ГЛАВА TРИНАДЦАTАЯ Отрешение

ТЕКСТ 1

Нарада сказал:

— Человек, избравший путь отрешения, должен покинуть дом и отправиться в странствие, проводя в каждом селении не больше одной ночи. Он не должен зависеть в своих потребностях от людей и должен довольствоваться лишь самым малым.

ТЕКСТ 2

Если он не может обходиться без одежды, ему позволено носить лишь набедренную повязку. У странствующего старца не должно быть иного имущества, кроме посоха и сосуда для воды.

ТЕКСТ 3

Черпая радость внутри себя, странствующий отшельник должен жить на подаяние мирян, но не выпрашивать его. В каждом существе он должен видеть друга и во всем уповать на Всевышнего — Нараяну.

ТЕКСТ 4

Он должен видеть одно Сознание во всех вещах, причины и следствия — в Едином Непроявленном, Высшее «Я» — в безусловном бытии и единую природу — в вечном и временном.

ТЕКСТ 5

Кто не теряет ощущения своего «я» в сознательном, бессознательном и полусознательном состоянии, тот видит окружающий мир как смену наваждений. Такое состояние есть действительная свобода от обмана, майи.

ТЕКСТ 6

Тела живых существ обречены на гибель с самого рождения, они появляются и исчезают, как пузырьки на поверхности реки — реки времени. Потому, видя рождение и смерть, не стоит ни радоваться, ни печалиться.

ТЕКСТ 7

Отрешенному страннику не следует слушать светских разговоров, а также добывать себе пропитание богословскими беседами и поучениями. Нельзя ему и участвовать в людских спорах и даже считать кого-то из спорящих правым.

ТЕКСТ 8

Ему запрещается приманивать к себе людей своими способностями и знаниями, читать много книг, набирать много учеников, накапливать имущество и брать плату за наставления.

ТЕКСТ 9

Однако человеку уже умиротворенному, живущему в согласии с высшим законом и равно дружелюбному ко всем существам, не обязательно иметь при себе знаки отрешенности — посох и одежды отшельника. Он уже достиг всего, к чему стремятся начинающие подвижники.

ТЕКСТ 10

Человека отрешенного не видно по внешним признакам. Он может безобразничать как дитя но быть великим мудрецом; молчать годы напролет, но обладать чудным красноречием. Не действия, но причина, побуждающая действовать, так или иначе указывает на внутреннюю отрешенность человека.

ТЕКСТ 11

В этой связи я хочу поведать тебе о беседе Прахлады, в его бытность царем демонов, с мудрецом-отшельником, что жил всегда спокойный, как сытый удав, ни о ком не тревожась, ни о чем не сожалея.

ТЕКСТЫ 12–13

Как-то раз слуга Божий царь Прахлада вместе со свитой отправился в странствие по своим обширным владениям в поиске действительно отрешенного человека. После многих дней пути они вышли к берегу реки Кавери, что протекает у подножия горы Сахьи. Там в придорожной пыли они заметили человека, грязного, немытого, беззаботно развалившегося на обочине.

ТЕКСТ 14

Ни по внешности незнакомца, ни по поведению, ни как-либо иначе нельзя было определить, к какому сословию и укладу жизни он принадлежит.

ТЕКСТЫ 15–16

Прахлада поклонился незнакомцу, коснувшись челом его стоп, и решил расспросить его, кто он таков и какого рода-племени. Государя также одолевало любопытство, чем незнакомец добывает себе на жизнь, ибо тот был весьма упитанного сложения.

ТЕКСТ 17

— О досточтимый, — сказал царь демонов, — судя по твоей внешности, тебе безразличны дела сего мира. Однако твоя полнота выдает в тебе охотника за плотскими удовольствиями. Обычно тучнеют богатые бездельники, коим за ненадобностью работать только и остается, что есть да спать.

ТЕКСТ 18

Прости мою дерзость, божий человек. Вот ты праздно валяешься в грязи, не обремененный людскими заботами, откуда тогда у тебя золото на удовольствия, в которых, судя по твоей полноте, ты себе не отказываешь?

ТЕКСТ 19

На вид ты не невежда и не злодей. Речь твоя, должно быть, приятна и разумна. Судя по всему, ты осознал тщетность человеческих трудов. Почему тогда не пойдешь к людям, не научишь их мудрости? Почему предаешься безделью?

ТЕКСТ 20

Нарада продолжал:

— В ответ на сладкие, как мед, государевы речи бродяга улыбнулся и молвил.

ТЕКСТ 21

— О великий предводитель демонов, слава твоя разошлась далеко за пределы твоего царства! Самые развитые народы, арии, видят в тебе образец для подражания. Ты и сам знаешь о бренности плодов человеческого труда и о скоротечности земной жизни.

ТЕКСТ 22

Вездесущий Нараяна, Безупречный и Совершенный, пребывает в твоем сердце, и ты, бесконечно преданный Ему, можешь черпать знание непосредственно от Него. Неужели ты сам не знаешь ответы на свои вопросы?

ТЕКСТ 23

Если тебе любопытно, я, конечно, расскажу свою повесть. Однако сам я невежественный бродяга и вряд ли научу тебя мудрости. Я могу лишь повторить то, что узнал от своих учителей.

ТЕКСТ 24

Итак, влекомый ненасытными желаниями, я, как и все прочие смертные, носился по волнам суетной жизни, то поднимаясь на ее вершину, то низвергаясь на самое дно. Меняя одну за другой тленные оболочки, я вел борьбу за существование — борьбу бессмысленную, ибо исход ее предопределен с самого нашего рождения.

ТЕКСТ 25

И вот, благодаря добрым делам или за грехи, я получил человеческое тело и предо мною открылись трое врат: одни вели в низшие миры страданий, другие — к райским удовольствиям, третьи — к вечному освобождению.

