца

Молитва и келейный устав Старца

Главным из подвигов Старца всю его жизнь был подвиг стяжания молитвы. Он верил, что молитва — это его служение. Прочие подвиги и аскеза были вспомогательными средствами в молитве. Согласно святому Исааку Сирину, такое расположение похвально: «Блажен, кто... всю телесную деятельность заменил трудом молитвенным»[213].

Старец испытал все способы и виды молитвы. Еще мирянином он вычитывал богослужения суточного круга и занимался молитвой Иисусовой. Будучи молодым монахом, он неопустительно участвовал в общем храмовом богослужении и как следует выучил богослужебный чин и устав. Живя в монастыре Стомион, он неопустительно совершал все, что предусматривает богослужебный устав. Его службы суточного круга в будни в общей сложности занимали пять часов ежедневно — помимо келейного монашеского правила.

Позже Старец советовал молодому монаху, который один поселился в келье и ревностно отдался творению Иисусовой молитвы, вычитывать что-то из богослужений суточного круга и по книгам. Старец предупреждал этого монаха, что в противном случае пройдет время, и один вид четок будет вызывать у него страх и отвращение. К несчастью, именно так и произошло, а затем это имело для монаха и другие горькие последствия. Молитва Иисусова — это сильная и твердая пища, однако некоторые нуждаются и в молоке.

Старец придавал большое значение расположению ума. Опираясь на собственный опыт, он советовал, как отдавать молитве наше свободное время: «Чтобы духовная жизнь стала легкой, нам не надо на себя давить. Мы должны спрашивать наш ум: "Хочешь, совершим богослужение суточного круга? Хочешь, почитаем Псалтирь? Или погуляем по тропинке, творя Иисусову молитву? Или, может быть, споем молебный канон Пресвятой Богородице с великими поклонами?" Так человек не устает, потому что все, что он делает, он делает с внутренним расположением.

Когда наша душа испытывает недомогание и мы не можем совершать поклоны, то помолимся Иисусовой молитвой сидя, почитаем что-то духовное, сделаем то, что нас привлекает. Если у ребенка нет аппетита, ты не можешь его заставить есть. Ты даешь ему что-то вкусное, что ему нравится. Потом, когда он выздоровеет, то начинает есть и ревит[214]. Так же ведет себя и душа. В молитве должно соучаствовать все сердце человека, без остатка. Молитва, аскеза духовные занятия должны совершаться от сердца. Человек получает духовный доход только в том случае, если ему предшествует духовный вклад, если ему предшествует жертва».

«Перед молитвой к ней необходимо подготовиться. Молитва — это тоже сопричащение Богу, это тоже Божественное Причащение. Через молитву человек приемлет Благодать Божию по-другому. Подобно тому как, причащаясь на Божественной Литургии, человек принимает в себя жемчужину Христова Тела и Крови, так в причастии молитвы молящегося осеняет Божественное пламя».

Внимательное чтение и изучение духовных книг собирает воедино ум, согревает сердце и приуготовляет их к молитве. «Ночью, — говорил Старец, — перед совершением нашего келейного правила духовное чтение не нужно, потому что наш ум чист и исполнен свежих сил». Старец подчеркивал, что особенно «внимательное чтение Евангелия необходимо для освящения души, даже если мы полностью и не понимаем его смысла. Читайте "сытные" книги, такие, как творения святого Исаака Сирина. Человек прочитывает одно только предложение из этих книг, и оно способно питать его целую неделю, целый месяц — теми духовными витаминами, которые в себе содержит. А сегодня я вижу, что многие занимаются чтением, испытывают от этого чтения удовольствие, но то, что они читают, их не касается, и в них ничего не остается. Они относятся к читаемому легко и несерьезно, а авва Исаак говорит, что "нарисованная вода не утоляет жажды". Помню, когда я был новоначальным, то читал немного святоотеческих книг, однако делал выписки из прочитанного, сравнивал себя со Святыми Отцами и видел, насколько далеко от них нахожусь. Я смотрелся в Святых Отцов, как в зеркало».

Особое место в жизни Старца занимало церковное пение. Он любил пение, несмотря на то что считал его несовершенной молитвой. Он пел в храме: на общих Всенощных бдениях, совершаемых накануне праздника, и на Литургиях, которые совершались в его каливе.

