Цепляние за физическую деятельность и боязнь физической деятельности

Цепляние за физическую деятельность и боязнь физической деятельности

(1) Умственная деятельность естественным образом ведет к физическим действиям. Однако мы можем надеяться обрести безопасность, став прочным деятелем, производящим эти действия. Например, веря в то, что наша производительность доказывает наше существование, мы можем стать «трудоголиком», неспособным справиться с потерей работы. Или же мы можем пытаться погрузиться в работу, чтобы не думать о своих личных проблемах. Это делает нас совершенно бесчувственными к самим себе.

Из-за тревожной неуверенности мы можем испытывать необходимость постоянно что-нибудь делать. Желая чувствовать себя нужными, мы не даем другим делать ничего самостоятельно, например приводить в порядок свой рабочий стол. Между тем, если мы выполняем работу за других ради обретения чувства собственной ценности, мы всего лишь бесчувственно эксплуатируем их. Это особенно верно, если другие не хотят нашей помощи. Более того, погружаясь с головой в оказание помощи другим, мы зачастую пользуемся этим как способом не заниматься своими проблемами.

Временами мы можем пытаться доказать свое существование, производя действия. Например, нам может быть сложно пройти мимо электронного устройства, не нажав на нем кнопки, даже если мы понятия не имеем, как им пользоваться. Если кто-нибудь просит нас оставить устройство в покое, пока мы его не сломали, мы воспринимаем эту просьбу как угрозу нашей компетентности и ценности нашей личности. Мы излишне бурно реагируем, чувствуя враждебность.

При каузативной форме этого синдрома мы цепляемся за указывание другим, что делать. Это классическое «упоение властью». Чтобы доказать свое существование, мы командуем окружающими людьми. При этом мы бесчувственны к тому, что никому не нравится получать приказы. Сослагательные формы включают чувство, что если бы только мы смогли найти идеальную работу, мы бы справились с жизнью. Нам также может казаться, что мы бы чувствовали себя в безопасности, если бы только могли управлять всем в своей жизни. Погруженные в такие мечты, мы теряем связь с реальностью.

Если мы сосредоточены на прошлом или на будущем, мы можем надеяться обрести безопасность, почивая на лаврах собственных достижений или утверждая собственную ценность за счет планирования бесчисленных проектов. Такого рода идеи зачастую делают нас бесчувственными к настоящему моменту. Если к этому синдрому добавляется сослагательный элемент, мы можем чувствовать, что были бы сейчас в безопасности, если бы только совершили что-то раньше в своей жизни. Отрицательная форма того же синдрома – когда мы полагаем, что были бы сейчас в безопасности, если бы только не совершили тех или иных ошибок в молодости. При этом мы излишне бурно реагируем, чувствуя к себе жалость.

Кроме того, формы этого синдрома могут сочетаться с цеплянием за другие естественные функции нашего ума. Например, ради безопасности мы можем цепляться за наблюдение за действиями других. Мы можем поселиться в шумном городе, надеясь почувствовать себя более живыми или утратить себя, став безликими. Точно так же, мы можем испытывать необходимость каждый день посещать торговый центр, чтобы смотреть на людей. Будучи бесчувственными к предпочтениям членов своей семьи, мы можем настаивать на том, чтобы они шли с нами.

Наконец, мы можем компульсивно менять вид деятельности, переходя от одной к другой, боясь что-нибудь пропустить. При каузативной форме этого синдрома мы можем считать, что наши дети также не должны ничего пропустить. Из-за этого как личность или как часть общества мы навязываем своим детям изнурительное расписание спортивных секций и занятий после школы. И жизни наших детей становятся такими же стремительными и наполненными, как у работающих в очень напряженных условиях взрослых. Даже компьютерные игры, в которые играют наши дети, сверхактивны.

(2) Цепляние за то, чтобы быть объектом действий других людей также может принимать несколько форм. Надеясь обрести чувство собственной ценности благодаря потреблению услуг, предоставляемых другими, или надеясь утратить себя, не занимаясь домашним хозяйством, мы можем навязчиво стремиться обедать в ресторанах. Мы бесчувственны к супругу, и этот человек может подумать, что нам не нравится, как он или она готовит.

При каузативной форме этого синдрома мы неуверены в себе и постоянно спрашиваем у других, что нам делать. Если человек советует пользоваться своими собственными суждениями, мы становимся еще более неуверенными и нервными. Сослагательные формы этого синдрома включают чувство, что мы бы лучше справлялись с жизнью, если бы нашли супруга, который бы все за нас делал. Подобные рассуждения делают нас бесчувственными к истинной любви.

(3) Боязнь совершать физические действия, подпитанная заниженной самооценкой и недостатком уверенности в себе, может сделать нас «технофобами». Мы можем чувствовать себя некомпетентными в использовании новинок электронного оборудования. Мы убеждены в своей безнадежной неуклюжести и можем чувствовать неуверенность, даже когда меняем лампочку. Сталкиваясь с подобными задачами, мы излишне бурно реагируем, чувствуя беспокойство.

(4) Нам также может быть неловко быть объектом действий других. Например, если машину ведет другой человек, мы не чувствуем себя безопасно, поскольку хотим постоянно управлять происходящим. Если кто-нибудь помогает нам или платит за нас в ресторане, нам может казаться, что нас лишают чувства собственного достоинства. Каузативные формы – неспособность справиться с тем, что другие указывают нам, что делать, или даже просят о чем-либо, поскольку мы воспринимаем это как угрозу своей независимости.