Глава 1. КРАТКИЙ ОЧЕРК ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ преподобного Иоанна Лествичника

Глава 1. КРАТКИЙ ОЧЕРК ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ преподобного Иоанна Лествичника

Монахов множества наставника тя почитаем, отче наш Иоанне, твоею бо стезею воистинну право ходити познахом. Блажен еси, Христу работав.

Самогласен св. Лествичнику на стиховне, глас 8

Следует сказать, что исторических сведений о жизни святого игумена Синайской горы Иоанна Лествичника до нас дошло очень мало. Некоторые сведения о его жизни находятся в самых его творениях, в частности в «Лествице». Пишут также о нем, хотя очень кратко, два современных ему писателя-историка. Один из них, инок Синайской горы, неизвестный по имени[20]; другой — инок Раифской обители по имени Даниил, «муж почтенный и добродетельный»[21], он писал житие преподобного Иоанна Лествичника на основании рассказов живых свидетелей, лично знавших преподобного отца. Поэтому инок Даниил в начале своего повествования пишет: «Все те, которые имели счастье слушать этого великого человека, из коих есть много поставленных им на путь спасения и доселе шествующих по нему, могут засвидетельствовать истину этого рассказа» (Четьи-Минеи. 30 марта).

Таким образом, более и желать нельзя ничего в отношении достоверности сказаний этих двух историков относительно жития преподобного игумена Синайского. Хотя эти сведения очень кратки и отрывочны, но для нашей цели достаточны, так как наше намерение — кратко познакомиться с образом жизни сего подвижника, оттенить, главным образом, аскетические стороны его жизни.

Место рождения преподобного Иоанна точно не известно. Святитель Димитрий Ростовский в своих Четьи-Минеях (26 января) говорит, что некоторые признают преподобного Иоанна сыном римских граждан — преподобных Ксенофонта и Марии и братом Георгия Арселаита, с которым он, отправившись из Константинополя в Эдессу, на море потерпел кораблекрушение. Затем был прибит к берегу и принял иночество в Синайской пустыне. Насколько верно это предположение, сказать трудно, но те занятия, благочестивое настроение и прозвание «схоластик», которое Иоанн получил за свои познания и писания, показывают в нем человека образованного, получившего воспитание и образование от благочестивых и знатных родителей.

Точное время рождения преподобного также не известно. Предполагают, что он родился около 525 года, в царствование Юстиниана I[22]. Известно только то, что в шестнадцатилетнем возрасте Иоанн оставил мир и пришел в пустыни Синайские. Отшельники, жившие в этих местах, отличались суровой жизнью и руководились строгими аскетическими принципами. Однако подвиги синайских аскетов не только не устрашили юного Иоанна, но еще более воспламенили его дух и укрепили решимость стать иноком.

В биографии преподобного Иоанна наблюдаются три явно различных периода его духовно-нравственной жизнедеятельности. Прежде всего он подвизался под руководством духовного отца, затем, достаточно окрепши, трудился, совершенствовался и восходил на высоту духовную один, без постороннего руководства, и, наконец, не только сам восходил, но и других возводил к нравственным высотам.

В Синайских пустынях преподобный Иоанн нашел себе опытного руководителя в лице старца Мартирия, долго шествовавшего путем Божиим и бывшего недалеко от врат неба, которому и вверил свою волю и отдал свою душу. К этому именно времени духовного делания относятся первые степени его личной лествицы, которые он начертал потом в своем замечательном сочинении «Лествица». Эти степени: отречение от мира (Слово 1), отложение мирских попечений (Слово 2), полное послушание (Слово 4).

Раифский инок Даниил пишет, что святой Иоанн «смотрел на Синайскую гору (где он начал свои подвиги) как на место, указанное ему Богом, устремляя горе свой ум и вознося его к Богу невидимому... Он стяжал здесь смирение самое глубокое, нестяжание самое совершенное, любовь к Богу нелицемерную, заключил доступ к сердцу своему демону суетной славы и надежды на собственные силы»[23].

Что касается послушания, какое он оказывал своему духовному отцу Мартирию, то в этом отношении юноша Иоанн явил высочайший образец покорности и самоотвержения. По свидетельству того же историка, святой Иоанн так подчинился духовному водительству своего руководителя, что, казалось, душа его не имела ни собственного ума, ни своей воли, ни собственных желаний. А что всего удивительнее, замечает Даниил, это то, что при обширной своей учености, эту необычайную и чуждую смирения кичливость человеческого любомудрия он обучил небесной простоте[24].

