Утасима

октября.. Утром отправились верхом трое в Утасима, небольшая рыбачья деревенька в 3 ри (11 —15 верст) от Суцу. Там две христианских семьи; они тоже находятся в

ведении здешнего катехизатора.

Дорога все по берегу моря и самая первобытная — узень

кая тропинка. То и дело спуски и подъемы, тропинка идет по скату зигзагами: поворачиваешь лошадь, хвост у ней висит над пропастью. Пренеудобное положение. Хуже же всего то,

что седло плохо было подпружено и на спусках слезало лошади на шею, предоставляя седоку сохранять равновесие и собственное достоинство, как он знает. Лошади за то замечательно смирны и послушны...

В Утасима подъехали прямо к школе (деревня всего домов 50—60, а школа — прекрасное здание)! Учитель — христианин, жена и мальчик, приемный сын — тоже. Сам хозяин сначала был на уроках, потом пришел, держался несколько сконфужено. Должно быть, оттого, что в его довольно хорошей квартире не было иконы. Нельзя, говорит, повесил было икону, в деревне шумят, а жалованье ему и идет от деревни. Конечно, самоотверженной ревности за Христа тут мало, но... Впрочем, все знают, что и он, и семья его христиане.

Отсюда идти на другой конец деревни. Там лачужка Иоанна Идзуми. Застали их за обедом. Старик, настоящий патриарх с большой седой бородой, как рисуют Моисея, сидел со всей семьей (девять человек). Все, за исключением одного приемного, христиане. Все истово, по-русски, принимают благословение, складывая руки и целуя священника. Видимо семья, воспитанная в христианстве, и это главным образом благодаря самому старику. Он знает хорошо учение, знает и обычаи церковные и с усердием соблюдает их.

В свое время этот старик был довольно состоятельный человек, но постепенно обеднял и теперь кое-как сводит концы с концами, пробиваясь рыбной ловлей и... фотографией. “Студио” служит открытый воздух с небесным сводом, вместо потолка, экраном — близ лежащие горы, отвесно спускающиеся к лачужке. Теперь мы поняли, зачем это у Иоанна над дверью большая рама и в ней несколько доморощенных фотографий: это — вывеска. Сняты какие-то молодцы из. соседней деревни. И в пустыне этой находится практика для фотографа! Совсем по-американски...

Ловит старик рыбу вроде сельдей, а может быть, килек. Эта рыба полностью поступает в котлы, там разваривается, сушится и в таком виде продается на удобрение полей.

Один из членов семьи, приемный сын, еще не христианин. Но учение уже знает и верует, молится давно уже по-

христиански. Его можно бы и крестить, если бы о. Николай мог почаще здесь бывать. Христианского имени у оглашенного не было. Я дал ему маленькую иконку св. Андрея апостола и назвал его Андреем. Бог даст, наш Андрей будет хорошим христианином: есть кому воспитать его на первых порах.

Пошли обедать в гостиницу, старуха-хозяйка, улыбаясь и что-то шамкая, провела нас в комнатку. На стенах рисунки — изображения Будды. На почетном возвышении в углу курильница и “какемоно” с тем же Буддой. Все это, однако, не уменьшило нашего аппетита, а рис — попросту сваренный, да еще пополам с ячменем, оказался очень вкусным. Некультурность нашей старухи сказалась тем, что она не хотела взять с нас “чадай” (на чай).

Распростившись с христианами, мы отправились в Суцу, куда и прибыли часов в пять вечера и до глубокой ночи провели время в разговоре с христианами.

Между прочим порешили вопрос о моем дальнейшем путешествии. В воскресенье, 9 числа, здесь будет пароход “Ура-то-мару”, который пойдет в Хакодате с заходом в Есаси. В последнем есть небольшая община христиан, необходимо, если бы было удобно, их посетить. Поэтому, не теряя времени, завтра же едем в Куромацунай, где тоже есть христиане. В субботу ко всенощной возвращаемся сюда, утром в воскресенье — крещение двоих детей, потом о. Николай остается здесь, а я отправляюсь далее.

