Глава шестнадцатая ЗОЛОТОВОЛОСЫЕ НЕВЕСТЫ
Глава шестнадцатая
ЗОЛОТОВОЛОСЫЕ НЕВЕСТЫ
Со дня Солнцеворота Шульга заглядывает в девичью чаще, чем прежде. А вечерами, когда кончаются мужские работы, он и не вылезает оттуда. Впрочем, не он один – вечерами туда по обыкновению сходятся парни со всей усадьбы. Шутки-прибаутки, были-небылицы, ну, и песни, конечно. Все там, словно хоровод, крутится вокруг золотоволосых сестриц-близняшек. А сами они приободрились, не в пример тому, что было еще недавно. И пригожесть их стала виднее, и голоса сделались звонче, и работа пошла веселее. Да ведь исстари известно, что горе перемогать легче вместе, чем порознь.
Всей усадьбе запомнилась их встреча: сестры, нежданно-негаданно нашедшие друг друга, плачут, обнявшись, а кругом пляшут-носятся чудища в вывороченных шубах, с веселыми рогатыми харями из луба или из старой кожи, кто рычит, кто пищит, кто хохочет.
А то вдруг заведут хоровод. Как положено в Корочун: сперва медленно идут, еле ноги тащат, унылые протяжные песни поют, а потом начинают кружить быстрее, быстрее, и песни становятся все веселее и разухабистее. Сестры же стоят в слезах, ничего не видят и не слышат.
Чужестранки Ива и Кручина, кто они в усадьбе у Мысловичей? И не поймешь. Ни госпожи, ни холопки. Кукша их рабынями не считает, они ему вроде сестер. Он сам у друга в гостях, и близняшки вместе с ним. По их рассказам о родителях, о братьях-сестрах, об усадьбе, обо всей их приморской жизни, видать, что не худого они рода. Уже одно то, что отец и братья схватились за мечи, когда на их усадьбу напали, говорит о знатности. У смердов мечей не бывает, их оружие – топор, а то и просто вилы или палица.
Застывшая скорбь на лице у Надежи словно чуть-чуть оттаивает, когда она глядит на сестер-близняшек. Вскоре после праздника Солнцеворота, заметив, что Шульга с Ивы глаз не сводит, Надежа говорит ему:
– Если у девки, как и у ее сестры, не только волосы, но и руки золотые, буду рада женить тебя на ней, хотя у нее ни приданого, ни родичей… Оно так-то, глядишь, и надежнее: крепче станет держаться за мужа, раз ей деться некуда… Только Кукша как посмотрит – может, он весною обеих захочет увезти с собой…
Сын взволнованно отвечает ей:
– Об этом, матушка, не беспокойся, Кукша с радостью отдаст за меня Иву! Он христианин, а по христианскому закону не положено больше одной жены!
– Ну, добро, – заключает Надежа, – ужо видно будет. Спешить пока некуда…
Шульга воспаряет духом, он-то боялся, что мать запретит ему и думать об Иве. А Надежа после того разговора внимательнее приглядывается к девушке, просит ее сделать то одно, то другое, и раз от разу девушка нравится ей все больше. Оказывается, Ива, не хуже сестры, на всякое дело мастерица, без мала все, что надо, умеет, а чего не умеет, на лету схватывает. Там-то, у них в Приморье, видно, богатство богатством, а детей тоже зря не балуют.
Тем временем Шульга затевает беседу с Кукшей, пробует с помощью околичностей вызнать, как поглядит Кукша на такую его, Шульгину, женитьбу, Кукша, мол, конечно, христианин, ему и Кручины довольно, но Иву-то Страшко подарил все-таки ему, а не Шульге… Кукша же словно только и ждал такого разговора, перебивая Шульгу, он говорит:
– Да, друг! Я буду рад и за тебя, и за Иву! Но что на это скажет твоя матушка?
– По-моему, она не против.
– Тогда остается только справить свадьбу!
– Да, но я хотел бы, чтобы у нас была двойная свадьба…
– Как это?
– Очень просто: я женюсь на Иве, а ты на Кручине.
Кукша озадачен, он задумывается.
– Ведь я христианин, – отвечает он наконец, – христианину же, вступая в брак, следует венчаться. Однако здесь ведь и венчаться негде, и невеста некрещеная… Ладно, окрещу я Кручину неполным крещением, как окрестил Вороненка, если, конечно, она согласится стать христианкой. Но венчать-то нас все равно некому!
Теперь очередь Шульги задуматься, он смущенно чешет в затылке.
– Раз некому венчать, – неуверенно говорит он, – может, справить свадьбу без венчания? Ты сам мне говорил, что мудрее и милосерднее вашего Бога никого на свете нет. Так ведь?
– Так, – отвечает Кукша.
– Неужто ж Он, мудрый и милосердный, захочет, чтобы род человеческий прекратился, так и не познав света вашей веры? Он, который, по твоим словам, и создал человека? Сколько я проплыл за свою жизнь, – на север до Югры, на юг до Царьграда, – обвенчаться-то можно только в Корсуне, да в Царьграде, да вот теперь в Киеве. Во всем же остальном мире люди рождаются от невенчаных родителей. Выходит, все они рождаются против воли вашего Бога?
Кукша озадачен словами Шульги.
– А если мы женимся на золотоволосых сестрах, – добавляет Шульга как бы ненароком, – породнимся, свояками станем!
Кукша не знает, что возразить, да ему не особенно и хочется возражать. Он вспоминает о том, что ему дважды предлагали породниться властители, а теперь то же самое предлагает просто друг. И на этот раз нет, кажется, никакой причины, чтобы отказаться.