Кладбище и Симбокуквай

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ЛТТароход уходил только 13 августа, оставалось еще це-

Ш Я лых двое суток сидеть без определенного дела в Неморо. Мы за это время посетили здешнее кладбище. Оно стоит на юру, постоянно под ветром. Деревья здесь не растут, зато трава все глушит собою, высокая, вечнозеленая. А из нее как-то странно поднимаются могильные памятники, которых

совсем не ожидаешь среди этих зарослей. Памятники больше самые простые: только тоненький столб с чернеющейся сверху вниз китайской или санскритской (у буддистов) надписью. Есть, впрочем, и каменные памятники богачей. Язычники в Неморо по большей части сжигают своих мертвецов: зимой весьма трудно копать замерзшую землю. — Могилы наших христиан расположены особо от языческих, бок о бок с протестантами. Только протестанты не имеют на своих могилах никакого признака христианского, даже надпись ничем не отличается от языческой. Православные могилы все украшены небольшим деревянным крестом, ка котором кроме имени усопшего, значатся знаменательные слова: “Перешли от смерти в жизнь”. Среди протестантских могил мы обратили внимание на один гранитный памятник с английской надписью. Это могила баптистского миссионера Карпентера. Он 23 года служил в Бирме, и около полутора лет в Неморо. С ним вместе приехала и его жена, которая и доныне миссионерствует в Неморо, притом на своем содержании. Она очень ревностная миссионерка, не жалеющая ни сил, ни средств на проповедь, но, говорят, успеха ее миссия в Неморо имеет немного. Народ ее хорошо знает, величае-т “бапу-тезма но обаасан” (баптистская бабушка), ребята охотно принимают от нее перед проповедью лакомство (однажды даже и одежду раздавали), но к вере не склоняются. Кроме баптистов, есть, или лучше, были в Неморо епископалы, но и они тоже плодов не имели. После этого нельзя не подивиться, что наши японские проповедники имели все-таки столько обращенных здесь.

Мы отслужили на кладбище литию по всем схороненым там. Владыка советовал христианам почаще приходить на могилы своих родных, украшать их, например, цветами, молиться, все это дело нашей любви, которая не может прекратиться и смертью. — На обратном пути зашли было к баптистской обаасан, но она уехала в Вата, на этот раз с ней не повидались.

Вечером произошел следующий довольно курьезный случай. Пришел к нам “кемпей”, т. е. жандарм, — в штатском платье. Спрашивал о цели нашего приезда, о вере. Владыка долго ему раскрывал необходимость для человека религии, и именно истинной, а не созданной лишь “человеческим воображением; необходимость для человека вечных целей, в которых бы находила удовлетворение его бессмертная душа и пр. Жандарм внимательно и долго слушал, а потом неожиданно заявил, что он принадлежит, собственно, к тайной полиции и на службу выходит всегда в штатском платье, теперь бы ему очень любопытно посмотреть наши паспорта. Вот тут и толкуй с ним о вере! Впрочем, может быть, он и в самом деле заинтересован верой, потому что прежде не раз обращался к катехизатору, да и теперь спрашивал и про книги и пр. Может быть, и придет со временем в церковь. Среди полицейских у нас много христиан.

?2 числа устроили “симбокуквай”, чтобы положить начало для восстановления его в здешней церкви. Назначили три часа после обеда, но к нам пришел бонза, состоящий здесь проповедником при тюрьме, и задержал нас несколько. В японских тюрьмах, по образцу европейских, есть особые увещатели, обязанность которых проповедовать заключенным каждый день по часу и более. Предметом проповеди не должна быть религия, а только нравственность. Впрочем, желание как-нибудь исправить арестантов иногда заставляет-на-чальников тюрьмы снисходительно смотреть и на религиозную, даже христианскую, проповедь. Несколько лет тому назад в той же неморской тюрьме проповедником был наш православный, который, действительно, и обратил нескольких преступников ко Христу. Особенно памятно всем обращение двоих лихих разбойников, приговоренных за многие свои грехи к смертной казни. Оба они уверовали, приняли крещение, глубоко покаялись в своих грехах, и уже не только не возмущались своим осуждением, но считали его даже еще слишком легким для себя. Мы должны-де пострадать несравненно более. И вот они решили сами умертвить себя. К общему сожалению, проповедник не успел отговорить одного из них от этого безумного шага. Другой-же, самый главный, был спасен и, спустя несколько времени, умер истинным христианином с молитвой на устах, хотя и на гильотине. Христиане не могли, конечно, присутствовать при этой казни: она совершалась на тюремном дворе. Они в это время собрались в церковном доме и усердно, как только можно в такую

