Роль апостола Петра у Марка

Роль апостола Петра у Марка

Теперь, с учетом нашего заключения о роли приема «от множественного к единственному» в Евангелии от Марка, необходимо пристальнее взглянуть на фигуру самого Петра, какой она предстает в этом Евангелии. Мы уже отметили частоту упоминаний здесь его имени, а также связь упоминаний с приемом «от множественного к единственному», позволяющим читателю смотреть на происходящее с точки зрения группы учеников. Мы видели, что в некоторых местах Евангелия эти две особенности встречаются очень часто. Отметим также, что из двенадцати эпизодов, в которых Петр является действующим лицом, в четырех (1:29–31; 11:19–25; 14:26–31, 32–42) используется этот прием, но в остальных восьми (1:16–20, 35–39; 5:35–37; 8:27–30, 31–33; 9:2–8; 10:23–31; 14:[54], 66–72) этот прием не применяется[415]. Стоит еще раз отметить, что эпизоды, в которых проявляются обе эти особенности, встречаются ближе к началу и к концу повествования: 1:29–31 — второй отрывок, введенный приемом «от множественного к единственному», 14:32–42 — последний, открывающийся таким образом. Таким образом, в начале и в конце повествования эти приемы взаимосвязаны друг с другом. Но что сказать о тех эпизодах, в которых не используется прием «от множественного к единственному», но действует Петр? Позволяет ли появление Петра в качестве действующего лица взглянуть на происходящее с его точки зрения?

В исследованиях Евангелия от Марка обычно можно прочесть, что Петр появляется в этом Евангелии не как самостоятельное действующее лицо, но как представитель группы учеников — будь то все Двенадцать или «внутренний круг» из трех–четырех человек (Петр, Иаков, Иоанн, иногда Андрей). Тимоти Виарда, аргументированно возражая против этого мнения[416], указывает на то, что характеристика Петра как «представителя учеников» используется в двух совершенно разных смыслах. В одном смысле — Петр в повествовательном пространстве Евангелия сознательно действует как представитель учеников, выступая от их имени; в другом — он представляет собой «типичного ученика», воплощающего в себе характерные черты этой группы действующих лиц, для читателя или слушателя Евангелия[417].

Во втором случае Петр — просто «один из учеников», которого евангелист решает назвать по имени. В 14:37–38, когда Иисус в Гефсимании находит Петра, Иакова и Иоанна спящими, он впервые обращается к Петру в отдельности («Симон! Ты спишь? Не мог ты бодрствовать один час?») — но далее снова идет обращение ко всем трем («Бодрствуйте и молитесь…») Очевидно, Петр здесь — типичный представитель трех учеников[418]. Если спросить, почему Петр здесь выделен, — видимо, это будет связано с предсказанием Иисуса, что Петр отречется от него (14:30). Сон Петра в Гефсимании, хоть и типичный для учеников, особенно любопытен в его случае, в связи с пламенными заверениями Петра о его верности Иисусу (14:31), — и подготавливает почву для эпизода, когда неверность Петра Иисусу выйдет за пределы «типичного», когда он отречется от учителя (14:54, 66–72)[419]. Еще один пример, в котором Петр предстает «типичным учеником», мы встречаем в 11:21: нет причин считать, что Петр здесь сознательно выступает от имени всех учеников, однако то, что он говорит, мог бы сказать любой из них[420]. Поэтому и ответ Иисуса (11:21–25) адресован им всем. В 1:36–37, где субъектами глаголов во множественном числе являются «Симон и бывшие с ним» (по всей видимости, Иаков, Иоанн и Андрей), Петр явно выступает как типичный представитель группы, однако особое упоминание имени Петра (Симона), возможно, указывает на то, что он играет в группе ведущую роль[421].

