Глава 64. Царь Дашаратха умирает от горя

Глава 64. Царь Дашаратха умирает от горя

Добродетельный монарх, скорбя о невольной смерти великого мудреца, сказал Каушалье:

— По неведенью совершив этот грех и страдая в одиночестве, я размышлял: «Теперь я никогда не буду счастлив!» Тем временем я наполнил кувшин свежей водой и пошел указанной дорогой. Скоро я нашел бедных и старых родителей, которые, оставшись без поддержки, слепые, напоминали две птицы с обрезанными крыльями. Они сидели, без устали беседуя о своем сыне, их единственной надежде, которой теперь навсегда лишились из-за моей ошибки. Ум мой был раздавлен горем, сердце стыло от страха, когда я входил в хижину, муки мои возросли тысячекратно. Заслышав звук моих шагов, мудрец спросил:

— Почему ты задержался, о сын мой? Скорее дай мне пить! Пока ты ходил за водой, о дорогое дитя, мать твоя пребывала в беспокойстве; иди, скорее войди в хижину! Если я или твоя мать чем-то опечалили тебя, о дорогое дитя, твое сердце аскета забудет об этом. Ты поддерживаешь тех, кто не имеет поддержки, ты зрение тех, кто лишен его. Наша жизнь и дыхание зависят от тебя, почему ты не говоришь с нами?

Я весь дрожал, когда прерывающимся от волнения голосом со страхом обратился к аскету. Глядя на него и усилием воли пытаясь собраться с духом, я твердо поведал ему об ужасном несчастье, постигшем его сына:

— Я воин Дашаратха, я не твой сын, о великодушный аскет! Беда, в которой обвинят меня честные люди, произошла по моей собственной ошибке. О благословенный, с луком в руках я пришел к реке Сараю пострелять диких животных и, возможно, слона, когда он придет на водопой. Неожиданно я услышал звук наполняемого водой кувшина. Я подумал: «Это слон», — и тут же выпустил стрелу. Потом я побежал на берег реки и увидел аскета, распростершегося на земле с пронзенным моей стрелой сердцем. По его просьбе, поскольку он сильно страдал, я выдернул стрелу из его груди. Едва я вытащил стрелу, он вознесся на небеса, о благословенный, плача о вас обоих и вопия: «Они слепы!» По неведенью я убил твоего сына; теперь он мертв, скажи, что мне делать. Услышав ужасную весть из моих виновных уст, благословенный аскет не в силах был пошевельнуться; лицо его омывали слезы, стеная в горе знаменитый мудрец сказал мне, стоявшему перед ним со сложенными ладонями:

— Если бы ты не сказал мне о случившемся несчастье, о царевич, наказание, которое обрушилось бы на твою голову, было бы в тысячу раз сильнее! Сознательно совершенное воином убийство, особенно лесного жителя, осуждает даже бог-громовержец! Если кто-нибудь с оружием в руках коварно ранит муни, занятого аскезами и изучающего Веду, голова такого воина расколется на семь частей, но поскольку ты содеял это по неведенью, ты останешься жить! А иначе весь род Рагхавы погибнет, так ты значителен! О царевич, отведи нас к тому месту!

Потом он добавил:

— Теперь мы будем видеть на нашего сына только в прошлом! Омытый кровью, со сбившейся шкурой антилопы он неподвижно лежит на земле, став добычей смерти!

Я отвел тех несчастных к берегу реки, чтобы мудрец и его жена могли коснуться тела сына. Приблизившись к своему дитя, оба пальцами прикоснулись к нему и тотчас же упали на труп, плача:

— О дорогое дитя, ты не приветствуешь нас больше, не говоришь с нами! Почему ты распростерся на земле, ты несчастен? Ты больше не любишь нас? О сын мой, хотя бы взгляни на свою добродетельную мать; почему ты не обнимешь ее и не обратишь к ней ласковых слов? Из чьих уст еще с наступлением ночи услышу я чтение священных писаний и пуран, которые радуют душу? Кто в сумерки, омывшись, разведет для меня жертвенный огонь и, присев рядом, утешит меня в страшном горе потери сына, обрушившемся на меня? Кто будет искать корни, клубни и фрукты, чтобы покормить меня, как дорогого гостя, ведь я не в силах сделать что-нибудь или собрать без посторонней помощи? Как смогу я служить нуждам твоей слепой и престарелой матери в ее потере и материнском горе? Подожди, о сын мой, не уходи сегодня в обитель Ямы, подожди до завтра, когда твоя мать и я последуем за тобой! Преисполненный горя, без поддержки в лесу, потеряв тебя, мы не замедлим войти в обитель Ямы! Представ перед Вайсваватой, я скажу ему: «О Господь правосудия, прости меня; пусть сын мой будет и впредь поддерживать своих родителей. Ты справедливый покровитель людей, безгранично прославленный, тебе надлежит даровать мне, несчастному, это благословение и избавить от страха!» О сын мой, ты безгрешен, и все-таки злобный человек убил тебя: поэтому иди поскорее в обитель тех, кто не отступает в сражении и умирает перед лицом врага. О сын мой, иди в ту обитель, куда ушли Сагара, Шивья, Дилипа, Джанамеджая, Нахуша и Дхундхумара; эту честь заслуживают те, кто изучал Веду, совершал аскезы, раздавал дары земли, разводил огонь жертвоприношений и те, кто был справедлив к своим женам; обитель эта для тех, кто раздал в милостыню тысячи коров, кто с преданностью служил своим гуру и расстался с жизнью — насладись Парадисой, о дорогое дитя! Несомненно, тот, кто родился в моей семье, не пойдет лишенным благословения путем, но тот, кто убил тебя, последует им, дитя мое!