Хотя у Старца и была возможность выучиться петь по нотам, он этого не захотел. Но на слух он пел очень красиво, сладко, с благоговением и воодушевлением. Он чувствовал музыку. В пении участвовал не только его голос, но и все его существо. Весь он вдохновлялся Божественным вдохновением. Его голос звучал из его сердца и переносил слушателя на небеса. Когда он пел, создавалось впечатление, что он предстоит пред Самим Богом. Особенно он любил некоторые напевы, которые знал наизусть: «Динамис» Нилеоса, «Достойно есть» Папаниколаоса плагального четвертого гласа, «Херувимскую» Фокаэоса четвертого гласа, «Исповедайтеся Господеви», «От юности моея», протяжные песнопения «Бог Господь», причастны второго гласа, протяжные подобны, Богородичные догматики и другие песнопения. Он говорил: «Если на Всенощном бдении мы споем какие-то из песнопений медленным напевом, то они придадут богослужению величественность».

Старец советовал: «Когда мы расстроены или огорчены, будем петь что-то церковное. Псалмопение прогоняет диавола, потому что оно одновременно и молитва, и презрение к нему. Когда нас борят хульные помыслы, не надо противоборствовать им молитвой Иисусовой, потому что в этом случае мы противостаем диаволу лоб в лоб, и он воздвигает против нас еще большую брань. Когда приходят хульные помыслы, будем петь церковные песнопения, и диавол, видя, что мы его презираем, лопнет от злости».

Помимо песнопения Старец непрестанно славословил Бога.«Слава Тебе, Боже, слава Тебе, Боже, слава Тебе, Боже», — эти слова он произносил часто и с сердечным чувством. Они были преизлиянием его благодарности Господу.

Он советовал: «Лучше избегать молитв своими словами — кроме тех случаев, когда они сами вырываются из сердца».

Старцу было по душе проводить Всенощные бдения одному, молясь в своей келье. Однако на общих Всенощных бдениях, он пел вместе с отцами. В других случаях он молча следил за службой, а потом погружался в себя, творил молитву Иисусову, и тогда нельзя было сказать, находился ли он здесь или где-то еще. Он не мерил молитву часами, прочитанными канонами или протянутыми четками. Его, главным образом, заботило, чтобы молитва была чистой, доходила до Бога и приносила плоды. «Все остальное, — говорил он, — нужно для того, чтобы занять ночные часы и потом говорить, что столько-то часов мы совершали Всенощное бдение».

Больше всего Старец любил Иисусову молитву «Господи Иисусе Христе, помилуй мя». Этой молитве научила его мать, когда он был ребенком, а потом сам Старец возделал ее в себе. С того времени как он жил на Синае и в последующие годы молитва Иисусова — помимо некоторых исключений — заменяла для него все богослужения суточного круга. Молитва стала его дыханием, пищей и наслаждением. Он дошел до такого состояния, что его ум погружался в молитву Иисусову, и она продолжалась, даже когда он спал.

Старец усердно старался, чтобы его молитва была непрестанной. Он творил молитву и занимаясь рукоделием, и в дороге, и находясь на людях. Молитва — везде и всегда. Занимаясь физическими работами, он время от времени прерывался, удалялся в безмолвное место, становился на колени и погружался в Иисусову молитву — до тех пор пока кто-нибудь из посетителей не звал его и не возвращал на землю. Обычно он молился, стоя на коленях, с прижатыми к земле руками и головой. От многочасовых коленопреклонений его колени ослабли и с трудом удерживали его, когда он спускался под горку.

О молитве Старца говорить невозможно, потому что его духовные состояния были незримы и невыразимы. И как мы можем описать таинственные воспарения и восхождения его ума, не зная о них совершенно ничего? То немногое, что описывается здесь, блекло показывает духовное делание Старца, но не может точно выразить его меру и его духовное состояние.

Однажды Старец сказал молодому монаху: «Я в твоем возрасте каждую ночь совершал у себя в келье торжественный праздник». Старец имел в виду ночную молитву, являющуюся «деланием наслаждения»[215].

Однажды, когда погруженный в молитву Старец стоял в лесу на коленях, его укусил скорпион, но даже тогда молитвы он не прервал.

Ум Старца легко и очень быстро переносился в молитву, терял связь с окружающим миром и был«яко не сущий». Даже когда он ехал на машине или находился с другими, про себя он творил молитву Иисусову и, как свидетельствуют очевидцы, «весь погружался в Бога, становился с Ним един».

