Глава 15. Хануман видит Ситу

Глава 15. Хануман видит Ситу

С верхушки этого дерева Хануман мог видеть всю рощу, полную деревьев, увитых лианами и благоухающих небесными ароматами. Сияющую и живописную, как райские сады Нандана, ее населяли разнообразные животные и птицы, украшали дворцы и храмы, повсюду слышалось пение кукушки. С прудами, полными золотых лотосов и серебряных лилий, близ которых стояли кушетки с подушками, с дворцами и дворами, восхитительными деревьями, весь год обремененными плодами и цветами, и цветущими деревьями ашока, роща эта сияла как восходящее солнце. Не покидая своего дерева, Марути без устали любовался чудесными лесами, в густой листве которых скрывались тысячи птиц.

Красота ашоковых деревьев, согнувшихся под тяжестью цветов, так что их цветы, казалось, достают корней, разгоняла печаль. Всё вокруг пылало от сияющих деревьев карника и кимшука, покрытых цветами; с гигантскими корнями пуннага, шаптапарна, чампака и уддалака благоухали цветами; там были тысячи деревьев ашока — золотых, горящих, как огонь, или темных, как сурьма, отчего роща напоминала райский сад Нандана или чарующие владения Куверы и даже превосходила их великолепием. Украшенное тысячами сверкающих цветов, это небесное и невообразимо прекрасное место было вторым раем и поражало воображение, как пятый океан[15]; разбросанные повсюду цветы в действительности были жемчугом и драгоценными камнями. Деревья, растущие там, цвели круглый год и благоухали медом, сад был полон птичьего крика, повсюду бродили лани и другие животные. Всё кругом благоухало изысканными ароматами. Это восхитительное место, равное царю гор, было второй Гандхамаданой. Недалеко от того дерева, на котором сидел Хануман, он увидел сияющий, белый, как гора Кайласа, безупречный храм. Его украшали тысяча колон, ступени были коралловыми, а пол — из чистого золота. Он ослеплял свой красотой и был таким высоким, что казалось, целовал небеса.

Неожиданно он заметил женщину в грязных одеждах, которую окружали демоницы. Она выглядела изнуренной долгим постом, печальной, и тяжело вздыхала, и в то же время казалась безупречной, как нарождающаяся луна, и сияющей, хотя сияние это сейчас было тусклым, как пламя, сокрытое дымом. Облаченная в грязный желтый шелк, безо всяких украшений она напоминала лотос в пруду, с которого сорвали все цветы. Подавленная, измученная горем, она походила на Рохини, преследуемую Кету. Лицо было умыто слезами, печальное, истерзанное нуждой и волнением, вдали от друзей и родных, она не видела вокруг себя никого кроме демонов и казалась затравленной ланью. Ее длинные волосы черной змеей сбегали по спине, она казалась землей, покрытой темно-голубыми лесами и залитой дождями. Большеглазая дева, достойная счастья и никогда прежде не ведавшая горя, пребывала в глубокой печали. Глядя на нее, Хануман по многим причинам решил, что перед ним Сита, и подумал: "Похоже, что это Сита, похищенная демоном изменчивого лика!" Лицо ее сияло, как полная луна, у нее были изогнутые дугой брови и красивая округлая грудь; сияние, исходившее от нее, разгоняло тьму миров; у нее была шея голубоватого оттенка, губы напоминали спелые плоды бимба. Дева с тонким станом и царственной осанкой, с большими, как лепестки лотоса глазами, она была подобна Рати, супруге бога любви, любимая всем миром, как свет полной луны.

Теперь эта хрупкая юная дева сидела на голой земле, предаваясь аскезе, словно женщина-аскет, и тяжело вздыхала, словно супруга царя змей. Окутанная плотной вуалью печали, красота ее исчезла, как пламя в дыму или сомнительно растолкованный ведический текст, растраченное богатство или ослабевшая вера, загасшая надежда или в силу обстоятельств не достигнутое совершенство, затуманенный разум или оклеветанная слава. Измученная разлукой с Рамой и постоянным присутствием демонов, эта дева, словно молодая лань, в отчаянье бросала беспомощные взгляды, словно кого-то искала глазами. Слезы ручьями текли из ее глаз с изогнутыми бровями и темными ресницами, черты ее исказились, то и дело из груди вырывался глубокий вздох. Достойная всех радостей, но несчастная, лишившаяся всего, покрытая пятнами грязи, она напоминала царицу звезд, сокрытую большим облаком.

Увидев Ситу в столь жалком положении, Хануман растерялся, подобно человеку, который без поддержки забыл все, что знал. Он с трудом узнал ее, лишившуюся всяких украшений, словно неверно истолкованный текст. Глядя на большеглазую, безупречную деву, Хануман не сомневался, что это была Сита. Хануман заметил на ней потемневшие и поблекшие украшения, о которых говорил ему Рама накануне его отбытия из Кишкиндхи — свадангстрасы и драгоценные браслеты — и подумал: "Украшений, которые Сита выбросила по дороге, конечно, нет, но остальные несомненно на ней. Обезьяны нашли на дереве богатый шелковый шарф, сияющий, как золото канака, и брошенные ею драгоценности, со звоном рассыпавшиеся по земле. Одежды на ней совсем износились, но цвет их сохранился и напоминает ее собственное сияние. Это о ней страдал Рама, терзаемый переживаниями, сожалением, горем и любовью: он переживал за то, что его возлюбленную супругу похитили; сожалел, что не может защитить душу, во всем зависевшую от него; горевал о ее потере и томился любовью в разлуке с ней. Поистине, своим изяществом и красотой эта темноокая дева напоминает его, должно быть, это и есть его супруга. Она целиком сосредоточена на нем, также как и он — на ней, и только потому они ещё живы. Несомненно, Рама совершил величайший подвиг, в разлуке с нею не расставшись с жизнью от горя." Увидев Ситу, Хануман позволил своей мысли унестись к божественным стопам Рамы, которому он молча выразил почтение, так же как и его достойной супруге.