Причитая и жалобно стеная, аскет и его жена стали совершать погребальный обряд; потом, приняв облик небесного существа, добродетельный сын этого мудреца благодаря своему благочестию немедленно вознесся, сопровождаемый Шакрой, на небеса. Уходя, он обратился к престарелой чете, утешая:

— Я достиг высшей обители благодаря служению вам; оба вы скоро встретитесь со мной!

Сказав так, сын аскета, владея собой, вознесся на небеса на чудесной небесной колеснице. Мудрец суровых епитимий и его жена совершили очистительное омовение, и потом он сказал мне, стоявшему рядом со сложенными ладонями:

— Теперь убей меня, моя смерть не будет преступлением, о царевич, одной стрелой лишивший меня единственного сына и оставивший меня без потомства! Поскольку ты по неведенью убил моего сладостного сына, я проклинаю тебя, навлекая на тебя великую беду, которая принесет тебе горестную муку! Горе, которое испытал я со смертью своего сына, настигнет и тебя с твоим собственным сыном и станет причиной твоей смерти! Судьба эта, устрашающая и роковая, настигнет тебя так же, как заслуга неизменно сопутствует тем, кто раздает милостыню!

Предав меня проклятию и скорбя, престарелая чета взошла на погребальный костер своего сына и удалилась на небеса.

Вспоминая о свершенном прежде грехе, о царица, когда я необдуманно выпустил на звук стрелу, я осознаю, что сейчас пожинаю плоды того поступка, словно болезнь, вызванную нездоровой пищей! О удачливая царица, пусть слова того благородного аскета не сбудутся! И все же я чувствую, что горе о сыне лишит меня жизни; я уже не в силах разглядеть тебя, о Каушалья, подойди ближе и коснись меня. Те, кто приближаются к обители смерти, ничего не видят. Если бы только хоть однажды он коснулся меня или был бы рядом! Если бы я мог отдать ему свое богатство и все царство, я убежден, я бы еще пожил!

То, как я поступил по отношению к Рагхаве, недостойно меня, о царица, тогда как его поведение по отношению ко мне достойно его. Даже если бы он был виновен, какой человек в этом мире отвергает своего сына? Какой сын, изгнанный отцом, не упрекает его за это? Глаза мои мутнеют, стирается память, я вижу посланцев Смерти, ринувшихся на меня, о Каушалья, но я не вижу добродетельного Раму, отмеченного исключительным героизмом. Горе разлуки с моим сыном несравненных подвигов иссушает источник моей жизни, как жара иссушает озеро. Несомненно, это не люди, а боги, кто спустя пятнадцать лет вновь увидят лик Рамы, украшенный сверкающими серьгами, чьи глаза подобны лепесткам лотоса, с красивыми бровями, прекрасными зубами и совершенной линией носа. Счастливы те, кто еще раз увидят лик Рамы, словно царя звезд, осеннюю луну или распускающуюся водяную лилию; о мой Рама, чей лоб умащен сандаловой пастой; как счастливы вы, кто переживет его изгнание и увидит его возвращение в Айодхью! Благословенны те, кто увидит Раму, равного Шакре, одиноко шествующего по большой дороге! О Каушалья, сердце мое разрывается! Я теряю чувство осязания, вкуса и слуха, я больше ничего не вижу; увы, со смертью чувства гаснут, как огонь в светильнике, в котором заканчивается масло. Печаль, которая стоит мне жизни, уносит меня прочь, как река, размывающая свои берега, я остался без поддержки и понимания своих близких! Увы, о доблестный Рагхава! Увы, своим уходом ты лишил меня силы! О исполненный сыновней преданности, ты моя поддержка!

Увы, о добродетельная Сумитра! Горе тебе, мой жестокий враг Кайкейи, о разрушительница рода!

Стеная, царь Дашаратха, окруженный Каушальей и Сумитрой, испустил дух. Сокрушаясь, несчастный монарх благородного лика, обезумев в разлуке с любимым сыном, почил в полночь под бременем страданий.