Возвращение

августа. Полегоньку поехали в обратный путь. Торопиться нельзя было; кавалерийская езда про

шлых дней давала себя чувствовать.

21 августа. Воскресенье. После быстрой езды, в первом

часу дня прибыли мы в Неморо и тут, к удивлению, узнали, что преосвященный все еще не уехал. 19 числа сел он на пароход “Суруга-мару”, чтобы в полночь выйти. Но ни в полночь, ни на следующий день пароход не выходил: туманы мешали пройти страшное Носяпу. В субботу епископ съехал на берег, отслужил в молитвенном доме всенощную, и окончательно простился с христианами. Утром в воскресенье, ко всеобщей радости, пароход, деловито надымив, поднял якорь и пошел в море, но, увы, дошел только до Носяпу, посмотрел на окутавшее его облако и постыдно возвратился в Неморо. Какова же была досада пассажиров, когда почти вслед за ними на рейд пришла из Хакодате "Овари-мару”, которой, стало быть, тоже пришлось проходить чрез Носяпу. Вина, следовательно, в трусливом капитане. С преосвященным на “Суруга-мару” едет и престарелый японский адмирал Ито, начальник главного морского штаба, со своими адъютантами. — “Зачем это Вы пожаловали сюда? Слышно, что приискиваете новую пристань для военного флота?” Тот сделал невинный вид: “Просто прогуляться захотелось, в Токио засиделся”. Хороша прогулка: старик-моряк трясется кругом всего Езо верхом на лошади. Все это — кошмар нашествия русского.

Вечером все пассажиры, идущие в Хакодате, перешли на “Овари-мару”. Я тоже взял билет на нее, и уже в темноте перебрался со своим багажом. “Удастся ли завтра выйти?”— вопрос, тысячу раз задававшийся пассажирами. Неужели и на этом пароходе еще дня два—три придется сидеть в Неморо? Из этого можно понять, каково здешнее морское сообщение: то парохода вовремя нет, то он не может идти, потому что море не пускает. Капитан “Овари-мару" высматривал, впрочем, молодцом, по-видимому, человек смелый и уверенный в себе, завтра обещал непременно выйти.

10—22 августа.. В 4 часа утра “Овари-мару", действительно, вышла и, несмотря на туман, пробралась через Носяпу, стоило только на несколько времени остановится перед опасным местом: ветерок чуть-чуть приподнял краешек туманного покрова, а для хорошего штурмана этого достаточно, чтобы определиться. Туман тотчас же спустился снова, но дорога была ясна. И теперь туман кругом, но “Овари-мару” идет себе уверенно, не убавляя ходу. За нами тащится и “Суруга-мару”, со своим не в меру осторожным капитаном. Она то покажется, то опять спрячется за туманом, только сирены (свистки), завывая, перекликаются между собой. Проходит полоса тумана, и сразу чудное, сверкающее море и ясный южный день. То и дело попадаются кашалоты, по два, по три, идут больше к югу. Не пройдет минуты, чтобы не показалась где-нибудь гладкая, лоснящаяся спина или не взлетел на воздух вспрыск воды. Иной раз, завидев близкий пароход, великан нырнет, могучий хвост его, взмахнув, плавно опустится в воду. Один раз из под самого носа парохода бросился в сторону испуганный зверь., и мы могли хорошо рассмотреть его гигантскую серую спину. И так почти до самого Хакодате. Преосвященный рассказывал, как однажды три таких зверя зашли в самый хакодатский рейд, подняв там немалую кутерьму. За такую неосторожность один поплатился жизнью, двое же уплыли. Кашалотов здесь вообще очень много, только, говорят, их неохотно ловят, они какого-то особого рода, — не выгодны для ловца.

23 пришли мы благополучно в Хакодате, а 12—24 преосвященный на пароходе отбыл в Аомори и оттуда по железной дороге в Тоокео, куда его давно уже ожидали стоявшие дела миссии. Я же дня на два остался в Хакодате, чтобы потом ехать в приход о. Николая Сакурая, осматривать церкви и посетить христиан, разбросанных по острову Езо.