Глава двадцать третья ДАР КОЛДУНЬИ

Глава двадцать третья

ДАР КОЛДУНЬИ

К колдунье мальчики пробираются на лыжах по сосняку, растущему на склонах высоких холмов. К ее дому не ведут ни тропинки, ни лыжни – перед мальчиками нетронутая снежная целина. Давно, как видно, никто не бывал у колдуньи. То и дело приходится огибать поваленные бурей сосны. Кукша неотступно думает о том, как помешать Харальдовой затее, но ничего придумать не может. А просить бесполезно – Харальд все равно сделает по-своему.

Впереди между сосен забелелся просвет. Это поляна, там у подножия скалы стоит хижина колдуньи. Возле опушки Харальд говорит Кукше:

– Подожди здесь. Она терпеть не может, если к ней является больше одного человека.

Кукша остается ждать в лесу, а Харальд выходит на поляну и бежит к хижине. Он останавливается перед низенькой дверью с высоким порогом и стучится в нее лыжной палкой. Дверь открывается, как черная пасть, и проглатывает Харальда. Кукша успевает заметить мелькнувшее в двери желтое лицо, обрамленное длинными седыми космами.

От нечего делать он разглядывает жилище колдуньи. Перед ним маленькая хижина из нарезанного дерна, потонувшая в пушистых сугробах, на нее нахлобучена высоченная снеговая шапка, над шапкой поднимается синеватый дымок. Хижина стоит среди огромных камней, иной из них больше ее самой. На камнях тоже высятся снежные шапки.

Кукша давно уже заметил, что в Норвегии не рубят домов из бревен, как у него на родине. Здесь забивают в землю толстые колья и оплетают их прутьями или, обтесав, забивают как можно плотнее друг к другу. Получившиеся стены обмазывают глиной, а потом обкладывают нарезанным дерном или камнями, которые слегка обтесывают, чтобы лучше держались. Щели между камнями тоже забивают глиной. Кровли такие же, как в Домовинах – дерновые на берестяной подстилке, – но покоятся они не на стенах, а на особо врытых в землю столбах.

Харальд говорит, что его отец давно собирается построить новую гридницу из бревен, как строят в Гардарики. Но здесь, в Норвегии, негде взять добрых мастеров для такого дела. Рабов с востока не привозят, а свободные, что воины, что торговцы, бывающие в Гардарики, не стремятся освоить там плотницкое ремесло.

Из хижины колдуньи доносится блеянье коз. На Кукшу наплывают воспоминания о родном доме. Плохо одному, в одиночестве тоска сдавливает сердце, словно капкан. Что ж, однако, так долго нет Харальда? Наверно, старуха не хочет давать яду и Харальд ее уговаривает, стремясь, по обыкновению, во что бы то ни стало добиться своего. Хоть бы колдунья оказалась еще упрямей, чем он!

Вдруг Кукша видит над хижиной вместо синеватой струйки густые желтые клубы. А немного погодя желтый дым начинает идти слабее, и постепенно его сменяет прежняя синеватая струйка. Сомнения нет, ведьма колдует. Значит, решила, как видно, дать яду, не посмела отказать конунгову сыну!

Наконец снова распахивается черная пасть двери и выплевывает Харальда. Опять мелькают седые космы и желтое лицо. Когда Харальд приближается, Кукша видит, что глаза у него красные, точно он плакал.

Бежать обратно легче – они бегут по собственной лыжне. Харальд весело рассказывает:

– Сперва не хотела давать. Большого быка, говорит, ты задумал свалить. Боюсь, что тебе это не удастся. Есть силы, которые не хотят этой смерти. – Тут Харальд с усмешкой взглядывает на Кукшу, – Это она про тебя! Я, конечно, начал уговаривать. Долго уговаривал, наконец берет она из каменной ступы какой-то желтый песок, а из деревянной – зеленый и кидает в пламя. Что тут началось! Повалил дым, поднялась вонь – я чуть не задохнулся! Она пригнула меня к земле и говорит:

– Смотри!

А у меня из глаз слезы, ничего не вижу.

Когда дым рассеялся, колдунья говорит:

– Вот тебе то, чего ты просишь, только, сдается мне, что не судьба еще быку околеть. Сдается мне, не от яда он околеет, а падет от меча, и не здесь, а в дальних краях. Будь, говорит, поосторожнее, юный господин!

– Это уж, отвечаю, не твоя забота!

Отсыпаю ей серебра – не берет.

– Раз я не уверена в успехе дела, – говорит, – так и плату вперед брать не буду. Коли выйдет дело, принесешь, не забудешь, а нет – значит, квиты. Боюсь, от того, что ты задумал, будет у тебя больше огорчений, чем радостей.

Помолчав, Харальд добавляет:

– Вишь, сколько накаркала, серая ворона!

– А может, не напрасно она каркала, – с надеждой говорит Кукша, – может, лучше ее послушаться?

Харальд громко смеется, даже чересчур громко; в смехе его слышится натужность.

– А ты и рад! Все, мол, сходится – и в дальнем походе, и от меча, все, как ты хочешь! Да это она просто боится, как бы Хальвдан не узнал, вот и отговаривает. Так же как и ты. Ты ведь тоже боишься! Ведь боишься?

Молчит Кукша, а Харальд меж тем продолжает:

– Не бойся! Никому и в голову не придет, что мы его отравили.

Он останавливается и достает из-за пазухи крохотный кожаный мешочек, точно такой же, как у Сигню. Харальд развязывает его и говорит:

– У финки на стенах много развешано таких мешочков. Откуда она знает, в котором что? Гляди!

Они оба с любопытством рассматривают щепотку таинственного серого порошка, похожего на золу, но обладающего таким страшным могуществом.

– Зола! – говорит Харальд. – Помогает от изжоги!

Он высовывает язык и тянется кончиком языка к порошку, вот-вот коснется. Кукша цепенеет от ужаса, а Харальд, взглянув на него, весело хохочет. Перестав смеяться, он говорит с удивлением:

– Чудно, так и подмывает попробовать!