д. Мятеж в городе (19:23—40)
д. Мятеж в городе (19:23—40)
Лука представляет читателю красочное описание мятежа, который был спровоцирован серебряных дел мастером Димитрием и который был прекращен городским чиновником. Лука, видимо, получил сведения об этом происшествии от Аристарха или Гаия, которые тоже оказались замешанными в этом скандале (29), а позже стали спутниками в путешествиях Павла и Луки (20:4–6). Хенчен обнаруживает в этом рассказе «обычный клубок проблем» [408]. Он развивает шесть из них. Но Говард Маршалл прав, когда говорит, что проблемы Хенчена «исчезают, если тщательно в них вглядеться». Он дает убедительное объяснение каждой из предложенных Хенченом «проблем» [409]. Повествование Луки делится на три части, повествующле о происхождении мятежа, о его течении и окончании.
Сначала о том, как этот мятеж начался. Было ясно, что рано или поздно царственная власть Иисуса неизбежно вызовет проявление злой силы Дианы.
23 В то время произошел не малый мятеж против пути Господня; 24 Ибо некто серебряник, именем Димитрий, делавший серебряные храмы Артемиды и доставлявший художникам не малую прибыль, 25 Собрав их и других подобных ремесленников, сказал: друзья! вы знаете, что от этого ремесла зависит благосостояние наше; 26 Между тем вы видите и слышите, что не только в Ефесе, но почти во всей Асии этот Павел своими убеждениями совратил немалое число людей, говоря, что делаемые руками человеческими не суть боги; 27 А это нам угрожает тем, что не только ремесло наше придет в презрение, но и храм великой богини Артемиды ничего не будет значить, и испровегнется величие той, которую почитает вся Асия и вселенная.
Лука заявляет, что мятеж поднялся против «пути Господня» (НАБ, «христианского движения»). В основе же этого недовольства лежали не доктринальные, не этические, а практические соображения. Димитрий, которого Рамсей называет «возможно, мастером гильдии (т. е. гильдии серебряных дел мастеров), выбранным на год» [410], привлек внимание как своих мастеров, так и других мастеровых людей к успеху Павла в деле убеждения людей в том, что «делаемые руками человеческими не суть боги». В результате, уровень продаж «серебряных храмов Артемиды» (миниатюрных моделей храма, или статуэток богини) резко упал и благополучие их изготовителей находилось под угрозой. Но Димитрий не стал играть на их корыстолюбии в открытую. Он был достаточно тонким политиком, чтобы представить три уважительные причины, побудившие его к действиям, а именно: опасение, что их ремесло утратит доброе имя, храм потеряет свой престиж, а богиня — свое божественное величие (27). Так «обеспокоенность по поводу ущемления имущественных прав была прикрыта маской местного патриотизма — а в этом случае еще и под покровом религиозного рвения» [411]. Димитрий оказался искусным возмутителем толпы, потому что реакция ремесленников была мгновенной:
28 Выслушавши это, они исполнились ярости и стали кричать, говоря: велика Артемида Ефесская! 29 И весь город наполнился смятением; схвативши Македонян Гаия и Аристарха, спутников Павловых, они единодушно устремились на зрелище. 30 Когда же Павел хотел войти в народ, ученики не допустили его; 31 Также и некоторые из Асийских начальников, будучи друзьями его, пославши к нему, просили не показываться на зрелище.
32 Между тем одни кричали одно, а другие другое; ибо собрание было беспорядочное, и большая часть собравшихся не знали, зачем собрались. 33 По предложению Иудеев, из народа вызван был Александр. Дав знак рукою, Александр хотел говорить к народу. 34 Когда же узнали, что он Иудей, то закричали все в один голос и около двух часов кричали: велика Артемида Ефесская!
«Эфес представляет собой самые впечатляющие руины во всей Малой Азии он стоит с достоинством в одиночестве своей смерти», — писал X. В. Мортон [412]. Вид после раскопок великолепный; здесь легко представить возникший тогда мятеж.
