Анонимные сторонники Иисуса

Анонимные сторонники Иисуса

Далее в этой главе мы рассмотрим дальнейший ход рассуждений Тайссена о защитной анонимности и выдвинем предположение, что в Марковом рассказе о Страстях имеется еще по меньшей мере один значимый персонаж, чье имя не упомянуто по той же причине.

Однако прежде чем перейти к этому персонажу, я хотел бы привлечь внимание читателя к атмосфере опасности и конспирации, витающей в рассказе Марка о Страстях и особенно ярко проявляющейся в двух странных эпизодах, в каждом из которых Иисус посылает двух учеников с определенным заданием: добыть осла, на котором он въедет в Иерусалим (Мк 11:1–7) и подготовить пасхальную трапезу (14:12–16). Что демонстрирует Иисус в этих историях: чудесное предвидение будущего — или просто предусмотрительность и способности организатора? Обе истории очень похожи, так что, скорее всего, в обоих случаях ответ будет один. Вторая история кажется бессмысленной, если не предположить, что Иисус заранее договорился с хозяином дома о том, что он с учениками отпразднует Пасху у него в комнате для гостей. Первую историю можно понять в том смысле, что царь имеет право реквизировать вещи для своей необходимости; однако требует объяснения, почему же «некоторые из стоявших там» (еще одно странно «обтекаемое» выражение, как и в 14:47) позволили каким–то неизвестным людям увести осла только потому, что те передали им слова Иисуса. Возможно, перед нами «пароль», о котором Иисус договорился заранее и по которому можно было опознать его учеников как людей, имеющих право одолжить осла. Однако следует ожидать, что такая договоренность была заключена с хозяином (или хозяевами) осла. Откуда же знали пароль какие–то неизвестные люди, всего навсего «стоявшие там»? И почему Иисус не приказал ученикам просто сходить к такому–то человеку (например, к Симону, сыну Досифея) и попросить у него взаймы осла? Отсутствие всяких упоминаний о владельце осла производит очень странное впечатление.

И снова странность истории подтверждается тем, как обходятся с ней Матфей и Лука. Матфей резко сокращает этот эпизод, изменяет слова Иисуса к ученикам и не приводит никаких подробностей того, как они выполнили его приказ (Мф 21:3, 6), однако Лука, лишь слегка сократив рассказ Марка, заменяет Марковых «стоявших там» — «его хозяевами» (то есть владельцами осла) (Лк 19:33). Такого определения мы ожидали от Марка, и пояснение Луки подчеркивает странность того, что у Марка этого определения нет.

Рассказ Марка о въезде Иисуса в Иерусалим (11:7–10) явно несет на себе меньше черт открытого мессианства, чем параллельные рассказы в других Евангелиях. Марк не цитирует Зах 9:9 (как Матфей и Иоанн); и в восклицаниях толпы, хотя и, безусловно, мессианских по смыслу, у Марка не звучит прямое именование Иисуса царем–Мессией, сыном Давидовым, как у других евангелистов. Тем не менее нет сомнений, что Марк изображает этот инцидент как публичное заявление Иисуса о его мессианской роли. Следовательно, это первый эпизод в череде тех, что заставили храмовые власти увидеть в Иисусе опасного смутьяна и дали возможность приговорить его к смерти за именование себя «царем иудейским». Владелец осла, очевидно, заранее приготовивший его для Иисуса, мог рассматриваться как соучастник его подрывной деятельности. Вполне возможно, что Иисус в рассказе Марка, учитывая риск, организует дело таким образом, что хозяину осла не приходится встречаться с ним и передавать осла ему непосредственно. Эпизодом, из которого старательно исключены любые упоминания о хозяине осла, Марк показывает слушателям и читателям, что с этого момента Иисус вступает в опасную зону, где ему приходится соблюдать особую осторожность.

Не менее странна и вторая история. Человек с кувшином воды — несомненно, заранее оговоренный знак (даже если его встречу с учениками в назначенное время Иисус предвидел); знак, который невозможно было не заметить, поскольку воду обычно носили женщины. Но почему Иисус заставляет учеников искать нужный дом таким сложным способом? Очевидно, он хотел, чтобы его намерение праздновать Пасху в определенном доме оставалось тайной: читатели Марка понимают это, потому что к этому моменту Марк уже сообщил о заговоре с целью арестовать Иисуса. Но почему Иисус не приказывает ученикам просто пойти в дом такого–то человека (например, священника Менахема), никому об этом не говоря, чтобы сохранить место в тайне? Нечто подобное он и говорит в сокращенном параллельном варианте у Матфея: «Пойдите в город к такому–то и скажите ему: Учитель говорит…» (Мф 26:18). Греческое ton deina означает здесь именно «такой–то». Иисус называет определенное имя, которое Матфей знает, но нам не сообщает. Словом, у Матфея Иисус ведет себя так, как можно было ожидать. К чему же эти сложные и таинственные приготовления у Марка? Возможно, дело вот в чем: Иисус уже знает, что Иуда собирается предать его первосвященникам, но Двенадцать об этом не знают. Чтобы сохранить место, где он собирается праздновать Пасху, в тайне от Иуды, Иисус должен сохранить его в тайне и от Двенадцати. Поэтому все рассчитано так, что даже два ученика, которым поручено подготовить комнату к празднованию, не знают, где она находится, пока не приходят туда. Снова в повествовании Марка сгущается атмосфера опасности и необходимости конспирации — теперь тем более напряженная, так как уже подготовлен заговор с целью схватить Иисуса и Иуде уже предложено его выдать. Разумеется, Иисус ожидает ареста, однако не хочет, чтобы это случилось до того, как он разделит с учениками пасхальную трапезу. Вот почему место трапезы необходимо тщательно хранить в тайне.

Я не говорю, что следовало бы непременно ожидать от Марка сообщения имен владельца осла и хозяина комнаты, если бы не те меры конспиративной предосторожности, которые он подразумевает в этих двух историях. В соответствии с политикой Марка в других местах книги, можно было бы ожидать, что он назовет их по именам, только если они стали членами раннехристианской общины и были известны по именам, по крайней мере, некоторым из его читателей. Эти двое, по всей видимости, были довольно тесно связаны с Иисусом, так что можно ожидать, что впоследствии они вошли в раннехристианское движение и стали членами Иерусалимской церкви. Однако невозможно быть уверенными, что они были хорошо известны по именам, а роль их в повествовании не такова, чтобы они могли много сообщить как очевидцы. Так что высказанное предположение, что во времена формирования этого предания в Иерусалимской церкви анонимный рассказ защищал их, как и два анонимных персонажа в Гефсимании, является только предположением, одной из возможностей. Так или иначе, эти две истории передают чувство опасности, угрожающей в Иерусалиме не только Иисусу, но и тем, кто с ним близок, и вытекающей из этого необходимости принимать меры предосторожности. Для некоторых из тех, кто был в то время близок к Иисусу и мог быть сочтен соучастником событий, приведших к его аресту и осуждению на смерть, опасность, несомненно, сохранялась многие годы, если они принадлежали к Иерусалимской раннехристианской общине или ее окружению.