Известный на Святой Горе ученый и добродетельный насельник Иверского монастыря иеромонах Афанасий, один из выдающихся афонских монахов, говорил почившему отцу Афанасию Ставроникитскому: «Когда я умру, скажи отцу Паисию, чтобы он за меня помолился. Пусть он ухватит Божию Матерь за платье и станет Ей кричать: "Афанасия помилуй, Афанасия..."» В то время Старец Паисий был относительно молодым и неизвестным.

Старец считал само собой разумеющимся, что монах отдает себя молитве Иисусовой:«Господи Иисусе Христе, помилуй мя». Когда один молодой монах пожаловался Старцу, что он читает службу один и у него устает горло, Старец, побудить его к молитве Иисусовой, сказал: «У нас ведь есть еще и четки».

Он говорил: «Имя Христово всесильно. Молитва Иисусова — это страшное оружие против диавола. Перед началом молитвы надо исповедоваться Богу — конечно, предварительно поисповедовавшись старцу — и потом заниматься сердечной молитвой. Так каждый день мы полагаем в нашей жизни доброе начало».

«Молитва Иисусова должна произноситься в уме, а не вслух. Поэтому она и называется: умная молитва. Она не должна совершаться очень быстро (сто четок — не быстрее, чем за полторы минуты), потому что, молясь быстро, мы не чувствуем молитвы, подобно тому, как наспех глотая пищу, не чувствуем ее вкуса. Но также она не должна совершаться и очень медленно».

На вопрос: «Что поможет нам в совершении Иисусовой молитвы?» — Старец ответил: «Чувство нашей греховности и признательность Богу за Его дары помогут нам творить Иисусову молитву любочестно, а не механически. А потом молитва входит и в привычку. Когда мы познаем себя и будем размышлять о нашей неблагодарности, то нам будет хотеться заниматься молитвой Иисусовой. Когда мы доходим до такого состояния, что, проснувшись, продолжаем творить Иисусову молитву, которую творили во сне, — это значит, что наш духовный горизонт озаряют первые нежные лучи духовного рассвета».

Старец хотел, чтобы Иисусову молитву сопровождала аскеза. Те внешние способы, о которых пишут отцы Добротолюбия, например: низкая скамья, темнота, склонение головы на грудь, сдерживание дыхания и тому подобное — он считал лишь вспомогательными. О темноте он к тому же говорил: «А я свечки зажгу — и молюсь». Старец считал, что если этим вспомогательным средствам будет придано излишнее значение, то они могут причинить вред душе и телу человека или же завести его в прелесть. Однако если дыхание соединяется с Иисусовой молитвой естественным образом, без технических способов, то Старец это принимал.

Старец подчеркивал ту опасность, которая подстерегает практического делателя Иисусовой молитвы, но одновременно подчеркивал и ее сознательную цель, говоря: «Сейчас молитва Иисусова вошла в моду. Некоторые считают, что Иисусова молитва — это нирвана, и начинают творить Иисусову молитву, не помня ни о чем другом — чтобы успокоиться. Они стараются молиться, а у них начинает болеть голова. Они творят молитву как заведенные. Но разве мы часы? Что это за молитва: тик-так, тик-так? Такая молитва не приведет к совлечению ветхого человека. Будем творить молитву Иисусову с чувством. Для Христа большое значение имеет признание нами наших грехов. Он ждет от нас этого. Однако, осознавая за собой грехи, мы не должны и терять надежды.

Наша цель не в том, чтобы стяжать непрестанную молитву, а в том, чтобы совлечься ветхого человека. Обратимся внутрь себя, познаем самих себя и предпримем подвиг, для того чтобы отдалить от себя страсти. А когда мы все же будем видеть в себе страсти, станем просить у Бога помощи. Если мы будем поступать так, то со временем у нас появится и привычка непрестанной молитвы. Не надо стараться приобрести молитву Иисусову механически.

Не будем лениться творить молитву Иисусову. Христос в любое время снисходит до разговора с нами, а мы проявляем равнодушие? Сколько бы человек ни разговаривал со Христом — то есть сколько бы он ни молился, — он в этом никогда не раскаивается».

