Глава тринадцатая ИЗ ТАВРИДЫ НА ДОН Рассказ Страшка

Глава тринадцатая

ИЗ ТАВРИДЫ НА ДОН

Рассказ Страшка

Поплыли мы, значит, на двух кораблях вдоль той же самой песчаной косы, которую еще Кукша накануне не сразу разглядел, только теперь поплыли назад, в открытое море. Ветер встречный, приходится налегать на весла. Но едва вышли в море и повернули налево, паруса наши начали брать полветра и мы весело побежали на восток, в сторону Тавриды.

На одной из стоянок, уже на Тавриде, увидели свежее огнище. Рассудили, что здесь останавливались тмутараканские русы с бродниками и половцами, которых мы и догоняем. Наутро входим в тихую уютную луку, на другом берегу виден славный город Корсунь с его знаменитой каменной дорогой, что от берега к городским воротам поднимается…

Да, Корсунь – это Корсунь!.. Кто видел, тот не забудет!.. А городские ворота затворены, как бывает во время опасности… Ну, что ж, здесь, значит, наши приятели! Ради них, небось, и ворота корсуня не затворили… Подплываем ближе, глядим, так оно и есть: в сторонке, к востоку от городской дороги, они и расположились. И, понятное дело, веселье у них идет во всю… Да и как не веселиться, вино-то там уж больно дешевое.

Увидели мы друг друга, обрадовались, начались объятья, поцелуи, как будто сто лет не видались… Говорят, что вовремя мы подоспели, – у них тут дым коромыслом, кто-то спьяну уже утонул… Одним словом, павших поминают. А наше дело – хочешь не хочешь, присоединяйся. Гульбе никто из корсунян, понятно, не мешает – они виноделы и торговцы, им, наоборот, побольше бы продать…

Однако, сколько ни поминай, а в море выходить все равно надо…

По выходе из Корсуньской луки путь сперва идет на запад, а потом, обогнувши Корсуньский нос, на юго-восток. Мало-помалу берега становятся все выше и круче. Когда берег поворачивает на восток, корабли уже, словно козявочки, ползут под высоченной каменной стеной. Поляне назвали бы ее «подопри небо». Кто не на веслах, задирают голову, чтобы взглянуть на верхнюю кромку той стены, – слыхали от людей, что шапка с головы должна свалиться. И, верно, сваливается.

Местами стена стоит прямо в море, никакой прибрежной полосы, ни песка, ни гальки, если буря налетит, причалить некуда – конец. Кое-где в ней черные дыры – пещеры. Море промыло. Любопытно бы в них заплыть. Однако нам не до забав, пловцы такие места стараются поскорее миновать. Кое-где стоят в море огромные утесы, в иных тоже дыры, в те дыры можно проплывать, как в ворота.

Берег снова меняет направление, теперь он идет на северо-восток, а потом – опять на восток. Минуем два греческих города – Сурож и Каффу. В Суроже от нашей ватаги отделяется несколько русских кораблей, гребцы на прощанье, как водится, поднимают весла, а потом гребут к берегу. Сурож населен большей частью таврическими русами, промышляют они торговлей и грабежом и живут безбедно. А Каффа уже доживает свой век, с моря видны одни развалины. Но мы не задерживаемся ни в Суроже, ни в Каффе – и так в Корсуне слишком долго прохлаждались, теперь спешим наверстать упущенное время, пока ветер помогает.

При попутном южном ветре минуем оконечность узкой низменной Тмутараканской косы. Чуть раньше ватагу покидают корчевские русы. А мы, миновав оконечность косы, поворачиваем направо и входим в обширную Тмутараканскую луку. Вскоре пристаем к торговому городу, который русы зовут Тмутаракань, а хазары – Таматарха. Город не так и велик, а шумен, уже с воды слышен гомон.

Наши друзья тмутараканцы уже дома. Народ они гостеприимный, зазывают всех отдохнуть, прежде чем отправляться дальше, а заодно вместе с их родными помянуть павших. Так и не отстали, пока не уговорили. Даже половцы, которым всего ничего до своей Кубани плыть осталось, и те задержались у гостеприимных тмутараканцев. Не было с нами непреклонного князя Оскольда!

Есть в Тмутаракани две церкви в честь Распятого Бога, из сырого кирпича сложены. Невелики, а видом все же напоминают царьградские. Дома там тоже из сырого кирпича. Зато все улицы и площади вымощены камнем. Берега обрывистые, хотя и невысокие.

В Тмутаракани, сами понимаете, тоже крепко погуляли. Пировали в огромном гульбище над морем. Долгие столы и скамьи в несколько рядов поставлены… Чего только щедрые хозяева на те столы не выставили! Но мне особенно там понравилось, что к исподу кровли ласточки гнезда свои прилепляют… Как у нас на гумне. А народ в этой Тмутаракани живет разный – и русы, и касоги[212], и греки, и аланы[213], и армяне, – всех не перечесть.