По истечении четырнадцатилетнего испытания Иоанн принял иноческое пострижение. Присутствовавший при этом обряде благочестивый игумен Стратегий по внушению свыше предсказал, что новопостриженный будет великим подвижником и одним из опытных руководителей монашеского жития. А другой отшельник Синайской горы, по имени Анастасий, увидев однажды юного Иоанна, спросил старца Мартирия:

— Кто принимал от сего юноши обеты иноческие?

Мартирий ответил, что постригал его сам он (Мартирий). Тогда авва Анастасий с удивлением воскликнул:

— Кто бы мог подумать, отец мой, что ты посвятил Богу будущего игумена Синайской горы![25]

Третий великий отшельник Синайской пустыни, авва Савваит, умыл ноги Иоанновы прежде его духовного отца Мартирия и поцеловал ему руки. Удивленный этим, ученик Савваита после спросил у старца:

— Что это значит, отче?

Савваит ответил:

— Поверь мне, чадо, не знаю, кто этот юный; принимал же я игумена Синайского и умыл ему ноги[26].

Девятнадцать лет Иоанн упражнялся в подвиге беспрекословного послушания, когда Бог призвал к Себе его старца Мартирия. Тогда Иоанн возымел желание уйти в полное уединение и затвор. Подготовляясь к этому подвигу постом и молитвою и получив одобрение от одного старца (Георгия Арселаита), Иоанн оставил гору и удалился в глубь пустыни. Поселившись в долине Фола, он сорок лет подвизался в полном одиночестве, проводя жизнь в посте, молитве и трудах.

Кто только может изобразить все подвиги, борения, труды, искушения, какие он преодолевал в продолжение этих сорока лет? Вообще нужно сказать, что здесь именно, в долине Фола, среди постоянных, неослабных, тяжелых моральных и физических усилий и неотступной борьбы с грехом в сознании преподобного Иоанна слагалась и практически воплощалась в жизнь та удивительная лествица постепенного восхождения к небу, которую он написал потом Раифскому игумену и которая возвела к Богу так много странников и тружеников земли сей. «Лествица» эта явилась как бы откровением его сорокалетнего аскетического подвига, который он совершал втайне. «Ибо кто, — говорит Даниил, — в состоянии извести на позор словом и огласить повествованием, как проходил он здесь труды свои?.. Сорок лет он был в трудах и пощениях, возгораемый Божественною любовью, непрестанно распаляемый ее огнем»[27].

Здесь, в этой пустыне, в одиночестве, он стяжал дух непрестанного сокрушения, который источал из его глаз обильные токи покаянных слез. «И какие места, — замечает Даниил, — дам я в венце добродетелей тому источнику слез, который был в нем и который есть благодать редкая? Пищи он вкушал мало, хотя и ел все, что дозволяется иноческим уставом. И вкушением всего, как думаю, он премудро сокрушал рог кичения, а малостью вкушения смирял эту госпожу (плоть свою), взывая ей: “Молчи, перестань”»[28]. Он любил подвиг тайный. Поэтому, затворившись в пещере, он здесь возносил к небу свои вздохи, рыдания и вопли, и притом с такою силою, как будто его резали оружием, или жгли огнем, или вырывали глаза[29].

После блаженной кончины преподобного Иоанна показывали сокровенное место его подвигов, которое, по множеству излитых там слез, назвали «слезоточивым». Эти обильные слезы как огонь пожигали все нечистые помыслы и дела в душе Иоанна и оставляли на сердце его невыразимый мир Христов и благодатный духовный покой.

Спал святой столько, сколько нужно было для того, чтобы «неусыпностью не расстроить достояние ума»[30]. Прежде чем лечь спать, он долго молился, плакал о грехах своих и о грехах других.

Пищу (как замечалось уже выше) преподобный принимал также благоразумно. Он вкушал все, что дозволялось обетами иночества, но принимал в крайне малом количестве — только для поддержания жизни.

Постоянно бодрствуя умом у дверей своего сердца, он не допускал к нему духа тьмы и обольщения. Его ум и сердце, очищенные от всякой привязанности к суетным вещам, полностью были свободны и постоянно жили в Боге, питаясь непрестанной молитвой. Силою своей молитвы он творил чудеса, избавлял многих от опасности и освобождал от нечистых блудных помыслов[31] (Житие, с. 9).