* * *

Испытав немало способов монашеской жизни, приложив старание к тому, чтобы применить на своем опыте то, о чем учат аскетические творения Святых Отцов, советуясь с опытными старцами, Старец Паисий, в конце концов, остановился на определенном уставе келейной жизни, который регулировал в соответствии со своими силами, возрастом, временем, которым располагал, и местом своих подвигов. Он говорил, что «монах должен привыкнуть к определенному монашескому уставу. Каждые десять лет монах должен делать генеральную проверку своих сил и определять себе соответственную меру подвижничества. Когда человек молод, он имеет большую нужду во сне и меньшую — в отдыхе. Когда он состарится, ему необходим больший отдых и меньший сон. Великой силой обладает привычка. То, к чему организм привык, он потребует тогда, когда придет для этого время — даже если у него в этом нет нужды».

Типикон Старца был приблизительно следующим. В три часа пополудни (девятый час по византийскому времени) он совершал Девятый час и Вечерню, после которой вкушал пищу. Потом совершал Повечерие и несколько часов молился по четкам. Потом ненадолго ложился отдыхать. Незадолго до полуночи просыпался и начинал свое келейное монашеское правило, переходившее в Полунощницу и Утреню, которые он тоже совершал по четкам. После окончания Утрени он немного отдыхал и с рассветом вновь начинал молитву и другие духовные занятия. В то время когда его не отвлекал народ, он совершал каждый из богослужебных часов в положенное время, а между часами занимался рукоделием, творя молитву Иисусову. Какое-то время он ложился спать сразу же после захода солнца, потом совершал бдение всю ночь и вновь немного отдыхал утром. Днем он не отдыхал никогда.

Невозможно описать устав Старца в то время когда, будучи моложе, он подвижничал в Синайской пустыне, потому что «все течение жизни его была непрестанная молитва и пламенная любовь к Богу»[216], а многочасовое рукоделие его не утомляло. Живя на Синае, он не видел людей, его никто не отвлекал, и он совершенно не отвлекался ни на что постороннее.

Живя в келье Честного Креста, Старец читал по богослужебным книгам только Шестопсалмие, канон из Минеи и вечером богородичный канон из «Феотокариона» святого Никодима Святогорца. Все остальное он совершал по четкам. Живя в «Панагуде», он совершал три четки-трехсотницы Христу, одну четку Пресвятой Богородице, одну — честному Предтече, одну — Святому дня и одну — своему Святому. Потом он повторял четки в той же последовательности с молитвой о живых и в третий раз — об усопших. Потом молился о людях, имевших серьезную нужду, или о каких-то особых нуждах.

В последние годы жизни, несмотря на то что целый день его отвлекали люди, он, помимо своего монашеского правила и богослужения суточного круга, ежедневно совершал более сорока четок-трехсотниц — на счет.

Псалтирь была у него разделена на три части, и он прочитывал ее за трое суток. После каждого псалма он молился об определенной категории людей, в соответствии с тем, как разделил псалмы преподобный Арсений Каппадокийский, и поминал имена. Читая Псалтирь таким образом, он не уставал, даже прочитывая по шесть-семь кафизм подряд.

Каждый год, в Страстную седмицу, желая более глубоко соучаствовать в Страстях Христовых, Старец прочитывал Страстные Евангелия в своей келье. От Утрени Великого Четверга до Вечерни с Великого Пятка на Великую Субботу — то есть с момента взятия Христа под стражу до снятия со Креста Старец не садился, не спал и ничего не ел. Он даже говорил, что в эти два священных дня принуждение себя к полному воздержанию от пищи имеет большую цену, чем воздержание в первые три дня в начале Великого поста (на первой седмице). В Великий Четверток и Великий Пяток Старец пил только чуточку уксуса, для того чтобы привести себе на память«оцет»

Владыки Христа. В эти два дня он не открывал дверь никому. Он закрывался в своей келье, пребывал в молитве, его сердце не располагалось даже к церковному песнопению. В последний год своей жизни он сказал, что почувствовал в эти дни особое состояние, какого не чувствовал никогда.

Без причины Старец своего устава не нарушал и не изменял. Он был бескомпромиссным монахом. «Хоть вчетвером меня удерживайте, — говорил он, — а свой монашеский канон я исполню». Даже когда он был очень болен и не мог стоять на ногах, монашеского келейного правила он все равно не оставлял. Он считал великим духовным разорением «влезать в духовные долги» и не выполнять монашеских обязанностей. «В тот день, когда я не могу исполнить своего монашеского правила, я чувствую себя плохо», — говорил Старец и огорченно качал головой.

