2. Путешествие и первые годы в Японии

Иеромонах Николай не смущался дальним и чрезвычайно трудным путешествием. Выехав из Петербурга 29 июля 1860 г., он заехал проститься с родными и пустился в путь через Казань. В Японию он ехал по Сибири 2000 верст, трясясь в. кибитке и подвергаясь многим лишениям. В конце сентября он прибыл в Николаевск-на-Амуре, где зазимовал, так как плавание по морю прекратилось. В Николаевске начинающий миссионер встретился со знаменитым просветителем Сибири еп. Камчатским Иннокентием (Вениаминовым), будущим митрополитом Московским. Последний в течение зимы многому научил своего собеседника, почерпая из своего богатого миссионерского опыта. Видя бедную, скромную рясу иеромонаха, еп. Иннокентий сказал ему, что на азиатов-язычников миссионер должен прежде всего подействовать своим представительным видом. Еп. Иннокентий купил хороший бархат и сам выкроил из него рясу о. Николаю. Он указал также, что проповедники Христа в Японии не могут не носить наперсного креста, и возложил на будущего миссионера бронзовый крест, полученный за участие в Крымской кампании. С открытием навигации о. Николай отбыл на военном судне “Амур” к своему назначению и в Хакодате прибыл 20 июня 1861 г., после почти годового путешествия.

Проповедь православия о. Николаем в Японии исторически продолжает дело просвещения Евангелием язычников святыми и преподобными проповедниками Древней Руси. Особенно близок к просветителю Японии св. Стефан Пермский, просветитель зырян в XIV веке, который служил и проповедовал на их языке и перевел на зырянский язык Священное Писание и богослужебные книги. Юный иеромонах прибыл в Японию в трудное время: проповедь Христова была запрещена законом под угрозой смертной казни. По замечанию самого о. Николая, японцы смотрели на христиан, как на зверей, а на само христианство, как на злодейскую секту, к которой могли принадлежать лишь отъявленные чародеи и злодеи. Молодой иеромонах чувствовал сердцем, что жатвы в этой неведомой стране много. “Она рисовалась в моем воображении,— говорил он,— невестой, поджидавшей моего прихода с букетом в руках. Пронесется во тьме весть о Христе, и все обновится. Рисовались толпы стекающихся слушателей и затем последователей слова Божия”. Однако при запретительных законах и крайней подозрительности японцев к иностранцам, не могло быть и мысли об открытой проповеди Евангелия без знания языка. Один выход на улицу миссионера вызывал подозрения, иногда в него даже бросали камни, натравливали собак. Пришлось ограничиться церковными службами при консульстве. Для подвига апостольства нужно было не только духовно созреть, но и всесторонне познать страну, просвещению которой миссионер отдавал себя; главное — необходимо было изучить труднейший японский язык при отсутствии современных учебных пособий. Иеромонах был обречен на одиночество в японском языческом мире. О. Николай особенно оценил доброе отношение к себе консула в Хакодате Гошке-вича. Он всегда вспоминал его с любовью, как русского пионера в изучении Японии, составителя первого японо-русского словаря. Они и сошлись на общем интересе к изучению японского языка. Ко всему внимательно присматриваясь, особенно к усвоению японцами начал христианства и миссионерской проповеди, о. Николай вынес сначала неблагоприятное впечатление, которое высказал в письмах к митр. Исидору. Но, надеясь на помощь Божию, он стал ожидать перемены к лучшему.. Много способствовали работе иеромонаха его поразительная одаренность ораторским талантом и величественная, привлекательная наружность. Вскоре русский миссионер возглавил всех христиан Хакодате. Без различия вероисповедания христиане сплотились вокруг русского священника, и малая христианская община дружно отстаивала себя; затем прибывшие миссионеры возглавили инославные общины.

По словам о. Николая, он решил прежде всего изучать, насколько хватит сил, местный язык. Долго надо было присматриваться к этому трудному языку. Японцы боялись давать ему уроки. Наконец, учитель нашелся, но сбежал через два дня, боясь встречи с иностранцем на улице. По 14 часов в сутки о. Николай, кроме изучения языка, все читал, исследовал, стараясь проникнуть в душу японского народа. Усердие ученика было так велико, что одному учителю было не под силу работать с ним: стали поочередно приходить два, даже три преподавателя. Целых 8 лет ушло на незаметные подвиги учения перед началом великого апостольства в Японии. Владыка Николай достиг удивительного знания японского языка и книжного, и разговорного, объясняясь на нем свободно, красиво и сильно, хотя и с иностранным акцентом. В 1907 г. архиеп. Николай в Токио перед собранием тысячи слушателей произнес двухчасовую речь, несколько раз прерываемую рукоплесканиями, когда Владыка пользовался примерами и сравнениями, с точки зрения японцев, неизвестными европейцу. Японская печать отмечала, что архиеп. Николай знает Японию лучше самих японцев.