В 9:5–6 неразумное предложение Петра объясняется так: «Ибо не знал, что сказать: потому что они были в страхе» (9:6). Здесь Петр разделяет с другими двумя учениками их страх и, по всей видимости, непонимание того, что они видят. В таком смысле Петр типичен: это подчеркивается тем, что глас с неба обращается ко всем трем ученикам (9:7). Однако предложение Петра — несомненно, его собственная мысль. Он не говорит за других, не озвучивает их мысли, но сам проявляет инициативу. Здесь его роль выходит за пределы образа «типичного ученика», однако и в категорию «представителя учеников», говорящего от их имени, не попадает[422].

8:29 — эпизод, в котором, как часто считают, Петр говорит от имени группы[423]. Вопрос Иисуса («А вы за кого почитаете Меня?») обращен здесь ко всем ученикам, однако именно Петр исповедует Иисуса Мессией. Трудно сказать, до какой степени Петр выражает мнение всех учеников. Возможно, он здесь — не столько «представитель учеников», сколько «интеллектуальный лидер»[424]. На предыдущий вопрос в стихе 28 отвечают все ученики — поэтому то, что именно Петр исповедует Иисуса Мессией, требует объяснений. Возможно, это собственное прозрение Петра — которое Иисус встретил одобрительно, и потому с тех пор это мнение разделяли все ученики. В любом случае слова Петра прозвучали в ходе беседы Иисуса со всеми учениками о его миссии (8:30–31). Затем, когда Петр отзывает Иисуса в сторону, чтобы с ним поспорить (стих 32) — можно подумать, что сцена меняется, и перед нами частный разговор Иисуса с Петром. Однако ответ Иисуса Петру изображается так: «Он же, обратившись и взглянув на учеников Своих, воспретил Петру». Очевидно, Иисус полагает, что остальные ученики, как и Петр, заслуживают упрека. Таким образом, позиция Петра до некоторой степени типична для учеников. Возможно, только у него хватило смелости ее высказать — и он отвел Иисуса в сторону, чтобы не ставить его в неловкое положение перед всеми. Однако нет причин полагать, что он говорил по поручению остальных. И здесь роль Петра выходит за пределы «типичного ученика», однако не превращается в «представителя учеников». Скорее, мы имеем дело, как и в стихе 29, с индивидуальными проявлениями его личности.

Нечто похожее мы встречаем в стихах 14:27–31. Иисус предсказывает, что все двенадцать учеников его покинут. Петр возражает: «Если и все соблазнятся, но не я» (стих 29) — предполагая, что может стать исключением из группы. Иисус предсказывает его отречение, но Петр снова возражает: «Хотя бы мне и надлежало умереть с Тобою, не отрекусь от Тебя». И другие с ним соглашаются: «То же и все говорили» (14:31). Здесь возникает тонкий переход от Петра как «типичного представителя» к Петру–личности. Как и 8:29, этот эпизод подтверждает его роль, сформулированную Виарда, — «интеллектуальный лидер»[425]. Петр индивидуально, по собственной инициативе клянется в верности Иисусу и обещает быть ему верным до конца, даже если всем остальным это окажется не под силу. Но остальные поддерживают его в этом решении.

Только в одном случае Петр говорит от лица остальных: в 10:28 он обращается к Иисусу в первом лице множественного числа, от имени всех учеников. Так что приходится согласиться с Виарда — в качестве «представителя учеников» Петр выступает очень редко[426]. Виарда отмечает, что во многих евангельских отрывках, где можно было бы использовать «представителя», вместо этого высказывания исходят от учеников в целом («они сказали»). В одном случае роль «представителя» играет Иоанн (9:38)[427]. Петр часто играет — по крайней мере, до некоторой степени — роль «типичного ученика»: это подчеркнуто тем, что лишь однажды Иисус обращается исключительно к нему одному (предсказывая его отречение, 14:30). Даже призывая Петра к себе в ученики, Иисус обращается также и к его брату Андрею (1:17). И в других случаях, обращаясь лично к Петру, он при этом оглядывается на остальных учеников, как бы включая их в число собеседников (8:33; 14:37). Бывает и такое, что слова Петра, обращенные к Иисусу, вызывают ответ Иисуса не лично Петру, но всем ученикам (8:30; 11:22). Можно сказать, что Петр всегда связан с другими учениками — как их типичный представитель или как их лидер. Даже до рассказа о трех отречениях Петру уделяется в Евангелии заметно больше внимания, чем другим ученикам — но его личность всегда изображается в контексте группы.

