[Это и есть проклятие ]

[Это и есть проклятие]

Сестра Жервеза

И я знаю, что душа твоя болит смертельно от знания, что она — сообщник вселенского Зла; сообщник и творец, ты это признаешь; сообщник и творец вселенского Зла; сообщник и творец Греха; сообщник и творец вселенской погибели,

и ты ощущаешь себя безнадежно трусливой.

Молчание.

Но это еще пустяк.

Это пустяк.

Долгое молчание.

Дочь моя, прости мне слова, которые я решусь тебе сказать; я — бедная женщина; я тоже много такого видела в детстве, когда была совсем девочкой. Как ты. Как ты сейчас. Они думают, что сказали все, сказавши: Она ушла в монастырь. Но люди никогда не говорят сколько надо. И никогда не говорят когда надо. Никогда не говорят сколько надо своим друзьям. И когда надо. Тем более тем, кому доверяют. Я предпочла бы скорее обидеть тебя и быть тебе полезной — перед Богом! — чем не обижать тебя и тебя предать. Я должна тебя обидеть, если надо. Прости мне слова, которые я решусь тебе сказать; потом я уйду, если хочешь, и больше никогда тебя не увижу.

Краткое молчание.

Я знаю и новое твое страдание; то страдание, что кажется тебе страшнее всякого страдания; страшнее, чем вообще можно вообразить; почему ты позвала меня; почему я пришла.

Краткое молчание.

Презирать саму себя — это еще можно, это случается, к этому привыкают; есть то, к чему привыкнуть труднее: ты узнала, что трусы все те, кого ты любила… кого любишь…

Протестующее движение Жаннет.

Кого ты любишь, кого ты любишь, кого ты любишь, дочь моя, бедное мое дитя.

Протест стихает.

Ты права, дочь моя, мое бедное дитя.

Дитя мое, дитя мое, мы все равно любим. Но любить тех, кого презираешь, — это великое благо. А презирать тех, кого любишь, — это величайшее страдание, какое только может быть.

Тех, кого хотел бы почитать, кого должен почитать, кого хочешь почитать. Кого почитаешь. Несмотря ни на что.

Это величайшая низость и величайший позор.

Ты узнала, что трусы все, кого ты любила; ты узнала, что твой отец труслив; что твоя мать труслива;

Жаннет опускает голову.

Твой отец, большой сильный человек, который не боится никого, кроме Бога, он такой добрый христианин; твоя мать, такая добрая христианка, она совершала паломничества; и твои братья, и твоя старшая сестра, и твои подруги;

Вспоминая.

И я имела подруг.

И у меня были подруги.

Менжет, я ее видела сегодня утром; Овьет, она не хочет меня видеть.

Качая головой в ответ на жест Жаннет.

Я знаю, я знаю. (Сухо и в то же время очень печально). Нет, она не хочет. Ты узнала, что все они трусы и сообщники вселенского Зла; сообщники, творцы Греха; сообщники, творцы вселенской погибели; и потому они за это в ответе. С них есть спрос. В ответе за души, которые губят себя, перед этими душами, и в ответе перед Богом, потому что эти души принадлежат Ему, а вы позволяете им гибнуть, ничего не предпринимаете, и вы губите самих себя тем, что позволяете вот так гибнуть душам Божиим.

Молчание.

И вот оно, перечисление и продолжение без конца всех видов погибели, объяснение погибели без конца; цепь, мерзкая пляска всех видов погибели; одна увлекает за собой другую в адском танце; одна держит за руку другую, как мерзкая сестра; а их держит рука, которая никогда не разожмется. Эта держит ту, та эту, эта держится за ту, и одна укрепляет другую. Каждый день новые изобретения. Каждый день неведомые полеты воображения. Новая погибель, умножение погибели, круги ада разверзаются за кругами.

Молчание.

Ты лжешь.

С тех пор как ты это узнала, ты стала лгать. Лгать отцу, лгать матери, братьям, старшей сестре, подругам, ты притворяешься, что любишь их, и не можешь их любить. И все-таки ты их все равно любишь. Ты лжешь самой себе, потому что хочешь себя убедить, что любишь их, и не можешь их любить. И все-таки ты их любишь.