От дара сильной и действенной молитвы в нем происходила любовь к уединению и молчанию, что заставляло его скрываться от людей, углубляться в себя и воспарять к Богу.

Обладая глубоким знанием Слова Божия, святой Иоанн изучал и писания многих отцов-аскетов и учителей Церкви; знакомился даже с сочинениями еретиков — для того, чтобы лучше опровергать их заблуждения.

Добрая слава о добродетельной жизни преподобного разносилась по всей Синайской пустыне. К нему стали приходить многие иночествующие и миряне, желая слышать его наставления и мудрые советы. Преподобный самоотверженно принимал всех, всегда и во всякое время. Он утешал скорбящих, воодушевлял немощных, возбуждал к покаянию высокоумных, поднимал падших во грехи.

Столь обильные добродетели заслуживали большого удивления и уважения. Но завистник-диавол не мог больше терпеть доброй деятельности преподобного. Он уязвил завистью сердца некоторых из иноков, живших недалеко от келлии преподобного. Они стали называть его «пустословом и суетным», собиравшим к себе толпы народа из тщеславия и стяжательности[32]. Святой, всегда руководимый духом мудрости и рассудительности, решил уступить клеветникам. Он объявил всем посещавшим его, что не будет больше говорить ни с кем из них, и предался полному затвору, молчанию. Ему самому был любезен этот подвиг, но лица, доведшие его до этого, потом сами просили, чтобы он снова открыл свои уста для назидания требующим утешения и советов. Их поразило крайнее смирение преподобного, который снова, уступая их просьбам, с любовью обратился к прежнему своему образу жизни.

Но вот наконец пришло время исполниться пророчествам святых мужей, предвещавших высокую будущность Иоанна. Историк Даниил пишет: «Так как блаженный Иоанн обладал всеми добродетелями преимущественно пред прочими братиями и заслуживал от всех удивления, то его, как нового Моисея, братия единогласно избрали своим руководителем в духовной жизни. Несмотря на все его возражения и сопротивления, они поставили его в должность начальника Синайского и, “извлекши этот светильник из-под спуда, поставили его на свещнике, да светит всем находящимся в этом доме”»[33].

Преподобному Иоанну было в это время около 75 лет. В таких летах новая должность могла бы быть для него нелегким бременем, но Бог, явивший Свою благодать на Иоанне в день пострижения, благоволил и теперь посредством знамения показать, что поставление Иоанна во игумена Синайской обители есть дело Его Святейшей воли.

Другой списатель жития преподобного Иоанна, синайский инок, как очевидец этого события, рассказывает следующее: «Как скоро святой Иоанн Лествичник сделался нашим начальником и игуменом, то собралось в монастырь множество гостей. Когда они сели за стол, то все видели, как неизвестный распорядитель, одетый в белую тунику, подобную еврейской, входил и выходил из трапезы и отдавал нужные распоряжения всем бывшим на кухне и других местах, для того чтобы угостить надлежащим образом посетителей. Когда же служившие сели за стол, везде искали этого распорядителя, чтобы пригласить его разделить братскую трапезу. Но сколько ни искали его, нигде не могли найти; тогда слуга Божий, наш почтенный отец Иоанн, сказал нам: “Перестаньте искать, нет ничего странного и удивительного в том, что это сделал господин наш Моисей, пророк и боговидец, благоволивший сам послужить нам в этом принадлежащем ему месте”»[34].

Тот же историк рассказывает еще одно чудесное событие. Когда была в Палестинских местах засуха, то авва Иоанн по просьбе окрестных жителей помолился — и неожиданно пошел сильный дождь. И в этом, замечает историк, нет ничего невероятного, так как и слово Божие говорит, что волю боящихся Его сотворит (Господь), и молитву их услышит (Пс. 144,19)[35].

Поставленный духовным руководителем других, преподобный Иоанн Лествичник не переставал продолжать путь своего духовно-нравственного восхождения к небу. По запискам

Даниила, Иоанн взошел на гору Синай, подобно Моисею, он проник в неприступное облако посредством духовного созерцания, возвысился к Богу и получил Божественный закон, то есть правила поведения, которые должен был соблюдать сам и слушающие его[36].

Быть игуменом многолюдной Синайской обители в то время было нелегким делом. Недостаток необходимого для ежедневной потребности братии часто ощущался очень сильно. Засухи по окружным областям ощутительно сказывались и на синайском братстве. Поэтому заботы игумена по обеспечению братии были очень большие и трудные.