Это важное заключение, тесно связанное с тем, к чему мы уже пришли в обсуждении функции приема «от множественного к единственному» у Марка. Этот прием позволяет читателям смотреть на события изнутри круга учеников, иногда — даже точнее: из «внутреннего круга» Петра, Иакова и Иоанна. Если считать, что это точка зрения Петра, ее можно назвать точкой зрения «мы» — Петра (в отличие от индивидуальной точки зрения «я» — Петра), подчеркивая, что это точка зрения Петра как члена группы. Это хорошо согласуется с тем фактом, что, называя Петра по имени, Марк неизменно связывает его с другими и что индивидуальные свойства его личности всегда проявляются в контексте группы. Марк выделяет его среди других учеников, но в то же время идентифицирует с ними. Петр берет на себя инициативу, предводительствует другими учениками, говорит, когда они молчат, даже декларирует большую верность Иисусу, чем остальные, — но никогда не общается с Иисусом индивидуально, вне группы учеников.

В этом смысле действия Петра–личности композиционно функционируют, так сказать, как средство дальнейшей фокализации — продолжая то, что начато приемом «от множественного к единственному». Прием «от множественного к единственному» позволяет читателю или слушателю взглянуть на происходящее с точки зрения группы учеников, большой или малой. Читатели или слушатели как будто бы путешествуют вместе с Иисусом и его учениками, вместе с ними приходят в какое–то место и там, глазами учеников, наблюдают за тем, что делает Иисус. Когда Петр начинает действовать индивидуально, читатели или слушатели принимают его точку зрения. Теперь они смотрят на происходящее не просто с точки зрения учеников, но с точки зрения одного ученика, в этот момент отделенного от остальных. Глазами Петра они смотрят не только на Иисуса, но и на других учеников. Это особенно заметно в 8:27–33 и 14:27–31 (два случая в этом Евангелии, когда Иисус обращается лично к Петру), в 9:5–6 (где объясняется внутренняя мотивация Петра) и, разумеется, в истории об отречениях Петра — единственном эпизоде, где читатели или слушатели вместе с Петром физически отделяются от остальных учеников (14:54, 66–72).

До сих пор мы видели, что Петр часто представляет собой «типичного ученика», редко выступает от имени учеников, но достаточно часто выступает как типичный и даже «более чем типичный» представитель их группы. Сосредоточившись на этом сочетании типичности и индивидуальности, мы сможем прояснить композиционную роль Петра в этом Евангелии. Изображение учеников–мужчин (особенно Двенадцати) в Евангелии от Марка вращается вокруг двух тем: понимание / непонимание / неверное понимание Иисуса — и верность / отступничество[428]. В обоих случаях ученики колеблются между двумя возможностями, но чаще склоняются к отрицательному полюсу — непониманию и отступничеству: в результате в целом они изображаются как дурные, непонятливые ученики, чье непонимание необходимости страстей и смерти Иисуса приводит их к неспособности остаться ему верными, когда страсти начинаются. (Здесь они противопоставлены ученицам: женщины остаются верны Иисусу, когда все ученики–мужчины его покидают, хотя мы и не встречаем никаких указаний на то, что женщины лучше мужчин понимали его мессианское предназначение.)

В отношении обеих этих тем Петр проявляет типичные для учеников черты и, более того, выходит за пределы типичного — как в хорошую, так и в дурную сторону. Это очевидно в двух основных эпизодах, связанных с фигурой Петра.

Первый из них (8:27–9:13) посвящен теме понимания–непонимания. Петр первым осознает, что Иисус — Мессия; это поворотный пункт Евангелия (8:29); однако он же не понимает, что это значит — и настолько, что принимается спорить с Иисусом, который за это называет его «сатаной» (8:32–33). Здесь он превосходит других учеников и в понимании, и в непонимании. И затем, в 9:5–6, разделяя с Иаковом и Иоанном их страх и непонимание происходящего, именно Петр выступает с удивительно неуместным предложением.