В последние годы жизни, когда число посетителей очень возросло и они не давали ему совершать Вечерню в свое время, Старец, чтобы не упускать Вечерни, совершал ее по четкам еще утром. Он говорил: «Я читаю"Свете тихий..." в тот час, когда восходит солнце!» Совершив Вечерню, он был уже свободен и весь день мог посвятить людям. Бывали случаи, когда ради любви к людям, испытывавшим нужду, он приносил в жертву все. Он совершал свое Всенощное бдение, не просто молясь, но сострадая измученной душе и утешая ее, поскольку Бог«милости хощет, а не жертвы»[217].

Из письма Старца одному из духовных чад частично видно, какого устава он придерживался: «Вы спрашиваете меня о монашеском уставе. Если у вас есть возможность, то недолгое время попробуйте следующий устав: на восходе солнца начинайте Первый час. Пятнадцать минут — Час, пятнадцать минут земные поклоны и четку с молитвой о детях — "о всяком человеке, грядущем в мир", — чтобы они сохранили в этом мире целомудрие. Сюда же относится и молитва о тех, кто хранит свое девство, — к их числу относимся и мы сами. Потом, сидя, можно еще полчаса творить молитву Иисусову. Таким образом проходит час после восхода солнца, и Первый час заканчивается. Следующие два часа мы свободны посвятить чему-то духовному: духовному чтению, молитве, а если есть расположение — песнопению. Когда я говорю "мы свободны", то имею в виду, что душа должна свободно стремиться к тому духовному занятию, которого она желает, или же к рукоделию.

Потом начинайте Третий час таким же образом, как и Первый, с той только разницей, что молитесь на нем о священнослужителях и о том, чтобы не знающие Бога народы пришли к познанию истины. Я думаю, что не будет грехом читать и тропарь Третьего часа:«Господи, иже Пресвятаго Твоего Духа в третий час апостолом Твоим низпославый...». После Третьего часа — опять два свободных часа духовного времяпровождения или необходимое рукоделие, работа и тому подобное. То же самое и в Шестой час, с той разницей, что он посвящен миру, чтобы Благий Бог даровал ему покаяние. Два последующих часа можно провести так же, как и предыдущие, либо отдохнуть до Девятого часа. Потом вы совершаете способом, указанным выше, Девятый час, молясь на нем об усопших. После Девятого часа следует Вечерня.

О приеме пищи не могу дать вам точных определений, потому что этот вопрос вы должны отрегулировать сами — в соответствии с имеющимися у вас силами. Скажу только о том, что, когда нет брани, не надо доводить себя до состояния головокружения, чтобы иметь ясность и лучше противостоять бесовскому натиску. Ведь брань ведется с помыслами и в начале духовной жизни, для того чтобы найти истину, ум нуждается в помощи. Однако, когда человек найдет истину, найдет Христа, логика уже не нужна. То же самое происходит и когда человек духовно преуспеет. Преуспевшему человеку уже не нужна такая ясность ума, о стремлении к стяжанию которой я уже упоминал. Ведь человек преуспевший выходит из своего «я» и движется в пространстве, где не действует земное притяжение. Его освещает уже не тварное чувственное солнце, но Сам Творец.

После Вечерни и Повечерия: старайся три часа после захода солнца провести в молитве. Пусть эти три часа [хотя бы] вместе с Повечерием будут и твоим монашеским правилом. Это лучшие часы для молитвы. После этих трех часов молитвы спите шесть часов, а проснувшись, совершайте Полунощницу и Утреню. Какие-то части богослужения вы можете читать по книгам, а остальное восполнять молитвой по четкам. Чтобы избежать напряженности и тревоги, не глядеть постоянно на часы и не считать четки, знайте, сколько часов вы должны помолиться и ставьте будильник на то время, когда должна заканчиваться Утреня. Постарайтесь исполнять хотя бы пятую часть от того, что я вам написал, но исполнять радостно, без душевной тревоги, чтобы с вами не произошло того, что происходит с молодыми бычками, которые, если их вначале перенапрягут под ярмом, потом, едва лишь видят ярмо и понимают, что их хотят впрячь в плуг, убегают».

