Посвящение Босы Пресвятой Богородице

Посвящение Босы Пресвятой Богородице

Звезда морей! Вот даль тяжелая как скатерть,

Глубоких волн прибой и океан хлебов,

И пенистая рябь и закрома богатые,

И вот — твой взор над этой ширью необъятной.

Над тяжестью полей твой голос раздается,

Друзей уж с нами нет, сердца осиротели,

Висят вдоль тела кулаки разжатые,

Усталость наша, но и сила все живая.

Звезда рассветная, царица недоступная,

В твой знатный двор мы медленно идем,

Пред нами гладь нашей любви убогой,

Пред нами океан бескрайних наших бед.

Рыданье бродит, прячется за далью,

Там крыши две иль три, как островки, торчат,

От колокольни ветхой зов нисходит,

И церковь плотная, как низкий дом, глядит вослед.

Вот медленно плывем мы к твоему собору,

По сторонам виднеются стога,

Круглы, как башенки, богаты, одиноки,

Как ряд кают на судне адмиральском.

Двадцать веков ту землю превратили

В неистощимый клад для будущих времен,

Десять благих веков твоих труды преобразили

В неистощимый мир для сирых наших душ.

Ты видишь, мы идем прямой дорогой,

В пыли, в грязи и в дождик, зубы стиснув,

По вееру широкому навстречу всем ветрам,

И тракт, широкий нам, как тесные врата.

Вперед идем. И руки вдоль карманов,

И клади никакой, без скарба, без речей,

Без помощи и не спеша, все тем же ровным шагом,

От явственных полей к полям еще ближайшим.

Вперед идем, ты видишь, пехотинцы,

Идем вперед, ступая ровно, шаг за шагом,

Но все двадцать веков народных с королями,

Со всею свитой их, с двором их птичьим,

И шляпы с перьями, и челядь их простая

Нас научили быть свойскими простецами.

И как идти, уткнув в ботинки ноги,

Словно к последнему каре в вечерней битве.

Мы рождены тебе у края плоскогорья

В излуке нашей светло-русой Луары,

Река песчаная, река великой славы,

Течет лишь для того, чтоб целовать твой плащ.

Мы рождены у края плоскогорья

В степенном Орлеане, суровом, важном,

И Луара полноводная, а часто и песчаная,

Течет лишь для того, чтоб обмывать холмы.

Мы рождены у края плоской твоей Босы,

И знали мы с нежнейших наших лет

Ворота ферм, крестьян суровых лица,

В селе забор, и заступы, и ямы.

Мы рождены у края плоской твоей Босы,

И знали мы с печалей наших ранних,

Как много скрыто тайного отчаяния

В том солнце, что заходит в небе алом

И что ложится вровень роковой земли,

Твердой, как правило, и ровной, словно брус,

И верной, как закон, и замкнутой, как пруд,

Как цокол обнаженной и плоской, словно стол.

Один из нас, из почвы плодотворной,

Воздвиг порывом небывалым,

Из одного ключа, усилием одним,

К Успению твоему иглу, которой равных нет.

Башня Давидова, вот башня твоя в Босе,

Твердейший клас, когда-либо вознесшийся

К яснейшим, милосердным небесам,

И самый славный цвет в твоем венце.

Один из нас сумел воздвигнуть

От уровня земли к подножию креста,

Превыше всех святых, превыше всех царей.

Тот безупречный шпиль, что никогда не дрогнет.

Это тот хлебный сноп, что никогда не сгинет.

Что не завянет под лучами сентября.

Что не замерзнет в стуже декабря.

Он твой слуга и твой свидетель верный.

Он хлеб и стебель, сгнить не может,

Он не поблекнет в зное летних дней,

Его в сырую зиму плесень не покроет

И не затронет общей смерти холод.

<…>

Идем к тебе мы из парижских мест,

Покинув на три дня лавчонку нашу,

Археологию, семантику, науку,

Сорбонну чахлую, ее питомцев тощих.

Идут к тебе иные из округа Бове,

А мы покинули торговлю книжную,

Гигантский гул и город-исполин,

Идут к тебе другие из округа Камбре.

К тебе приходим мы из града стольного,

Где государство нами управляет,

Где время мы теряем в праздной суете,

В свободе нашей, полной, но обманной.

<…>

Когда назавтра встанет солнце ярко,

Проснемся мы омытые от зорь,

В тени двух рук великого собора,

И счастливы и нет, вконец истомлены.

Молиться мы пришли за юношу несчастного,

Что умер, как глупец, прошедшим годом,

В седмицу ту и вроде как бы за день,

Рождения сына твоего в запыленном хлеву.

О Матерь Божия, он не был худшим в нашем стаде,

Но в панцире его был небольшой изъян,

И смерть, что метит в нас и следует за нами,

Прошла чрез рану ту, что он себе нанес.

<…>

О Мать, вот он, он был из рода нашего,

Лет на двадцать моложе, повтором нашим был,

Прими его рукой твоею всепрощающей,

Ведь там, где смерть прошла, и благодать пройдет.

Когда вернемся мы в холодный чернозем,

Как предписали первому Адаму,

Царица Сент-Шерона, Сент-Арну, Дурдана,

Наш одинокий путь, мы молим, вспомяни.

Когда положат нас в могильный утлый ров

И пропоют над нами панихиду,

О, молим, вспомяни, Царица обещаний,

Наш долгий путь по Босе твоей гладкой.

Когда мешок мы сложим и веревку,

Когда мы отдрожим последней дрожью,

Когда мы отхрипим последней хрипотой,

О милосердии твоем, мы молим, вспомяни.

Не просим ничего, о грешников пристанище,

Лишь место дальнее в Чистилище твоем,

Чтобы оплакивать трагические судьбы наши

И славу созерцать младой твоей красы.