В Есаси хотелось выйти на берег, хотя едва ли бы увидел христиан. Место это замечательное по своей ненависти к христианам. Город домов тысячи в три, все больше из провинций Kara, Ициго; буддисты самые закоренелые. Богачи-фанатики держат весь народ в своих руках и управляют им, как хотят. У христиан никто не покупает, домов не отдают в наем для церкви. Даже зайти в христианскую церковь (т. е. в квартиру катехизатора) нельзя: сейчас пристают с распроса-ми, зачем ходил, не учение ли хочешь слушать; при дальнейшем подозрении в симпатиях к христианству последует наказание. Такая сила общественного мнения и обычаев объясняется в этом уголке Езо тем, что здесь японцы поселились уже очень давно, освоились почти как в собственной Япо-

нии, американская свобода личности, свойственная колониям с пришлым населением, здесь уж утратилась. Поэтому в Есаси христианами делались или совсем пришлые люди, или независимые в своем существовании от торговли и околодка: чиновники, полицейские и т. п. Принимали, конечно, и тамошние торговые люди, но потихоньку. Кто из них не хотел лукавить и скрываться, те должны были переселиться в другое место: мироеды здесь не дали им возможности оставаться с христианством. Один из здешних (Суцу) христиан принял крещение в Есаси. Накануне вечером, выдумав какой-то предлог, ушел он из дому в церковь, ночью скроил и сшил себе .белое крещальное кимоно. Еще более скрывались с иконами. О.Николай и катехизатор сильно меня отговаривали выходить на берег в Есаси и, особенно, разыскивать там христиан: это-де повредит их торговой репутации и пр. (Впоследствии я узнал, что тамошние христиане, напротив, рады были видеть нас с “симпу” и очень печалились, когда их мы объехали).

В прежнее время в Есаси была церковь, был катехизатор, была и метрика. Теперь там дома четыре христианских, живут кое-как, многие из них в вере ослабели. Метрика, церковная икона и остальные вещи находятся у одного христианина, жена которого и семья язычники. Что же будет, если этот христианин умрет? Нехорошо, если метрика попадет в руки язычников. Уничтожить ее неловко: изгладится-де имя церкви города Есаси. Лучше взять священнику к себе: записывать и дома можно.

Таким образом, и в Есаси повторилась история Суцу: с падением города пала и церковь. Хорошо еще, что там не поторопились построить большого "квайдоо”, как в Суцу. По крайней мере, не видно следов прежнего величия, не стоит заброшенным много нашумевший церковный дом.

Куромацунай

7 окт. Утром отправились в Куромацунай. Отсюда пять ри (до 20 верст) по прекрасному шоссе, но ехать при-шлосьвсс-твки тариом.Кое- гдеподопо герста навливалисьл христиан. Между прочим, в селении Сакая есть один христианский дом, двое молодых супругов и дитя. Мужа дома не было. Посидели, поговорили с женой. Христиане недавние, но, по всем признакам, искренне верующие. Только в кухне надпритолкой небольшое “мня”, синтоистическая божница... Это-де “окка-сан” (матушка). Странные нравы: настоящая мать христианина, тоже вдова, живет не с ними, он в этом доме усыновлен и носит его фамилию и должен свою настоящую мать оставить, а жить с приемной. Такой же случай припоминаю и в Иванай. У одного христианина живет тоже приемная мать, а родная мать (вдова) только пользуется некоторым пособием. “Конечно,— говорил он,— я не обязан ее (это родную-то мать) кормить, но все-таки, как-то нехорошо ее бросить”... Странные взгляды! Родственная связь, кровная уступает место совершенно внешним, юридическим отношениям. У японцев, впрочем, это во многом замечается. Да и знаменитые их генеалогии потому только так и длинны, долговечны, что они сохраняют, собственно говоря, лишь преемственность имени, а не рода: лишь фамилия одна и та же, а носители ее — иногда совсем не родные между собой.

В Куромацунай у нас всех пять домов христианских (25 человек). Два дома стоят особо от деревни на пашне. Мы заехали сначала к ним. Ехать нужно через реку. Был тут и перевоз, но лодка изломалась... Ни на том, ни на другом берегу ни души. После нескольких минут нашего кричанья. на противоположном берегу показался человек, это — наш Мефодий Касавара. Узнав нас, он поспешил оставить некоторую часть костюма, спрыгнул в воду и подойдя к нам, галантно предложил провести наших лошадей через реку.

Хижина Мефодия (маленький, совсем первобытный соломенный шалаш) находилась рядом. Жена и четверо детей — все христиане. Радушно и просто, не по-городскому они приняли нас. Христиане, видимо, хорошие. Мать умеет и детей своих воспитывать по-христиански, хотя и простая женщина, и еще молодая. После двух-трех слов хозяева наши решили сварить для нас тыкву, а пока она варится, мы отправились по пашням, через межи и оросительные канавки в другой христианский дом, к Стефану Сато.