Из этих наставлений Старца мы видим, что он сам усиленно посвящал себя духовному, но без напряжения и с сердечным расположением.

Другому своему ученику, который также подвизался, живя один, Старец дал нижеследующий устав, из которого видны и иные подробности совершения монашеского правила и келейного Всенощного бдения:

«1. Монашеский устав.

В период равноденствия (март — сентябрь):

Третий час пополудни (девятый час по-византийски): Девятый час и Вечерня.

В четыре часа пополудни: ужин — кроме понедельника, среды и пятницы.

Повечерие совершаем на заходе солнца.

Три часа ночи: подъем.

С трех до четырех часов ночи: монашеское правило.

В четыре часа ночи начинаем Полунощницу и Утреню.

В одиннадцать часов дня: обед (в дни, когда мы вкушаем пищу один раз в день).

С одиннадцати до трех часов дня: занимаемся делами и рукоделием.

2. Монашеское правило.

1. Одна четка-трехсотница Господу Иисусу Христу с крестным знамением и малыми поклонами, такими, чтобы доставать рукой до колена. Если колени немного сгибаются, вреда в этом нет — это помогает им не уставать. Поклоны помогают стяжать умиление, потому что преклонением колен мы выражаем наше служение Богу.

2. Сто молитв по четкам Пресвятой Богородице:"Пресвятая Богородице, спаси мя", с малыми поясными поклонами и крестным знамением — как указано выше.

3. "Слава и ныне, Аллилуйя" (3), "Слава Тебе, Боже" (3) с тремя земными поклонами.

4. Пятидесятый псалом:"Помилуй мя, Боже".Читаем псалом тихо и во время чтения творим земные поклоны — пока не дочитаем его до конца.

5. Тропари Пресвятой Богородице:"Всем предстательствуеши Благая...", "Все упование мое..."и другие — с земными поклонами.

6. Тихим голосом читаем малое славословие: "Тебе слава подобает, Господи Боже наш...", творя в это время великие земные поклоны.

7. "Достойно есть..." с земными поклонами.

8. "Слава и ныне, Аллилуйя" (3), "Слава Тебе, Боже" (3) и три великих поклона.

Во время чтения молитв поклоны можно совершать чуть реже или чуть чаще — в зависимости от расположения.

Это — первая часть нашего монашеского правила, посвященная нам самим. Потом повторяем то же самое с молитвой:"Господи Иисусе Христе, помилуй раб Твоих" и "Пресвятая Богородице, спаси рабов Твоих". Это молитва о мире. Здесь мы можем поминать и имена людей, которые нуждаются в помощи.

В третий раз повторяем вышеуказанный чин с молитвой:"Упокой, Господи, души раб Твоих", "Пресвятая Богородице, помози рабом Твоим".

В конце совершаем сто молитв по четкам Святому нашей обители. Потом совершаем Полунощницу и Утреню и затем немного отдыхаем. Перед тем как уснуть, монах должен скрестить руки у себя на груди и читать тропари из последования об усопших, для того чтобы помнить о смерти.

Канон монаха-великосхимника состоит из трехсот земных поклонов и двенадцати четок-сотниц. Канон мантийного или рясофорного монаха состоит из ста пятидесяти поклонов и двенадцати четок. Канон послушника состоит из шестидесяти поклонов и шести четок.

3. Устав келейного Всенощного бдения, совершаемого по четкам.

1. Три четки-трехсотницы с молитвой:"Слава Тебе, Боже".

Одна четка-трехсотница Пресвятой Богородице со словами:"Радуйся, Невесто Неневестная".

2. Три четки-трехсотницы:"Господи Иисусе Христе, помилуй мя".

Одна четка-трехсотница:"Пресвятая Богородице, спаси мя".

3. Три четки-трехсотницы о братии:"Господи Иисусе Христе, помилуй раб Твоих".

Одна четка-трехсотница:"Пресвятая Богородице, помоги рабом Твоим".

4. Три четки-трехсотницы с молитвой: "Кресте Христов, спаси нас силою своею".

5. Три четки-трехсотницы с молитвой об усопших: "Господи Иисусе Христе, упокой души усопших раб Твоих".

Одна четка-трехсотница об усопших Пресвятой Богородице:"Пресвятая Богородице, помоги рабом Твоим".