Согласно Безанскому тексту стиха 28, взбешенные ремесленники «выбежали на улицы», где начали кричать о богине Диане. Возможно, это было на Аркадской дороге, главном проспекте Эфеса. Эта дорога, шириной одиннадцать метров, вела от пристани к театру, была выложена мрамором и окаймлена колоннами. Сам театр, до сих пор сохранившийся в отличном состоянии, располагался у подножия горы Пеон, имел почти 500 футов в диаметре и мог вместить по меньшей мере 25 000 человек. Сюда толпа притащила Гаия и Аристарха. И сюда Павла (слишком уверенного в своей неприкосновенности, которую, по его убеждению, дает его римское гражданство) не допустили убедительными уговорами его ученики и «некоторые из Асийских начальников», бывшие его друзьями (31). Лука верно называет их «Asiarchs» (азиархи). Это были высокопоставленные горожане, выдающиеся члены провинциального совета Азии, особенно его «действительные наместники, назначавшиеся на год, и бывшие наместники», и/или городские чиновники, служившие в совете, и/или «служители различных храмов культа императора, которые находились под начальством верховных жрецов, назначавшихся советом» [413].
Павлу повезло, что он подружился и мог посоветоваться с некоторыми из них. Но теперь мятеж переместился в театр. Одни кричали что–то, но большая часть народа не понимала, зачем все собрались. Мятеж несколько уклонился в сторону, когда некоторые иудеи попытались выдвинуть вперед своего оратора, несомненно для того чтобы громко провозгласить свою непричастность к христианам, но толпа, которая не понимала и не видела между ними разницы, заглушила оратора и в течение двух часов продолжала выкрикивать имя Дианы. Эта часть повествования фактически начинается и заканчивается истерическими криками «велика Артемида Ефесская!» (28, 34). Хенчен прав, когда говорит, что «в конечном счете единственное, что язычество могло сделать против Павла, это до хрипоты кричать о себе» [414].
Теперь Лука описывает, как возбуждение толпы было устранено «блюстителем порядка» (grammateus, 35), который являлся «выборным главой городской исполнительной власти» [415] или «главным административным помощником мировых судей, избираемым каждый год; у него имелся постоянный штат чиновников, ответственных за работу с документами» [416].
35 Блюститель же порядка, утишив народ, сказал: мужи Ефесские! какой человек не знает, что город Ефес есть служитель великой богини Артемиды и Диопета? 36 Если же в этом нет спора, то надобно вам быть спокойными и не поступать опрометчиво; 37 А вы привели этих мужей, которые ни храма (Артемидина) не обокрали, ни богини вашей не хулили; 38 Если же Димитрий и другие с ним художники имеют жалобу на кого–нибудь, то есть судебные собрания, и есть проконсулы: пусть жалуются друг на друга; 39 А если вы ищете чего–нибудь другого, то это будет решено в законном собрании; 40 Ибо мы находимся в опасности — за происшедшее ныне быть обвиненными в возмущении, так–как нет никакой причины, которою мы могли бы оправдать такое сборище. Сказав это, он распустил собрание.
Городской чиновник явно был человеком большого ума и высокого мастерства в деле контроля над толпой. Он сделал четыре заявления. Первое, весь мир знает, что Эфес есть служитель храма Артемиды и ее образа. Поскольку никто этого не отрицает, то культ Артемиды находится вне опасности (35–36). Второе, «этих мужей» (Гаия и Аристарха) нельзя обвинить ни в кощунстве (ограбление храма), ни в святотатстве (хула на богиню). Они невиновны (37). Третье, Димитрий и его коллеги знакомы с обычной юридической процедурой. Если у них имеется личная жалоба, они должны обратиться к проконсулу с просьбой о судебном разбирательстве. Если, с другой стороны, их дело намного серьезнее и должно быть вынесено на суд общественности, то им следует обратиться к «законному собранию», что является специальным термином для обозначения регулярных (три раза в месяц) официальных заседаний городского совета (demos), или народного собрания (38—39). Как комментирует доктор Шервин–Уайт, Лука «очень хорошо информирован о тонкостях работы муниципальных учреждений Эфеса в первом и втором веках от Р. X.» [417] Четвертое, жителям Эфеса самим может быть предъявлено обвинение в организации беспорядков.
Если это произойдет, они не смогут найти оправданий своим действиям. Каждый из приведенных аргументов был убедительным, что и решило дело. Когда блюститель порядка «распустил собрание», они отправились по домам отрезвевшие.
Целью Луки в изложении этого сюжета очевидно является апологетика или политика. Он хотел показать, что Риму не в чем обвинять христиан вообще, и Павла в частности. В Коринфе проконсул Галлион даже отказался выслушать обвинения иудеев. В Эфесе блюститель порядка предположил, что оппозиция была скорее эмоционального характера и христианам нечего было бояться законных юридических разбирательств, поскольку они не были виновны. Итак, беспристрастность Галлиона, дружба ази–архов и холодная рассудительность городского чиновника способствовали тому, что Евангелие свободно смогло продолжать свой победоносный путь.