У этого тоже четверо детей, все небольшие. Двое из них еще не крещены (один недавно родившийся). Мы уговариваемся завтра совершить крещение в церковном доме. Поговорили с хозяевами, попили ячменного чаю (жареные зерна), поели вареной печеной кукурузы и отправились к Мефодию, есть тыкву. Приятно было провести несколько часов с этими простыми людьми. Ближе к природе человек всегда как-то лучше делается.

В самой деревне молитвенного дома в собственном смысле, т. е. особого нанятого здания, нет. На молитву христиане собираются в доме одного из христиан-земледельца, который в то же время состоит и почтальоном. В этом доме находится большая церковная икона, богослужебные книги, купель и пр. Здешние христиане все хорошо знают церковные обычаи, и, видимо, привыкли сходиться вместе и молиться. Каждый знает при этом свое дело и свое место. Все умело подходят под благословение: так делают только христиане, долго бывшие вблизи от русского священника или же от самых первых христиан. Есть у здешних христиан в мыслях и особый “квайдоо” построить, и даже 30 иен хранятся на этот предмет (в том числе 15 от о. Арсения, миссионера). Теперь ждут вот, когда и христиан, и денег будет побольше. Это и хорошо: торопиться с “квайдоо” некуда. В тесноте да не в обиде, говорит пословица. Лучше опоздать с ним, чем поспешив, потом томиться зрелищем пустующей церкви. Для теперешнего же количества христиан достаточно вполне и комнаты в доме Арикава.

В 8 часов служили всенощную. Я сказал в беседе, чтобы христиане, последовав Христу, не забывали за своим дневным трудом своего вечного призвания, чтобы возгревали свою веру постоянным общением с церковью, путем молитвы и соблюдения постановлений церковных. Часов в одиннадцать христиане разошлись, а мы, ежась от холода, стали укладываться спать.

8 октября. В девять часов начали крещение, к которому сошлись все христиане, даже с поля пришли оба дома со всеми ребятами. Потом сели на мирную беседу около “хиба-ци”. Отрадно видеть взаимное согласие и дружественные отношения между всеми христианами. Вообще эта церковь много

обещает в будущем, если только останутся в ней теперешние христиане.

Нужно было ехать и домой, но наш проводник где-то скрылся. Отыскали его в кабачке, уже пьяного. Поехали обратно в Суцу. Я ехал опять впереди, лошадь по-прежнему кидалась на всякую тропинку, и, наконец, наметив себе дорогу через широкий ров, прыгнула, но в это время проводник почему-то нашел необходимым подстегнуть лошадь о. Николая, та подтолкнула мою, и мы с последней полетели кувырком через ров... Слава Богу, на другой стороне была мягкая пашня, падать было удобно, да и лошадь моя упала очень аккуратно, должно быть, привыкла, отнюдь не задавила своего седока... После приличной случаю сенсации, наставительных разъяснений проводнику и некоторых исправлений- мы отправились далее...

По пути заехали к одному христианину, давно потерявшему связь с церковью Суцу; его считают окончательным “рейтан”. Живет он в очень бедной избушке в деревне на берегу моря. Не снимая обуви, мы присели на пороге его дома (если можно сказать это про японский дом). Поговорили. Говорит очень сладко, церковное все знает, по-видимому, очень хорошо, лицо виновато-боязлнвое. Из распросов выяснилось, что он выписывает даже наш церковный журнал “Сей-кео-Симпо” (Православный вестник), что хороший признак, с церковью связи не прерывает, интересуется ее жизнью и всем, что происходит в ней, иначе не стал бы тратить своих последних грошей на выписку журнала. Но в церковь Суцу ни ногой. О. Николай потом объяснил, что прошлое этого человека мешает ему туда появиться: он продал церковную землю, деньги отдал в рост, позарившись на проценты, а должник убежал не заплатив ничего, таким образом, Ендоо (наш христианин) не получил никакой корысти, церковь лишилась своего имущества.

Подъезжая к Суцу, заметили: какой-то довольно большой пароход, после усердных свистков, снялся с якоря и ушел в море. Неужели это наша “Урато-мару”, на которой я собирался ехать далее? В гостинице убедились, что наши опасения были основательны: это была, действительно, “Ура-то-мару”... Пришлось от души подосадовать, что поддались

обману: можно было бы прямо из Куромацунай отправиться в Хакодате сухим путем. Но теперь не поправить, захотели путешествовать скорее и с большими удобствами, теперь выходит обратное!

Вечером служили воскресную всенощную с поучением на дневное Евангелие. Собрались все взрослые, да, говорят, здесь почти нет ленивых к богослужению.