ЧААДАЕВ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ЧААДАЕВ

Петр Яковлевич (1794–1856), рус.религиозный мыслитель.

Род. в Москве в дворянской семье. После нескольких лет учебы в Московском ун–те поступил в гвардию. Во время Отечеств. войны 1812 участвовал в Бородинском и др. крупных сражениях. Богатство, знатность, боевые заслуги обеспечили Ч. блестящую карьеру, но в 1821 он оставил службу. Поездка в Европу, знакомство с *Шеллингом, дружба с декабристами и А.С.Пушкиным — все это постепенно сформировало Ч. как оригинального мыслителя. Фактически он стал одним из первых самостоят. историософов в России. Внутренний переворот, пережитый Ч. в 20–х гг., придал его воззрениям глубоко религиозную, христ. направленность. Писал Ч. мало. Гл. его идеи были изложены в «Философических письмах», написанных (по–французски) в 1829–30–х гг. Попытка опубликовать их закончилась трагически. Первая же глава (или письмо), напечатанная в журнале «Телескоп» (1836), вызвала острые дискуссии в обществе и правительств. репрессии. Ч. был объявлен сумасшедшим, и за ним был установлен надзор. Такая реакция была вызвана беспощадной критикой, к–рой Ч. подверг современную ему российскую действительность. Его обвиняли в антипатриотизме и идеализации Запада. Второй упрек имел под собой основания, но первый был результатом недоразумения. Если бы книга вышла в печати целиком, критики бы убедились, что Ч. выступает в ней как человек, искренне преданный своей стране. Он считал, что великая миссия России заключается в соединении созерцательности Востока и активности Запада. Ориентиром для такого соединения, по мысли Ч., лучше всего является универсальная католич. церк. система. Философ утверждал, что христианство призвано преобразовывать жизнь общества, а не только отдельные души. В этом он был единомышленником *Ламенне и

предшественником Вл.*Соловьева. Чаяние Царства Божьего принимало у Ч. оттенок *хилиазма.

«Истина едина, — писал он, — Царство Божие, небо на земле, все евангельские обетования — все это не иное что, как прозрение и осуществление соединения всех мыслей человечества в единой мысли; и эта единая мысль Самого Бога, иначе говоря, — осуществленный нравственный закон. Вся работа сознательных поколений предназначена вызвать это окончательное действие, к–рое есть предел и цель всего, последняя фаза человеческой природы, разрешение мировой драмы, великий апокалиптический синтез».

Свой взгляд на историю как на духовное становление Ч. противопоставлял идеям декабристов о внешнем переустройстве общества.

Философ утверждал, что вера, в широком смысле слова, есть важнейший двигатель обществ. развития и что религиозная вера не противоречит науке. Наука познает Бога в творении, и поэтому она, как и вера, идет к познанию Бога, но своим путем. «Это познание развивалось в человечестве постепенно. Проблески истины появились уже в язычестве, «ранее, чем мир созрел для восприятия новых истин». «Первоначальное откровение» завершилось «двумя великими откровениями — Ветхого и Нового Завета». Эти откровения Ч. не отделяет от *Церкви, избегая *библиолатрии. «Никогда, — говорит он, — Божественное Слово не могло быть заточено между двумя досками какой–либо книги; весь мир не столь обширен, чтобы объять его; оно живет в беспредельных областях Духа, оно содержится в неизреченном таинстве Евхаристии, на непреходящем памятнике Креста оно начертало свои мощные глаголы». Ч. настаивает на *богочеловеческой природе Свящ. Писания. «Дух Святой, говоря устами Своих пророков, не переделывал человеческой природы».

«Работа здравой экзегезы научила меня различать в святой книге то, что является прямым воздействием Св. Духа, и то, что есть дело рук человеческих; поэтому боговдохновенность, покоящаяся на этом дивном произведении, не сможет сделать в моих глазах одинаково святым и ненарушимым каждое слово, каждый слог, каждую букву, к к–рым люди прибегли, чтобы передать мысль, к–рую Дух Святой вложил в сердца их. Чтобы стать понятным для человеческого разума, Божественное Слово должно было пользоваться человеческим языком, а следовательно, и подчиниться несовершенствам этой речи. Подобно тому, как Сын Божий, став Сыном Человеческим, принял все условия плоти, Дух Божий, проявляясь в духе человеческом, также должен был принять все условия человеческой речи; но подобно тому, как Спаситель не в каждом из актов Своей жизни торжествует над плотью, но во всей Своей жизни в ее целом, Св. Дух также торжествует над человеческой речью не в каждой строчке Писания, но в его целом».