Затем следует молебный канон Пресвятой Богородице и какое-то время можем почитать духовную книгу.

6. Три четки-трехсотницы с молитвой о благодетелях:"Господи Иисусе Христе, помоги рабом Твоим".

Одна четка-трехсотница Пресвятой Богородице:"Пресвятая Богородице, помоги рабом Твоим".

7. Три четки-трехсотницы Господу Иисусу Христу с молитвой о всем мире:"Господи Иисусе Христе, помилуй рабов Твоих".

Одна четка-трехсотница с молитвой Пресвятой Богородице:"Пресвятая Богородице, помоги рабом Твоим".

8. Три четки-трехсотницы Господу Иисусу Христу с молитвой о болящих:"Господи Иисусе Христе, помоги рабом Твоим".

Одна четка-сотница Пресвятой Богородице с молитвой о болящих:"Пресвятая Богородице, помоги рабом Твоим".

9. Три четки-трехсотницы Господу Иисусу Христу с молитвой о братстве:"Господи Иисусе Христе, помоги рабом Твоим".

Одна четка-трехсотница с молитвой Пресвятой Богородице о братстве:"Пресвятая Богородице, помоги рабом Твоим".

Также мы можем молиться по четкам об упокоении усопших и Святым, к которым чувствуем особое благоговение».

Из указанного видно, насколько Старец Паисий был свободен и не связан второстепенными уставными подробностями и правилами. Желая помочь монаху, Старец указал ему определенную меру, однако в отношении сна и пищи четких указаний не дал. Он позволил ему определить количество сна и пищи для себя самому — в соответствии со своими силами и подвижничеством. К той высокой жизни, которой Старец жил сам, он никого не принуждал. Всех людей под одну гребенку подогнать нельзя. В вышеприведенном чине можно легко различить некоторые общие составные части: поклоны, славословие, молитву о живых и об усопших.

Наконец, помещаем ниже еще один устав Всенощного бдения, совершаемого монахом келейно, одним. Этот устав Старец дал одному женскому монастырю. Он относится к последним годам его жизни, и главное место в нем занимает молитва о мире.

«4. Чин Всенощного бдения.

Свое келейное правило исполняем в начале или в конце Всенощного бдения — на выбор каждого.

Начинаем Бдение чтением духовной книги — не очень долгим.

Потом совершаем молитвы по четкам следующим образом:

Одна четка-трехсотница: "Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе".

Одна четка-сотница: «Радуйся, Невесто Неневестная».

Потом:«Слава и ныне. Аллилуйя (3). Слава Тебе, Боже (3). Господи, помилуй (3). Слава и ныне. 50-й псалом.«Под Твою милость...». Славословие и«Достойно есть». Во время чтения всех этих псалмов и молитв творим земные поклоны.

Продолжаем Всенощное бдение следующим образом:

Одна четка-трехсотница:«Господи Иисусе Христе, помилуй мя».

Одна четка-сотница: "Пресвятая Богородице, спаси мя".

Потом, если есть желание, поем молебный канон Пресвятой Богородице.

Одна четка-сотница:"Кресте Христов, спаси нас силою твоею".

Одна четка-сотница:"Крестителю Христов, моли Бога о мне" (о том, чтобы Бог даровал нам покаяние).

Одна четка-сотница:"Святый апостоле Христов, моли Бога о мне" (имеется в виду святой апостол и евангелист Иоанн Богослов, которому мы молимся о даровании нам любви).

Одна четка-сотница:"Святче Божий, моли Бога о мне грешнем" (это молитва преподобному Арсению Каппадокийскому, которому мы молимся о даровании нам здравия).

После этого следуют такие прошения:

О старцах:

Одна четка-трехсотница:"Господи Иисусе Христе, помилуй рабов Твоих".

Одна четка-сотница:"Пресвятая Богородице, спаси рабов Твоих".

О братстве:

Одна четка-трехсотница: "Господи Иисусе Христе, помилуй нас".

Одна четка-сотница:"Пресвятая Богородице, спаси нас".

Об усопших:

Одна четка-трехсотница:"Господи Иисусе Христе, упокой рабов Твоих".

Одна четка-сотница:"Пресвятая Богородице, упокой рабов Твоих".

О благодетелях:

Одна четка-трехсотница:"Господи Иисусе Христе, помилуй рабов Твоих".