Следующий эпизод — от Тайной вечери до отречения Петра — посвящен теме отступничества. Когда Иисус предсказывает, что все ученики покинут его, а Петр от него отречется, тот уверяет, что его верность Иисусу сильнее, чем остальных учеников (14:29) — те, однако, вместе с ним обещают скорее умереть, чем покинуть Иисуса (стих 31). В Гефсимании Петр уже начинает отпадать от Иисуса, хотя пока не более и не менее остальных (стихи 37–38). Однако, когда остальные ученики покидают Иисуса (стих 50), Петр в самом деле превосходит их в верности: он следует за Иисусом, хотя осторожно и на расстоянии, до дома первосвященника (стих 54). Но затем эта потрясающая верность сменяется неверностью: именно Петр, единственный из учеников, прямо отрекается от Иисуса, заявляя, что не имеет с ним ничего общего (стих 66–72). Как его непонимание Иисуса приняло экстремальную форму — он принялся спорить с Иисусом (8:32), так и неспособность быть рядом с Иисусом в беде принимает экстремальную форму — он отрекается от Иисуса. (Отступничество Петра подчеркнуто тем, что в стихе 14:71 Петр клянется, что не знает его[429].) Таким образом, история отречения Петра — не исключение из правила, согласно которому Петр всегда так или иначе связан с другими учениками. Он покидает Иисуса в беде — как и все они; однако превосходит их в том, как именно это делает[430].

Можно было бы предположить, что двенадцать учеников в целом и Петр в частности так и остались отступниками, неспособными понять истинную природу Иисуса, — однако упоминание «учеников и Петра» в словах ангела у гробницы (16:7) указывает на грядущее воссоединение, в котором они, несомненно, познают истинную природу Иисуса и будут прощены за отступничество[431]. В этом нуждаются все ученики, но Петр — более всех. Вот с чем связано это, казалось бы, излишнее упоминание Петра наряду со всеми «учениками» (16:7). Петр — первый и последний из учеников: не только по упоминаниям о нем в Евангелии (1:16; 16:7), но и потому, что лучше их всех понимает Иисуса, более их всех верен ему — и в то же время тяжелее их всех согрешает против понимания и верности. Таким образом, эти роли Петра в Евангелии тесно связаны с двумя главными темами этого Евангелия: природой личности и миссии Иисуса — и сущностью и задачами ученичества. (Разумеется, эти темы тесно связаны между собой.)

Вспомнив, каким образом упоминания о Петре в начале и в конце Евангелия создают inclusio свидетельства очевидца (см. главу 6), мы видим, как Марк использовал свой основной источник информации в интересах главных тем своей книги. Как и в случае с приемом «от множественного к единственному», необходимо признать: роль Петра в Евангелии от Марка не ограничивается отражением того, как сам Петр рассказывал свою историю. Слишком хорошо она встроена в общее содержание Евангелия, в его изысканную композицию, подчиненную авторским смысловым задачам. Однако это не отрицает ни того, что Петр был для Марка основным источником информации, ни того, что именно таким образом объясняется особая роль Петра в этом Евангелии. Это означает просто, что Марк прекрасно умел работать с источниками.

Сравнивая Евангелие от Марка с другими Евангелиями, мы сразу обращаем внимание на то, что в нем не освещена роль Петра в раннехристианской общине после Воскресения (см. Мф 16:13–19, Лк 22:31–32, Ин 21:4–19). Кроме того, стоит отметить различия в описании призвания Петра и трех других рыбаков у Марка и у Луки. У Марка обещание Иисуса: «Я сделаю вас ловцами человеков» (1:17), по–видимому, предсказывающее будущую миссионерскую работу учеников после Воскресения, обращено к Петру и Андрею, а затем, возможно, повторено Иакову и Иоанну (1:20). У Луки, связывающего этот призыв с чудесным уловом рыбы, символизирующим будущие миссионерские успехи, повествование сосредоточено на Петре (5:4–10), и обещание Иисуса адресовано лично ему (5:10). Уже в этом эпизоде Лука показывает, что в дальнейшем Петру будет отведена особая роль среди проповедников христианства.

