18

Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа!

К числу основных добродетелей относятся смирение, тер­пение и послушание. Мне и надлежит рассмотреть сегодня эти наиболее ненавистные для мира добродетели жизни ду­ховной.

Почему они так неприемлемы для жизни мирской?

Потому что они решительно противоположны тем нача­лам, на которых жизнь мирская строится. Пока эти доброде­тели лежат на полках в творениях святых отцов, можно кое— как еще примириться с учением Святой Церкви. Но если кто-нибудь начнет руководствоваться этим учением в самой жизни, так сразу начинается смятение. И не только в той без­божной среде, в которой приходится жить многим верующим людям, это еще полбеды, но и среди так называемых верую­щих людей. Это уж настоящая беда!

Откуда же такое возмущение? Почему это так смущает?

Да все потому же! Потому что очень много усвоено верую­щими людьми из совершенно мирских понятий, из мирского отношения к жизни. Человеку кажется, что достаточно счи­тать себя верующим, и это одно уже изменит весь внутренний строй его. На самом деле совсем не так. У многих, считающих себя верующими, внутренний мир иного происхождения — мирского, безбожного, ничего общего не имеющего с жизнью духовной.

Это мирское начало в верующих людях возмущается ис­тинной духовной жизнью.

Смирение — одна из основных добродетелей, которая стоит как внутренняя задача на пути духовной жизни.

Что такое смирение? Чем оно питается в душе человека?

Когда мы рассмотрим это, для нас сразу станет ясно, по­чему эта добродетель так важна в деле внутреннего нашего устроения.

Что противоположно смирению?

Смирению противоположна гордыня, чувствование своей личной воли, своей личной силы.

Гордыня — диавольское чувство, ибо гордыня и привела к погибели ангела, низверженного с неба. Поэтому и мир, ко­торый во зле лежит, то есть проникнут духом диавольской гордыни, поклоняется, возводит в культ гордость, силу, непо­колебимую человеческую волю. В этом самовозвеличивании, в чувствовании самости, личной воли все противоположно смирению, все проникнуто духом богоборства. Верующий че­ловек должен, напротив, согласовать свою волю с Божией волей, он должен всецело проникаться ею, чтобы все время ею руководствоваться, чтобы все время жить в направлении действования Божественной воли. Отсюда самоуничижение, чувствование личного своего недостоинства.

Как же ясно, что духовная жизнь, которая вся имеет своим содержанием богосовершенствование, должна начинаться с уничтожения в себе именно этого препятствия!

Смирение не есть образ, внешний стиль, не есть подража­ние, лишь внешняя личина. Истинное смирение есть труд­нейшая добродетель, которая является первой, главной и не­обходимой задачей внутренней духовной жизни.

Терпение. Это слово объемлет такое многообразие жизнен­ных явлений.

Вот сегодня утром я соборовал больную. Я торопился соборовать ее, потому что боялся, что не успею ее причас­тить, — так быстро угасала в ней жизнь. Больная умирает от рака. Я хожу причащать ее каждую неделю. Я уже знаю эти страшные физические страдания при этой болезни, и я столько видел людей, которые по-разному их переживают. Боли у всех одинаковы, но душа у всех разная, и каждый по-разному их переносит. Больная, которую я соборовал, пере­носит, с Божией помощью, эти страдания с необычайным терпением. Это благодатное, дарованное ей, может быть, стра­даниями ее, может быть, покаянием ее, может быть, верою при причащении Святых Таин, — это благодатное терпение ее на смертном одре не было в ней раньше, в течение жизни ее, когда она была здорова. Постоянно она погрешала нетерпе­нием по пустякам, по мелочам, которых не мог переносить человек спокойно.

А вот рак, который съел все тело, неимоверные физиче­ские боли и смятение предсмертное — это человек может перенести, на это у него нашлось терпения! Откуда же оно взялось?

Оно взялось от смиренного усвоения Божественной Благо­дати.