великую минуту, молились за своего отходящего брата. Потом его похоронили по-христиански. — После, должно быть, переменился начальник тюрьмы, или свыше повеяло несколько иным ветром, только в настоящее время в тюрьме проповедует бонза свою буддийскую мораль, притом еще более тощую, чем обыкновенно, потому что религиозной стороны проповедовать ему не приходится.

Когда мы пришли в церковный дом, христиане, несмотря на проливной дождь, были уже в полном сборе, много пришло и из Вата. Наружные двери стояли настежь, на улице собралось несколько язычников, которые то уходя, то приходя все время толпились там. Пропели “Царю Небесный”, прочитали “Святый Боже”, “Отче наш”, о. Игнатий сказал краткую сугубую ектению и отпуст, а потом первый и начал говорить свое поучение. За ним Владыка рассказал историю Товита и раскрыл учение об ангелах-хранителях, о необходимости постоянно блюсти себя от греха, который удаляет ангела, о молитве ангелу и пр. Обе речи продолжались 1 час 20 минут. Слушатели заметно утомились — поэтому после речи владыки сделали небольшой перерыв. Потом говорил я на тему: “Праведник верою жив будет”, о необходимости, пуще глаза, беречь свою веру, потому что только веруя мы можем следовать Христу, без веры же пропадет вся наша духовная жизнь. Нужно постоянно бодрствовать по слову Спасителя:. Для этого церковь наша предлагает много средств, это — различные церковные правила, заповеди, праздники, посты. Все это различные средства воспитать и поддержать в христианине веру. Особенно важно соблюдать ежедневную молитву, только практика может создать навык, а молящийся постоянно уже на самом деле недалек от Царства Небесного, потому что постоянно находится с Богом. — Говорить пришлось очень не долго, да и то мои слушатели едва ли в просонках что разобрали: подряд три проповеди не многие могут выслушать, да еще с непривычки к нашему, во всяком случае, своеобразному японскому языку.

Этим собственно назидательная часть “симбокуквая” и закончилась. Пропели “Достойно есть", о. Игнатий сказал отпуст. Началась часть угостительная, подали чай, японское печенье. Собрание оживилось, пошли общие разговоры, иногда и смех. Обычно таким, так сказать, неофициальным разговором и заканчивается всякий симбокуквай: наговорившись вдоволь, иногда решив какой-нибудь вопрос из церковного хозяйства, христиане расходятся по домам. Но на этот раз порядок вышел не тот. Среди чая и сластей общую беседу прервал упомянутый прежде адвокат и старинный приятель владыки Филипп Егуци. Он встал и начал длинную речь о преосвященном Николае, тут же присутствовавшем, вспоминал как он (Филипп) был в школе, как тогда слушал учение епископа и пр. Владыка терпеливо прослушал Филиппово красноречие и сам рассказал несколько случаев из прежней токийской жизни Филиппа, про его силу характера и пр., а потом как-то невольно перешел к воспоминанию всей первоначальной истории христианства в Японии, рассказал об обращении о. Павла Савабе, о. Иоанна Сакаи, наших первых христиан, о разных трудностях, лишениях, даже прямых гонениях, какие приходилось тогда христианам переносить и от правительства, и от общества. Савабе и многие с ним (некоторые и теперь еще здравствуют, как, например, о. Матфей Кагета, о. Петр Сасагава и др.) сидели и в тюрьме. Воспоминания, дорогие для действовавших тогда и весьма назидательные для теперешних. Владыка более часу продолжал свой рассказ, да можно бы говорить и дольше, но становилось уже поздно, а деревенским христианам надо было еще идти далеко; волей-неволей беседа окончилась, и мы, в сопровождении Петра Танака, его дочки и брата-купца, пошли в гостиницу.