ТЕКСТ 26

Так мужчина и женщина вступают в союз, чтобы с помощью спутника жизни избавить себя от трудностей и жить счастливо, а в итоге к своим трудностям им добавляются чужие. И когда я понял, что всякая деятельность сопряжена с тревогами и ныне, и в будущем, я вовсе перестал заниматься чем-либо.

ТЕКСТ 27

Я рассуждал так: “Если счастье недостижимо в заботах, то я найду его в беззаботности. Если чувственные удовольствия приводят к страданиям, то, чтобы избавиться от страданий, нужно отказаться от чувственных удовольствий”. Вот ты и застал меня тут, распростершегося на земле без дела и хлопот.

ТЕКСТ 28

В заботах о бренном теле мы забываем о нуждах души. Мысля себя комком плоти, мы тратим целую жизнь на поиски удовольствий для него, тогда как душа наша страдает в заточении. И, неудовлетворенная, она вынуждена рождаться в зримом мире снова и снова.

ТЕКСТ 29

Как неразумный олень, бредущий прочь от заросшего колодца в поисках воды, душа, закутанная в бренное тело, ищет свое природное счастье снаружи.

ТЕКСТ 30

Даже справившись с временными напастями, мы не в силах одолеть нашу главную беду — бренность плоти, потому все наши усилия ради достижения счастья оказываются напрасны.

ТЕКСТ 31

Любая работа сопряжена с телесными или умственными страданиями. Скверные поступки приносят горькие плоды, добрые поступки приносят плоды сладкие, но что проку в них, если смерть все равно заберет их у тебя?

ТЕКСТ 32

Человек алчный, не способный совладать со страстью наживы, мучается страхами, бессонницей и часто впадает в гнев. Накопив много золота и серебра, он все равно не чувствует себя в безопасности, ибо в каждом, даже в самом близком родиче, видит угрозу своему благополучию.

ТЕКСТ 33

Богачи и сильные мира сего все время охвачены тревогой: царские сановники, воры, грабители, соперники, родичи, звери и птицы то и дело покушаются на их имущество. А еще время отбирает у них их власть и богатства, и даже сами они своими собственными ошибками помогают себе в обнищании.

ТЕКСТ 34

Наконец я понял: “Для того, чтобы избавиться от страхов, печалей, гнева и бедности, нужно всего лишь отказаться от накопленного и накопления. У кого нет ничего, тот свободен и счастлив. Кто не ищет власти и уважения, тот избавил себя от самообмана, пустых привязанностей и бесполезного труда”.

ТЕКСТ 35

Так вот, все свое знание я почерпнул от своих учителей — пчелы и удава: первая научила меня довольствоваться тем, что я могу унести с собою, второй научил не тревожиться о пище, ибо она сама найдет дорогу в твой рот.

ТЕКСТ 36

Пчела свободна от желаний, потому ей не о чем печалиться. Она собирает мед, но не накапливает его. Так и мирянин, чтобы избавить себя от воров и завистников, должен добывать себе пропитание, но не накапливать имущества.

ТЕКСТ 37

Я не прилагаю усилий и довольствуюсь лишь тем, что приходит ко мне само собой. Если мне что-то нужно, я не иду туда, где это можно найти, а лежу спокойный, как удав, и дожидаюсь, когда нужное само окажется у меня в руках.

ТЕКСТ 38

Иногда я ем мало, иногда много. Иногда это свежая еда, иногда гнилая. Иногда меня угощают с почестями, как царя, иногда бросают мне объедки. Иногда я ем днем, иногда — ночью. В целом, я питаюсь тем, что достается мне без усилий.

ТЕКСТ 39

Ношу я тоже только то, что досталось мне само собою, будь то шелковые платья или полотняная накидка, оленья шкура или повязка из мочала. Если нет и того, я и вовсе хожу нагим и доволен тем, что имею.

ТЕКСТ 40

Сплю я где придется: на голой земле, ворохе листьев, камнях, куче пепла, а если пригласят, то и во дворце на царских перинах с подушками.

ТЕКСТ 41

Бывает, меня помоют, умастят благоуханными маслами, облачат в роскошные платья и обвешают украшениями с цветочными гирляндами, катают, как царя, на слоне или запрягают для меня золотую колесницу. А иногда я брожу грязный и нагой, и люди шарахаются от меня, как от одержимого.

ТЕКСТ 42

Одним я кажусь человеком мудрым, другим — умалишенным. Не мое дело хвалить их или осуждать. Пусть все они будут счастливы, пусть найдут вечную безмятежность в соитии с высшею Душою.

ТЕКСТ 43

Чтобы достичь безмятежного состояния, я советую тебе растворить понятия добра и зла в своем уме, затем погрузить ум в свою самость, а самость — в первозданное вещество. Так, очистив себя от чуждых оболочек, ты соединишься со вселенской Душою.

ТЕКСТ 44

Кто уничтожил свое мнимое «я», тот разорвал связь с мнимым миром. Затем, познав свою истинную суть, он возвращается в свое первозданное, вечное бытие, где нет желаний и, стало быть, нет тревог.

ТЕКСТ 45

Ты, государь, безусловно предан Всевышнему, и путь отречения не для тебя, ибо ты уже умиротворен, во всем и всегда уповая на своего Господина. Путь отречения, о коем я поведал тебе, предназначен для людей несвободных, слишком дорожащих мнением окружающих.

ТЕКСТ 46

Нарада продолжал:

— Прахлада остался доволен тем, как мудрец советовал мирянину устроить свою жизнь, дабы раз и навсегда избавиться от тревог. Государь низко поклонился незнакомцу и, испросив дозволения, отправился домой.