Мы нетерпеливы в нашей жизни в значительной степени от гордыни, от постоянного самоутверждения в жизни. Отсут­ствие духовности лишает нас способности видеть положи­тельное содержание жизни. Многим из вас, которые считают себя страшно несчастными, предложить бы поменяться с умирающей рабой Божией Верой, а ей бы на ваше место: ка­кой бы, наверное, она почувствовала себя счастливой, а вы, стоящие здесь, несчастными.

Мы нетерпеливы в страданиях, нетерпеливы и на пути на­шей духовной жизни: нам все кажется, что у нас не ладится; нас постоянно бес наталкивает на ненужную критику, на не­нужные сравнения, на ненужное недовольство, которое нас заставляет все время торопиться. А между тем это чувство то­ропливости является помехой на пути духовной жизни, это самый тонкий вид нетерпения.

Когда вам нужно найти что-нибудь и вы торопитесь, вы гораздо дольше проищете, чем если будете искать спокойно.

Так и в жизни духовной, эта внутренняя торопливость, она всегда является помехой к внутреннему, нравственному совер­шенствованию. Терпение есть великая добродетель духовной жизни, и приобретение ее нужно поставить перед собой как одну из основных задач внутреннего устроения.

Наконец, третья добродетель — послушание. Это требует особого внимания и разъяснения.

Говорю твердо: послушание — добродетель. Послушание дается не только решением человека начать слушаться, такое решение есть лишь первый шаг на этом пути. Но как человек от одного решения стать целомудренным не станет сразу чи­стым, так же и в добродетели послушания: недостаточно ре­шить быть послушником, надо еще им стать.

Послушание — труднейшая добродетель, приобретаемая постепенно. Послушание в своих наиболее законченных фор­мах, в наибольшей своей полноте было дано в старчестве. Неисповедимые пути Божии так направили жизнь Церкви, а значит, и жизнь верующих, что эта задача — воспитания по­слушничества — перешла к рядовым духовникам в миру. Это создало много особых трудностей, ибо все в миру не соответ­ствует воспитанию добродетели послушания. Но от этого ни­сколько не умалилось его значение. Ведь не очень благопри­ятны мирские условия для духовной жизни, и было гораздо лучше проводить ее в условиях скитских или монастырских. Но значит ли это, что теперь, за отсутствием этих лучших ус­ловий, христиане должны совершенно отказаться от пути ду­ховной жизни?

Точно так же и в деле воспитания послушничества.

Если условия жизни монастырской были для этого более благоприятны, создавали обстановку, более подходящую для выполнения этой задачи, то из этого совершенно не следует, что мы, проводя духовную жизнь в условиях мирских, долж­ны от нее отказаться. Напротив, в миру послушание может и должно быть больше, чем где бы то ни было, и нам надлежит твердо вставать на путь воспитания в себе этой труднейшей добродетели.

Проводить свою духовную жизнь без руководства и думать, что можно серьезно поставить перед собой задачу внутренне­го устроения без послушничества, — это сущее недоразуме­ние. Но здесь все в свободе, здесь все в духе, здесь все живое. Это нельзя делать по принуждению, нельзя сделать, потому что ты этого требуешь, здесь должно исходить от свободного произволения руководимого.

Не значит ли это, что руководители дерзают на положение каких-то избранных старцев? Совсем нет. Но мы веруем, что когда душа действительно ищет руководства и смиренно вос­принимает дух послушнический, Господь вразумит пастыря, даст ему указание, как вести такую душу, лишь бы только не было злоупотребления. Но ведь злоупотребление везде и все­гда возможно, это уже есть грех, который возможен и в миру и в монастыре.

Вот, когда мы рассмотрели эти три добродетели духовной жизни, нам делается еще более ясным то смятение, то сму­щение, а иногда и прямое озлобление, которое встречают те, кто на этот путь встал не для того только, чтобы изучать, как об этом писали святой Иоанн Лествичник или святой Исаак Сирин, а для того, чтобы хоть немного провести в жизнь то, о чем они писали.

В сказанном мной ничего нет выдуманного.

Я служу тому направлению, которое указано Святой Пра­вославной Церковью. Здесь нет ничего самочинного, ничего нет от себя. Здесь решительно ничего нет от отца Валентина, здесь все говорится от святых отцов.

Аминь.