Ну, сколько ни гуляй, а плыть надо. Снова выходим в морс, теперь с нами, словенами, плывут уже одни только бродники. Половцы еще раньше к себе на Кубань уплыли. Бродники говорят, что слева от нас на восточном берегу Таврии стоит русский город Корчев[214], куда последние русы поплыли, и показывают на него, но мы его, сказать по правде, не видим – далеко больно и реденький туман по морю стелется. Минуем Корчевские ворота. Мелко там, а каменья на дне пропасть – того и гляди, днище продырявишь.

И вот мы уже в другом море. У греков оно, говорят, Меотийским озером[215] зовется. Наверно, чересчур мало оно, на их взгляд, чтобы морем зваться, много чести, мол. Долго ли, коротко ли, добираемся по этому морю-озеру и до устья Дона, здесь наше морское плаванье кончается.

Поднимаемся со своими друзьями-бродниками вверх по Дону, то на веслах, то под парусом. Это уже их река. Я еще прежде обратил внимание, что у бродников суда не совсем такие, как у нас или у полян, хоть и живут они, как и мы, на реке. Их суда побольше, с могучим килем, и волны морской меньше наших боятся.

Кияне спокон веку с бродниками дело имеют, чего бы им, кажется, не перенять постройку таких судов, а, вишь, не перенимают. Это потому что у них там от моря до Киева девять порогов, и, чем тяжелее судно, тем труднее его переволакивать. А Дон – река, надо бы лучше, да некуда – бродники говорят, что на Дону от устья до верховьев ни порога, ни переката.

На Дону самые разные люди живут – и белобрысые, и рыжие, и русые, и черные. Тут тебе и тмутараканцы, и хазары, и булгары, и бродники, и армяне, и евреи, и кого только нет! И все они подданные хазарского царя. Но тмутараканцы и бродники говорят по-словеньски, веруют же в Распятого. А что за язык у хазар и булгар и во что они веруют, мы с Некрасом так и не поняли. Верно я говорю, Некрас?

– Вестимо, верно, кто ж их поймет! – откликается Некрас.

– Такой вот сборный народ живет по Дону до Белой Вежи. Бела Вежа – город каменный, его хазарскому царю построил по его просьбе греческий царь Феофил, отец нынешнего бездельника Михаила. А выше Белой Вежи живут уже, почитай, одни бродники. Говорят, их так прозвали за то, что селятся они по берегам Дона и донских притоков возле бродов, чтобы без их ведома никто не мог Дона или иной реки перебрести, а чтобы им самим, в случае нужды, можно было быстро оказаться на другом берегу на конях и в оружии. Иначе там никак нельзя – больно много всякого народа по степи шатается.

Укрепленных городков бродники не строят, в случае вражеского нападения полагаются лишь на свое удальство. Когда дозорные сообщают о приближении врага, женщины и дети угоняют скотину в лес и сами прячутся там до поры, все же, кто может держать оружие, вскакивают на коней и устремляются навстречу супостату. Время от времени, собрав ватагу, бродники отправляются грабить народы, что живут по Русскому морю. Или переволакивают суда в Волгу и спускаются за тем же в Хвалынское море.

Дома свои они плетут из ракитовых прутьев, обмазывают глиной и кроют тростником. Промышляют рыбной ловлей, охотой, сеют хлеб, держат скотину, а торговли не признают. Можно, говорят, подарить, а продать – ни-ни! Самым почтенным занятием у них считают разбой. Словом, хороший народ, худого про них не скажешь. А гостеприимнее мы с Некрасом и не видывали. Верно я говорю, Некрас?

– Да уж куда гостеприимнее! – подтверждает Некрас. – Откармливали, как на убой!

– Уговаривали нас остаться навсегда в их благодатном краю. У нас тут, говорят, всего вдоволь – и рыбы в реках, и меду в лесах, и зверя да птицы, и покосов, и пастбищ, а тучнее нашей земли и в целом свете нет! Чистую правду говорят. Нам бы здесь, у Ильмень-озера, такую землицу! Что скажешь, Некрас, хороша землица на Дону?

– Ох, хороша! – откликается Некрас.

– Вот так! – задумчиво говорит Страшко. – Некрас-то не даст соврать, он сам ее в руках мял, на язык пробовал… Да, земля у них – истинное богатство! А кроме того, бродники – смелые разбойники и всегда готовы поживиться за счет соседей, соседи-то у них гораздо богатые! Бродники от века воюют, – то сами на кого-нибудь нападают, то от степных племен обороняются. А ведь не все ворочаются из битв… Так что им постоянно воинов не хватает. Они и заманивают добрых мужей со стороны, помогают обзавестись и домом, и хозяйством, и конем, и воинским доспехом…