Одна четка-сотница:"Пресвятая Богородице, спаси рабов Твоих".

Далее совершаем три четки-трехсотницы со следующими прошениями:

— Боже мой, не оставь рабов Твоих, которые пребывают вдали от Церкви. Пусть Твоя любовь подействует на них и приведет их к Тебе.

— Помяни, Господи, рабов Твоих, которые страдают от рака.

— Помяни, Господи, рабов Твоих, которые страдают от малых и великих болезней.

— Помяни, Господи, рабов Твоих, которые страдают от телесных увечий.

— Помяни, Господи, рабов Твоих, которые страдают от душевных увечий.

— Помяни, Господи, владык (президентов, министров...) и помоги им править по-христиански.

— Помяни, Господи, детей из неблагополучных семей.

— Помяни, Господи, неблагополучные семьи и тех, кто развелся.

— Помяни, Господи, сирот всего мира, всех, кто испытывает боль, и всех, к кому в этой жизни отнеслись несправедливо, вдовцов и вдов.

— Помяни, Господи, всех, находящихся в тюрьмах, анархистов, наркоманов, убийц, злодеев, воров, просвети их и помоги им исправиться.

— Помяни, Господи, всех, находящихся на чужбине.

— Помяни, Господи, всех, кто путешествует по морю, по суше, по воздуху, и сохрани их.

— Помяни, Господи, нашу Церковь, отцов Церкви (священнослужителей) и верующих людей.

— Помяни, Господи, все монашеские братства, мужские и женские, старцев и стариц и все братства и всех монахов Святой Афонской Горы.

— Помяни, Господи, рабов Твоих, находящихся на войне.

— Помяни, Господи, рабов Твоих, гонимых в горах и на равнинах.

— Помяни, Господи, рабов Твоих, которых ловят и хватают, как птиц.

— Помяни, Господи, рабов Твоих, которые оставили свои дома, которых выгнали с работы и которые мучаются.

— Помяни, Господи, бедняков, тех, у кого нет крова и беженцев.

— Помяни, Господи, все народы, держи их в Своих объятьях, покрывай их Своим святым покровом и храни их от всякого зла и от войны. И нашу возлюбленную Элладу держи в Своих объятиях день и ночь, покрывай ее Своим Святым покровом и храни ее от всякого зла и от войны.

— Помяни, Господи, мучающиеся, оставленные, онеправданные, исстрадавшиеся семьи и богатно подай им Свои милости.

— Помяни, Господи, рабов Твоих, которые страдают от душевных и телесных проблем всякого рода.

— Помяни, Господи, рабов Твоих, которые попросили у нас, чтобы мы за них молились.

Усопшие сами себе помочь не могут, они ждут помощи от нас, подобно тому как заключенные, находящиеся в тюрьме, ждут, чтобы кто-нибудь принес им прохладительный напиток.

Перерыва на Всенощном бдении не делаем: однако, если кто-то хочет отдохнуть, пусть отдохнет».

Старец желал, чтобы монах, который подвизается один, имел типикон, устав, который помогал бы ему в его борьбе. Старец советовал: «Находясь в келье, молитвой готовься к послушанию и, находясь на послушании, готовься к тому времени, когда ты будешь в келье. Так ты всегда будешь мирен и радостен. Когда человек рассеян, его ум блуждает в посторонних вещах. Нам поможет, если с самого утра наш день будет подробно расписан, так, чтобы у нас не возникало смущения от помыслов».

Тем, за кого Старец не нес духовной ответственности и за кем он не мог наблюдать, он устава не давал. Когда один студент попросил Старца дать ему устав, Старец ответил: «Не могу, потому что врач, когда выписывает больному рецепт, должен быть рядом с ним и за ним следить». Он ограничился тем, что дал юноше несколько общих полезных советов о духовной жизни.

Старец безгранично чтил то, что определили Святые Отцы. Одному монаху, который без причины своевольничал и «импровизировал» в отношении богослужения, Старец сделал следующее замечание: «Да, действительно, если мы изменим что-то в службе, то это еще "не конец света". Однако, поступая так, мы ставим себя выше Святых Отцов».

С почтением и благоговением Старец соблюдал церковный устав, который помог ему стяжать устав духовный, жить по нему и обрести нечто более существенное: пребывание в непрестанной молитве, которая соединяет нас с Богом.