В этой мысли мы находим первую попытку связать учение о *боговдохновенности с Халкидонским догматом.

Толкуя сказание *Шестоднева о сотворении человека, Ч. подчеркивал, что сущностью *теоморфизма является свобода. В этом даре проявилась кенотическая тайна, ибо, дав человеку свободу, Бог «отказался от части Своего ??????????? ? ????». ??? ??????????? ????? ?????? ?????? ??? ??????????? ?? ????? ??????? ???????. ???? ? ???? ??????? ? ????. ???????. ??? ?????? ????????? ????????????? ? ????, ??? ???????? оставить неизгладимый след в сознании, «????????? ??????????? ??дей, с к–рыми мы жили в близком общении». Среди этих образов в ВЗ на первом месте стоит Моисей. Самым поразительным в нем, согласно Ч., было сочетание человеческой немощи с величием провозглашенных им истин. «С одной стороны — это величавое представление об избранном народе, то есть о народе, облеченном высокой миссией хранить на земле идею единого Бога… С другой стороны — человек простодушный до слабости, умеющий подавлять свой гнев только в бессилии, умеющий приказывать только путем усиленных увещаний, принимающий указания от первого встречного; странный гений, вместе и самый сильный и самый покорный из людей!». Ч. один из первых в рус. религ. мысли утверждал, что книги *пророков ценны не только тем, что предвозвещали будущее. «В них, — писал философ, — заключается учение; учение, относящееся ко всем временам; столь же важная часть вероисповедания, как и все прочие».

Ч. первый в России выступил против *мифологической теории происхождения христианства, выдвинутой в 18 в. Ш.Дюпюи и Вольнеем. Божественное происхождение христианства философ связывал с той удивительной силой, к–рую оно проявило в истории. «Было ли это простым человеческим действием — придать жизнь, действительность и власть всем этим разрозненным и бессильным истинам, разрушить мир, создать другой… выразить всю совокупность рассеянных в мире нравственных истин на языке, доступном всем сознаниям, и, наконец, сделать добро и правду осуществимыми для каждого?» Даже если рассматривать христианство чисто исторически как «еврейскую секту», опирающуюся на ВЗ, к–рый был лишь дополнен Иисусом Христом, оно все равно остается великим явлением и «носит на себе печать независимого действия высшего Разума, что не может быть объяснено приемами человеческой логики».

Незадолго до написания «Философических писем» рус.общество волновало толкование Апокалипсиса. Оно пыталось найти в нем указания на конкретные события Нового времени (см. ст. Юнг–Штиллинг). Ч. считал эти поиски «смешными». «Мысль Апокалипсиса, — писал он, — есть беспредельный урок, применяющийся к каждой минуте вечного бытия, ко всему, что происходит около нас… Превосходная поэма Иоанна есть драма вселенной, ежедневная, вечная, и развязка ее не так, как в драмах, произведенных нашим воображением, но по закону бесконечности продолжается во все веки и началась с самого начала действия». Этот взгляд на Откр стал впоследствии наиболее распространенным в библ. экзегетике.

? Соч. и письма, под ред. М.Гершензона, т.1–2, М., 1913; Статьи и письма, со вступ. статьей и комм. Б.Н.Tарасова, M., 1987; Lettres philosophiques adress№es … une dame, Р., 1970.

? Г е р ш е н з о н М.О., П.Я.Ч. Жизнь и мышление, СПб., 1908; прот.З е н ь к о в с к и й В., История русской философии, Париж, 1948, т.1; К о в а л е в с к и й М., Ранние ревнители философии Шеллинга в России — Ч. и Иван Киреевский, «Русская Мысль», 1916, № 12; Л а з а р е в В.В., Ч., М., 1986; Л е б е д е в А., Ч., М., 1965; Т а р а с о в Б.Н., Ч., М., 1986 (с библиогр.); прот.Ф л о р о в с к и й Г., Пути русского богословия, Париж, 19812; см. также КЛЭ, т.8; ФЭ, т.5; ФЭС.