Ты все равно их любишь. Какой любовью. Как можешь ты их любить. Любовью лживой, любовью предательской и предающей саму себя, постоянно предающей саму себя, любовью поддельной. Всякая правда теперь кривда, всякая правда стала кривдой. Ты лжешь звуком своего голоса. Лжешь взглядом своих глаз. Все в твоей душе навсегда стало поддельным. И все навсегда стало поддельным в твоей жизни: поддельна любовь к родителям, поддельна любовь к братьям; любовь к родителям, первое из благ; после благ Божиих; в благах Божиих; любовь к братьям, первое из благ; после благ Божиих; в благах Божиих; поддельна дружба; поддельна любовь к родителям; поддельна любовь к братьям, поддельна дружба; все твои чувства поддельны. Вся твоя жизнь лжива и поддельна. Ты живешь в своем доме, в своей семье, и ты ощущаешь себя непоправимо одинокой и несчастной больше, чем ребенок без матери.

Глубокое молчание.

У тебя оставалась одна надежда. Тебе исполнялось двенадцать лет. В этой глубокой тоске ты хотя бы ждала, ты говорила себе, что это скоро кончится, потому что ты приближалась к причащению Тела Господня, ты была недалеко от причащения Тела Господня, а причащение Тела Господня исцеляет все недуги.

Глубокое молчание.

Час настал, долгожданный час; долгожданный час, час, приуготовленный целой вечностью.

Час, которого ты ждала день за днем, час, которого ты ждала от крещения, час, которого ты ждала целую вечность. Всю свою вечность.

Настал день, великий день, ты приняла причастие Тела Господня.

В свой черед, после тысяч и тысяч и сотен тысяч других,

после сотен и тысячью тысяч христианок; в свой черед, ты, христианка и прихожанка, как многие и многие христианки, как многие и многие прихожанки, как даже многие те, что стали святыми, в свой черед ты приняла Тело Господа нашего Иисуса Христа, Само Тело Господа нашего Иисуса Христа.

После четырнадцати веков твой черед Его принять. Твой черед приблизиться.

В свой черед ты приняла Тело Господа нашего Иисуса Христа.

Долгожданный день. День безмерной скорби, потому что Тело Господа нашего Иисуса Христа исцеляет все недуги; и ты снова с самой собой в тот вечер; и ты была одна; и ты приняла то самое Тело, то самое, что и святые, мужчины и женщины; а причащение Тела Господня исцеляет все недуги; и Бог пришел; и вечером ты оказалась одна, в том же самом положении; но оно было не то же самое, оно было бесконечно хуже; ты оказалась в том же самом страдании; оно не было тем же самым, оно было бесконечно хуже, оно стало бесконечным; ты оказалась в той же самой тоске; в той же, в той же, увы; но она не была той же самой; она стала бесконечно хуже, она стала бесконечной; потому что величайший врач в мире приходил и ничего не сделал.

То же самое одиночество. В том же одиночестве. И оно уже не было тем же самым.

Это уже не было до того. Это было после. Вечером твоего дня. До того это была глубокая тоска. Но это была всего лишь глубокая тоска в ожидании лекарства. После это была глубокая тоска, больше лекарства не ожидавшая. Это была глубокая тоска после того, как лекарство принято. Не помогло. Та же тоска — иная тоска, бесконечно иная, бесконечно худшая; бесконечно испытанная, бесконечно проверенная; ставшая бесконечной; потому что единственное лекарство на свете было принято, и оно не помогло.

От того же, из-за того же, все та же, ставшая иной, бесконечно иной. До, после.

Потому что вечерний час бесконечно иной, чем тот же утренний час.

Внезапно, почти грубо:

В общем, первое причастие у тебя не получилось.

Молчание.

Мрачно:

Это едва ли не хуже, чем когда не получается день Страшного суда или день смерти.

Жаннет

Долгое молчание.

— Это правда.

Правда, что моя душа болит смертельно; я в тоске; никогда бы не поверила, что душа моя будет так сильно болеть, умирая.

Все, кого я любила, вышли из меня.

Сестра Жервеза

— Даже Бог. Это и есть — все.

Жаннет

— Все, кого я любила, вышли из меня.

Сестра Жервеза

— Это и есть проклятие; это и есть погибель.