№ 11. Отец Сергий – родным
Деревня Макарово
21 марта (3 апреля) 1932 г.
†
Мои дорогие.
В личной моей жизни за истекшую неделю как будто ничего особенного не произошло. Все по-прежнему мирно, тихо и спокойно. Хотя из всей деревни наш особняк и выдается своим убожеством вовне и внутри и с чисто житейской и кулинарной стороны и оставляет желать лучшего, но все эти дефекты с избытком покрываются хорошими сторонами хозяев: их порядочностию, приветливостию и полною непритязательностию по отношению к нам. Делай, что хочешь, никогда никаких намеков неудовольствия от них не услышишь. Вот хотя бы насчет готовки. Из-за какого-нибудь пустяка вроде простой отварной картошки берем дрова (которых, к слову сказать, не так-то много готовых, распиленных и наколотых), налаживаем в неурочное время свою железку, или задумаем оставить общее помещение и уединиться для молитвы ли, занятий ли в свое отдельное помещение и опять тратим дрова – никаких по этому поводу ни замечаний, ни пожеланий экономии ни разу еще не слыхивали за эти почти два месяца пребывания в своем новом месте. Характерно, нас не прочь бы и переманить на другую, более удобную, чистую и лучшую квартиру те, которые отказывали нам при первом знакомстве с Макаровом. Зарекомендовали мы себя с самой завидной стороны, поэтому и изъявляют готовность принять нас с распростертыми объятьями. Но мы после устюжского опыта стали побаиваться гоняться за комфортом и предпочитаем простоту и покой душевный всем другим условиям, как бы заманчивы они ни были. С хозяевами у нас полное общение имущества. Остается у нас что-либо от обеда или чай в чайнике, предлагаем им; они, в свою очередь, тоже стараются соответствовать или теплым хлебом, или блинами, или квасом, или гороховым киселем, или такими фруктами, как редька или бушма[289], и своими местными блюдами. Делюсь с ними и сладеньким, которое Господь в изобилии посылает мне все это время.
На прошлой неделе получил посылку от Лели Левкиевской, да имею сегодня еще получить из Москвы по извещению, поданному дня три тому назад, вероятно от Екатерины Ивановны. Конфетки и сахарок следуют мне в каждой посылке, а их было, не в пример Устюгу, особенно много. Кто знает, не привлечь бы этим внимания кого следует на предмет обследования на месте и извлечения дефицитных товаров. По здешним местам, нравам и обычаям все возможно. Здесь ссыльного мыслят только лишь в рубище, да с мешком в руках для сбора подаяний. Всякий же, прилично одетый, не просящий и часто получающий посылки, берется на особый учет… Так что, не разбазаривая, как попало, посланного мне Господом усердием добрых людей, излишками в скромной мере считаю нужным поделиться с хорошими людьми, которые очень ценят это внимание и стараются дорожить им. До некоторой степени задали мы местному населению задачу своей непритязательностью. Поселились и живем почти два месяца у беднячки-вдовы, в бедных условиях, когда могли бы при своих средствах и частых посылках выбрать себе и чище, и лучше во многих отношениях. Конечно, слухом земля полнится; узнали еще, что попы не жадные, и делятся, и даже дают сладкого, вот уже и стали завидовать «Оксинье», какая она счастливая, что таких «шипко хороших попов пустила».
Между прочим, начиная с сестриц и деловой своей дочки Наташеньки[290], обращаюсь ко всем своим знакомым дамам с покорнейшей просьбой: пришлите с пасхальной посылкой белые простые нитяные чулки нашей хозяйке старушке. Она снаряжается на смерть, увидала у меня шерстяные чулки, сильно сдавшие от этапного путешествия, и просила у меня для вышеозначенной цели починить их и употребить, но я предложил ей другой исход, написать вам и попросить у вас. Старуха она очень добрая, и стоит исполнить ее просьбу. Надеюсь, что вы постараетесь сделать это доброе дело для достойного человека.