Отсутствие такой темы у Марка[432] можно объяснить тем, что его очень короткое Евангелие всецело посвящено одной цели: показать истинную мессианскую сущность Иисуса и объяснить, какого ученичества требует такой Учитель. Вопрос лидерства в общине учеников у Марка почти не поднимается: мы встречаемся с ним лишь в утверждении Иисуса, что истинное лидерство состоит в служении — в полном соответствии с его собственной мессианской задачей служения и страдания (9:33–35; 10:35–45). Разрабатывая такую тему, Марк обращается не к фигуре Петра, но к Иакову и Иоанну (10:35–45): это наиболее яркий евангельский эпизод, в котором участвуют, помимо Петра, другие ученики (ср. 1:19–20; 2:14–15; 9:38–41). Возможно, следует сделать вывод, что в известных Марку преданиях этот мотив был связан не с Петром, а с Иаковом и Иоанном. Отсутствие у Марка каких–либо намеков на первенствующую роль Петра в раннехристианской общине имеет одно важное следствие: особая роль Петра в этом Евангелии не связана с тем значением, которое он приобрел впоследствии для христианской общины и христианской миссии.

Чем же обусловлено особое место Петра в Евангелии от Марка? Очевидно, частотой случаев, когда читатель или слушатель становится на точку зрения «мы» — Петра (прием «от множественного к единственному») или «я» — Петра (когда Петр в повествовании действует индивидуально). То и другое вместе приводит к тому, что в большей части Евангелия от Марка история Иисуса описывается «глазами Петра». Объяснение этого должно иметь две стороны: связь с источником преданий — и то, каким образом Марк использовал данные предания для своих композиционных целей.

Что касается источников Марка — имеющиеся у нас свидетельства, по меньшей мере, сочетаются (а в сущности, убедительно подтверждают) ту гипотезу, что основным источником Марка был корпус преданий, сформированный двенадцатью учениками в Иерусалиме и известный ему в той форме, в которой он распространялся Петром. Едва ли возможно вычленить черты преданий, принадлежавшие именно Петровой версии, — нет сомнения, что во всех преданиях, авторизованных двенадцатью апостолами, он играл значительную роль. Однако здесь необходимо ответить на возражение, часто звучащее против гипотезы, что Евангелие от Марка основано на проповеди Петра: почему же в этом Евангелии так мало личных воспоминаний Петра? Хотя Петр здесь — заметная фигура, он постоянно ассоциируется с учениками, никогда не остается с Иисусом наедине, Иисус почти не обращается к нему лично: не свидетельствует ли все это против того, что сам Петр — источник «Петрова материала» в этом Евангелии? Отчасти ответить на это возражение можно, спросив, каких именно «личных воспоминаний» мы ждали. Вряд ли стоило ожидать, что престарелый апостол стал бы пускаться в пространные воспоминания с самим собой в главной роли: скорее всего, он исполнял свою задачу проповеди и наставления верующих, в очередной раз пересказывая известные предания в их устоявшейся, отточенной, удобной для передачи и поучения форме.

Далее, не следует пренебрегать ролью самого Марка как создателя Евангелия. Судя по огромному количеству преданий об Иисусе, засвидетельствованных в других канонических Евангелиях, не говоря уж о неканонических, Марк подходил к составлению своего краткого Евангелия очень строго и разборчиво. Трудно вообразить, например, что Марк не знал никаких речений Иисуса, кроме приведенных в его Евангелии, — их там очень немного, что особенно обращает на себя внимание в сопоставлении с тем, как подчеркнута роль Иисус–учителя. Трудно сказать, какие любопытные воспоминания Петра Марк мог «оставить за кадром» своей книги, посвященной строго определенным темам и задачам.