[Неограниченный хозяин современного мира ]
[Неограниченный хозяин современного мира]
Я давно это говорю. Есть современный мир. Этот современный мир создал для человечества такие условия, столь полностью и абсолютно новые, что все, что мы знаем из истории, все, что мы узнали о предшествующих поколениях, никак не может нам быть полезно, не помогает нам продвинуться в понимании мира, в котором мы живем. Прецедентов нет. Впервые в истории мира все вместе духовные силы были отброшены не материальными силами, но одной материальной силой — силой денег. Для точности следует даже сказать: впервые в истории мира все духовные силы вместе и одним движением и все другие материальные силы вместе и одним движением, тем же самым движением, были отброшены одной-единственной материальной силой, силой денег. Впервые в истории мира все духовные силы вместе и все другие материальные силы вместе и одним движением, тем же самым движением, отступили с лица земли. Как одна огромная линия, они отступили по всей линии. Впервые в истории мира деньги стали неограниченным и полным хозяином.
Впервые в истории мира деньги остались наедине с духом. (И даже наедине с другими материальностями).
Впервые в истории мира деньги остались наедине с Богом.
Они вобрали в себя все, что есть вредоносного во временном, и в настоящую минуту дело сделано. По причине неведомого ужасного случая, неведомого сбоя механизма, по причине отклонения, неполадки, чудовищного нарушения в механике то, что должно было быть лишь средством обмена, полностью поглотило обмениваемую ценность.
Поэтому нельзя просто сказать, что в современном мире шкала ценностей опрокинута. Надо говорить, что она уничтожена, поскольку приспособление для измерения, обмена и оценки поглотило все ценности, которые оно должно было измерять, обменивать, оценивать.
Орудие стало содержанием и целью мира.
Это катаклизм столь же небывалый, событие столь же чудовищное, явление столь же обманное, как если бы календарь вознамерился стать самим годом, настоящим годом (что понемногу и происходит в истории); или часы вознамерились бы быть временем, или метр с его сантиметрами вознамерился бы быть измеряемым миром; или если бы число с его арифметикой вознамерилось быть исчисляемым миром.
Отсюда страшная проституция современного мира. Она идет не от сластолюбия. Она его недостойна. Она идет от денег. Она идет от всеобщей взаимозаменяемости.
Современный мир полностью проституирован не из сластолюбия. Он на это неспособен. Он полностью проституирован, потому что полностью взаимозаменяем.
Он не прикупил себе низости и подлости на свои деньги. Но поскольку он все свел к деньгам, оказалось, что все — низость и подлость.
Я заговорил бы грубыми словами. Я сказал бы: впервые в истории мира деньги — хозяин кюре и философа. Они — хозяин пастора и раввина. Они — хозяин поэта и скульптора и художника.
Современный мир создал новую ситуацию, nova ab integro, полностью новую. Деньги — хозяин государственного деятеля и делового человека. Они — хозяин судьи и простого гражданина. Они — хозяин государства и школы. Они — хозяин общественного и частного.
И они — хозяин праведности глубже, чем были хозяином беззакония. Они — хозяин добродетели глубже, чем были хозяином порока.
Они — хозяин морали глубже, чем были хозяином безнравственности.
Эта всеобщая продажность современного мира идет не от дряблости, но, напротив, от жесткости, от жесткости денег. Точно так же, как мы отделили жестокое от твердого, нужно отделять гибкое от дряблого. Как гибкая мораль точнее и строже и суровей, чем жестокая мораль, так жестокая безнравственность опасней и лживей и растленней, чем безнравственность дряблая.
В таких условиях, — я объявляю об этом во всеуслышанье, — при такой всеобщей катастрофе и при таком небывалом обвале, при такой страшной беде и при таком чудовищном нарушении, при таком сбое, невиданном в истории мира, я считаю предательской и вредоносной, я считаю преступной и мошеннической всякую политику, направленную на разделение духа с самим собой и на его обращение против самого себя, всякую политику, направленную на разделение духовных сил.
Потому что выиграют не другие духовные силы. Выиграют опять-таки деньги.
Все, что отберется у духа, все, что отнимется у духа, — все это выиграет не другой дух, выиграют деньги.
И настолько же усилится эта ужасная тяжесть современного мира, катастрофа и обвал, беда и нарушение; и всеобщий сбой.
Все, что отберется у духовной силы, любой, все, что у нее отнимется, все, что возьмется у духовной силы, — все это выиграет не другая духовная сила, выиграют деньги.
Я говорил сто раз: борьба (и смертельная борьба), спор, борьба идет не между христианским миром и миром античным. (А в античный мир я, естественно, помещаю все миры философов). Борьба идет между современным миром, с одной стороны, и всеми остальными мирами вместе — с другой. И особенно между современным миром, с одной стороны, и античным миром и христианским миром вместе — с другой.
Спор в античном мире (куда я помещаю миры философов) — тот же, что и спор в христианском мире. Препирательство то же. Их жребии связаны. Их судьбы соединены. Потребность вытеснить, разрушить, подавить — одна и та же. Духовность гонима в обоих мирах. А гонят ее и стремятся вытеснить — деньги.
Борьба идет не между тем или иным миром и миром современным. Борьба идет между всеми остальными мирами вместе и современным миром.
Все остальные миры (кроме современного) были мирами в какой-то мере духовными. Только современный мир, будучи миром денег, — это мир полностью и абсолютно материальный.