Но надо учесть и место нахождения Синая. Путешественники утверждают, что они не находили места более пустынного, чем Синайский полуостров. Даже дикие звери не остаются здесь жить подолгу, но, попав сюда случайно из Аравийской пустыни, они быстро уходят в места более удобные и обжитые[37].

Кроме хозяйственных забот по обеспечению братии, на игумене лежала ответственность нравственная. Воспитание иноков в духе евангельской самоотверженности и полного послушания было делом также нелегким.

Следует учесть и то, что священная гора Синай еще с III века служила убежищем людей всякого сословия. Сюда бежали во времена гонений христиане, сюда же скрывались беглецы из сарацинского плена. Здесь находили себе приют разные преступники и гонимые. Поэтому и состав монашествующих в Синайской обители был чрезвычайно разнообразен и разъединен. Однако преподобный Иоанн, ставши игуменом, употребил все меры к тому, чтобы соединить синайскую братию в одну боголюбивую, добродетельную семью, которая умела бы жить в благодарении и радости не только при достатке, но и при крайней скудости.

Будучи аскетом по характеру, преподобный Иоанн прежде всего своею жизнью показывал великий образец доброделания и трудолюбия. Многие ночи он простаивал на молитве и бдении, утруждая себя постом и разного рода подвигами. Братия всегда имела к нему ближайший доступ. Все шли в его келлию как к духовному отцу и наставнику, который может утешить всякую скорбную душу и исцелить самую неудобоисцелимую рану. Господь, видя труды Своего угодника, даровал ему высокую духовную мудрость и знание человеческой души с ее слабостями и, с другой стороны, прозрения козней лукавых и злых духов, хитро сплетающих сети подвижнику. Поэтому святой игумен много учил свою братию искусству духовной брани с духами злобы поднебесной (ср.: Еф. 6, 2) и тем способствовал их духовному преуспеянию в деле нравственного совершенствования.

Господу было угодно, чтобы «токи» богомудрого учения преподобного Иоанна напояли не только одну пустыню Синайскую, но проникли и в великую пустыню Раифскую, а потом оросили своею благотворною спасительною влагою и всю Христову Церковь. Проводником этого мудрого учения преподобного отца была его «Лествица», им составленная по усиленной просьбе питавшего к нему великое уважение знаменитого Раифского игумена, также по имени Иоанн.

В то время в Раифской пустыне был монастырь. Им управлял великий подвижник и аскет по имени Иоанн. Он имел очень высокое понятие о добродетелях и мудрости в управлении братией преподобного Иоанна, игумена Синайской горы. Это сознание побудило его просить синайского управителя, чтобы он написал ему то, что Святой Дух внушит ему касательно духовного управления братией, а также — сообщить и письменно передать часть своего многолетнего духовного опыта.

Раифский игумен пишет на Синай письмо с указанной просьбой. В этом письме он обращается к Синайскому игумену, как к общему отцу насельников пустыней, как к учителю, способному наставлять других. Затем он, указав высокие таланты Иоанна и нужду в наставлении иноков, умоляет его начертать в книге те истины, которые Бог открыл ему во время небесных созерцаний на той самой горе, на которой некогда явился Моисею.

«Мы примем их, — писал Раифский игумен, — как новые скрижали, которые Бог пошлет нам чрез твое посредство, как новым духовным израильтянам, вышедшим из суетного мира, как из рабства египетского... Мы примем с необыкновенною радостью твои правила, которые будут для нас святою лествицею, возводящею ко вратам неба, и желающих восходить приведут целыми, минуя духов злобы и миродержателей тьмы и князей воздушных»[38].

Преподобный Иоанн Синайский имел очень смиренное понятие о себе, поэтому письмо Раифского игумена смутило его. И если он решился наконец исполнить желание и просьбу своего собрата, то единственно по духу иноческого послушания, которое заставляло его смотреть на Раифского авву как на своего начальника в духовной жизни, которому нужно покоряться и выполнять его просьбы, как старшего. Нахожу нужным, хотя вкратце, привести это чудное письмо.

