Ангел мира

Ангел мира

Старец говорил: «Мир[189] — это дух Бога, тогда как противоположное миру (то есть смущение, волнение) происходит от диавола». И действительно, «мир души свидетельствует о том, что Бог всегда присутствует возле нас, и о том, что Он в нас обитает»[190]. «Человек, лишенный мира, лишен Божественной Благодати»[191], — пишет святой Нектарий Эгинский. Мир есть плод Благодати. Он обитает в сердцах смиренных и чистых.

Такой мир стяжал Старец Паисий. Это было внутреннее благодатное состояние, которое он считал превосходящим молитву. Он стяжал этот мир, прежде всего, совлекшись страстей, но, главным образом, установив связь с Начальником мира⁽⁴⁾ посредством непрестанной молитвы. Этот мирный дух разливался вокруг Старца и передавался тем, кто был рядом с ним. Этот дух ощущался в его речи, в его движениях, в его исполненном тихой радостью, но одновременно огненном взоре, в его рукоделии, в том, как он принимал и провожал людей, а особенно — в его молитве. Тот, кто находился рядом со Старцем, дышал каким-то иным воздухом.

Старец был очень внимательным к тому, чтобы не попасть под влияние «беспокойного мирского духа, который сделал мир подобным сумасшедшему дому». Он усердно старался хранить свое мирное состояние. Часы он всегда специально ставил немного вперед. Когда он шел в гости, то выходил раньше, чтобы избежать спешки, смущения, которые потом отрицательно влияли бы на его молитву. Старец хотел, чтобы наша молитва была мирной, прежде всего, в храме. Видя во время богослужения бесчинство, влекущее за собой смущение, он с рассуждением вмешивался и помогал восстановить порядок.

Людям Старец говорил так: «Мир во всем мире наступит тогда, когда мир будет у нас внутри. Различные борющиеся за мир организации здесь помочь не могут».

Старец подчеркивал, что мир внутренний приобретается главным образом через покаяние и соблюдение «доброго чина»[192]. Он говорил: «Настоящий мир приходит тогда, когда человек внутренне приведет себя в порядок и будет внимательным, чтобы не давать диаволу прав над собой, потому что лукавый старается отнять у него мир внезапными нападениями».

Один молодой монах спросил Старца, что ему делать, если он не успевает вовремя закончить свой монашеский канон и из-за этого смущается и волнуется. Старец ответил: «Помолись немного по четкам о самом себе, немного о живых и немного об усопших — помолись в мире, без спешки. Потом, когда у тебя будет время, восполни то, что не успел».

Старец подчеркивал, что внутренний мир помогает в аскезе: «Когда наш духовный организм имеет в себе мир Божий — ему не нужны витамины. Когда мира нет, то, сколько бы витаминов, сколько бы пищи человек ни употреблял, — на пользу ему это не идет. Поэтому в аскезе очень помогает внутреннее мирное состояние. Это внутреннее мирное состояние и питало Святых. Несчастные мирские люди питаются мясом, а сил у них все равно нет: у них дрожат ноги, поститься они не могут, а все потому, что они живут с душевной тревогой и волнением и внутри у них без остановки вырабатывается желчь и желудочный сок. Когда человек упорядочит себя внутренне, его будет питать даже небольшое количество пищи».

Однажды Старца спросили: «Почему некоторые люди теряют внутренний мир из-за пустяков?» Старец ответил: «Таким людям недостает бодрствования над собой. Надо бодрствовать, потому что тангалашка любит нападать неожиданно. Кроме того, мир, который теряется из-за пустяков, — не настоящий мир. Человек думает, что теряет мир, а на самом деле просто к тому беспокойству, которое у него было, прибавилось еще одно беспокойство. Человек, имеющий настоящий мир, всему находит оправдание».

Подчеркивая особое значение мира в монашеской жизни, Старец говорил: «Монахам нет оправдания, если они не имеют кротости, потому что они ни за кого не несут ответственности. Они должны быть внимательны только к самим себе. Когда их внутренний человек в порядке, тогда они будут иметь и кротость и смогут [мирно] перенести любое жесткое слово. Когда наш внутренний человек пребывает в добром устроении и находится в трезвении, то — даже если нас с головы до ног осыпят ругательствами — нас это нисколько не огорчит».

И вот, взыскуя этот многовожделенный мир, или, лучше сказать, взыскуя Самого Бога мира, измученные волнениями люди прибегали к Старцу Паисию. Старец был маленьким, тихим озерцом, которое не волновали мирские бури. Выполняя свое старческое служение, он нес ответственность за других и иногда, побуждаемый этой ответственностью, был вынужден обличить кого-то или что-то, был вынужден разгневаться «гневом праведнейшим». Но и в этих случаях его мир оставался при нем, потому что он вел себя так не по пристрастию, а бесстрастно — побуждаемый ревностью по Богу и любовью к сбившемуся с пути человеку, за которого Старец страдал больше, чем тот сам за себя. Хотя Старец был вынужден углубляться во многие проблемы и вопросы, Бог хранил его сердце, и мир — «превосходящий всяк ум» — его не оставлял. Рядом со Старцем умиротворялись люди и становились мирными дикие звери.

Однажды в «Панагуду» пришел очень взволнованный, встревоженный юноша. Он был в отчаянии и в руке держал веревку. «Или, Геронда, ты мне поможешь, — сказал он Старцу, — или я повешусь прямо на твоих глазах». Старец взял юношу за руку и отвел его в архондарик. Там они поговорили и вскоре вышли во двор. Юноша ушел от Старца радостным, уже без веревки, исполненным мира и надежды.

Старец Паисий был не просто мирным человеком — он был миротворцем. Он примирял детей с родителями, примирял уже готовых развестись мужей и жен, примирял начальников с подчиненными... Говоря кратко, каждую приближавшуюся к нему душу он примирял с Богом и с людьми, примирив ее прежде всего с самою собой.