2. Шторм на море (27:13–20)
2. Шторм на море (27:13–20)
Подул южный ветер, и они, подумавши, что уже получили желаемое, отправились и поплыли по близости Крита, 14 Но скоро поднялся против него ветер бурный, называемый эвроклидон. 15 Корабль схватило так, что он не мог противиться ветру, и мы носились, отдавшись (волнам). 16 И, набежавши на один островок, называемый Клавдою, мы едва могли удержать лодку; 17 Поднявши ее, стали употреблять пособие и обвязывать корабль; боясь же, чтобы не сесть на мель, спустили парус и таким образом носились. 18 На другой день, по причине сильного обуревания, начали выбрасывать груз. 19 А на третий мы своими руками побросали с корабля вещи. 20 Но как многие дни не видно было ни солнца, ни звезд, и продолжалась не малая буря, то наконец исчезала всякая надежда к нашему спасению.
Мягкий южный бриз, задувший на море, обнадежил их, и они решили, что смогут преодолеть оставшиеся сорок миль (13). Но ветер бурный (typhonikos, «ураганный»), называемый «северо–восточным» (в оригинале «Eurakylon, эвроклидон», сложное слово, состоящее из Euros, «восточный ветер», и латинского Aquilo, «северный ветер») [513], спустился с Критских гор (14), заставив корабль носиться, отдавшись волнам (15) [514].
Судно уже находилось в большой опасности, потому что, выйдя из–под укрытия на Крите, оно оказалось в открытом море. Интересно узнать о тех мерах предосторожности, которые предприняла команда в отчаянной попытке спасти свой корабль. Быстро уяснив, что маленький островок Клавда, лежавший у них на пути, представлял собой весьма слабую надежду на спасение, они сумели втащить на борт корабля лодку, обычно следовавшую за ними (16). Лука пишет, «мы» сделали это, потому что он сам участвовал в спасении лодки и, «видимо, вспомнив волдыри на ладонях», он добавляет, что это ему стоило больших трудов [515]. Во–вторых, они «стали обвязывать» судно, либо пропустив под корпусом канаты, чтобы закрепить обшивку, либо связав корму и нос корабля вместе над палубой, чтобы предотвратить от разлома заднюю часть (17а) [516]. В–третьих, «чтобы не сесть на мель» (отмель Большого Сирта [517]), которую боялись все мореплаватели в Средиземном море, хотя она и была за много миль к югу от побережья Ливии, они либо спустили «малый парус» (НАБ), либо, и скорее всего, бросили «якорь», который должен был послужить чем–то вроде тормоза, когда они носились по волнам (17б).
В–четвертых, на следующий день, поскольку шторм не утихал, они выбросили часть груза (18). В–пятых, на третий день шторма они выбросили за борт все те снасти с корабля, какие только было возможно выбросить без ущерба для оснастки корабля (19). Затем, наконец, после стольких дней (чтобы быть точнее, более одиннадцати дней) яростного шторма, когда не было видно ни солнца, ни звезд, чтобы хоть как–то определить свой путь (а тогда, естественно, не было ни компаса, ни секстанта), вся команда, по–видимому, потеряла надежду на спасение. И в этот отчаянный момент вперед выступил Павел со словами ободрения.