«Когда я получил твое письмо, — писал Иоанн Синайский Раифскому игумену, — которым ты, чудный отец, почтил меня, или лучше — повеление, которым ты удостоил меня... я нашел его весьма приличным твоей святой жизни и глубокому смирению твоего боголюбивого сердца. Тебе следовало бы обратиться к совершенно сведущим учителям в духовной жизни, а не ко мне, стоящему в ряду учеников. Но поелику богоносные наши отцы... поставляют послушание в том, чтобы в делах, превышающих наши силы, несомненно покоряться повелевающим, то вот, благочестно забывая, что соразмерно с моими силами, смиренно решаюсь на то, что выше меня, не с тою целью, чтобы оказать тебе какую-либо пользу или объяснить то, что не менее моего знаешь и сам ты, священная главо... Но, устрашаемый смертью за преслушание и ею как бы невольно вводимый в послушание, со страхом и усердием приступаю к исполнению святого твоего повеления... и намерен не тебе послать этот труд (да не будет сего! Ибо это послужило бы знаком крайнего моего скудомудрия...), но богопризванному собору братии, которые вместе со мною учатся у тебя»[39]. Так писал богомудрый учитель своему собрату, выявляя в этом письме всю глубину своего чудного смирения.

Вскоре за тем появилось и творение преподобного Иоанна под названием «Лествица», которое скоро сделало автора знаменитым, сначала между греками, а затем и во всей Христианской Церкви.

Преподобный Иоанн Лествичник говорит, что написал свою «Лествицу» не для игумена Раифского, так как он не имеет такой дерзости, чтобы наставлять самого игумена, опытного и добродетельного мужа, но тем не менее он уже после «Лествицы» пишет специально игумену Раифскому (видимо, также по усиленной просьбе последнего) наставительное «Слово к пастырю»[40], в котором указал обязанности духовного руководителя и всю его ответственность пред Богом за спасение вверенных ему душ. Таким образом, сам, восходя выше и выше по степеням нравственного совершенства, преподобный Иоанн Лествичник из благого сокровища своего сердца изнес слово мудрого назидания и для самих путеводителей, сделавшись руководителем для руководителей.

После окончания своего сочинения преподобный Иоанн на Синае жил недолго. Видимо, трудность управления и преклонные лета побудили его искать снова уединения. После четырехлетнего управления Синайской обителью он возвратился в свою любимую пустыню

Фола. Оставляя братию Синайского монастыря, он поставил им игуменом своего родного брата Георгия. Сам же предался уединенной жизни, проводя дни и ночи в слезной молитве, воздержании и многих трудах. Когда ему было уже около 80-ти лет и он приближался к своему исходу, с Синая пришел навестить его брат Георгий и, видя его слабость и готовность к переходу в вечную жизнь, со слезами стал говорить ему:

— Так ты оставляешь меня, брат, без помощи и защиты (полагают, что Иоанн был старшим братом). Просил я Бога, чтобы ты послал меня к Нему прежде, чем сам отойдешь, потому что без тебя я не могу управлять этим святым обществом и мне жаль будет, что ты отправляешься прежде меня.

Преподобный Иоанн ободрил брата и сказал ему:

— Если я могу что сделать пред Богом, то привлеку тебя к себе ранее года[41].

Это пророчество преподобного исполнилось с точностью. Игумен Георгий умер после блаженной кончины Иоанна спустя 10 месяцев.

Смерть же самого Иоанна была смертью истинного праведника. Он не страшился перехода через врата вечности и ожидал этого момента с полным спокойствием и радостью.

Неизвестность будущего нисколько не устрашала его боголюбивую душу. Он твердо верил, что Господь, Которому он работал от ранних дней своей юности, не посрамит его надежды. Поэтому смерть для него была радостным переселением в жизнь лучшую, совершенную, блаженную.

Последние дни его земной жизни были днями блаженного предощущения жизни будущей. Он часто повторял слова апостола: желание имый разрешитися и со Христом быти (Флп. 1, 23). Скончался преподобный, как одни полагают, в 563 году[42], другие — в 605 году, имея от роду 80 лет[43]. День кончины его Святая Церковь празднует 30 марта. «Блажен еси Христу работав, и вражию обличил еси силу, Ангелов собеседниче и преподобных сопричастниче» (ср.: Стихира преподобному Лествичнику, глас 8).

Так закончил свою многотрудную и многоплодную жизнь святой учитель истинного аскетизма. Он действительно, по словам Церкви, свои дни «во сто трудов уплодоносил и был светильник вселенней, сияя чудесы» (ср.: Тропарь святому Лествичнику, глас 8). И одно из чудес его, которое сияет и доныне, — это его чудная «Лествица». В ней преподобный и с теоретической стороны, и в практическом осуществлении указывает путь аскетически-крестного восхождения на небо воина Христова.

Разбор теоретических взглядов преподобного на аскетизм мы и произведем в последующей, второй, главе нашей работы.