3.3.1. Христианство

Если говорить о христианском учении в целом, то мы вынуждены будем признать, что его сегодня нельзя признать религией, уверенно идущей во главе всего человечества, то есть оно не является глобальным идеологическим лидером. Безусловно, это учение обладает рядом ценных качеств. Здесь и комплекс нравственных установок, направленных на духовное очищение личности и уклонение ее от Зла, здесь и широкая пропаганда чувства любви.

Христианское учение не отрекается от реальных условий существования человека. В земном своем бытии человек ответственен за многое, очень многое. Однократность человеческого пребывания на Земле, согласно христианским представлениям, дополнительно способствует повышению ответственности. Обоснованием такого поведения служит обещание достойного посмертного воздаяния, надежда на личное спасение, достижение небесного рая.

Однако сегодня христианство в целом все более и более слабеет. Совсем не случайно, что многие представители западной культуры теперь являются либо холодно-формальными его представителями, либо так или иначе начинают «отпочковываться» от христианства, отслеживая некоторые идеологические, теологические и ритуальные его недостатки /86/. Вот почему даже в исконно христианских странах многие люди так или иначе уходят из-под его крыла.

Христианство можно назвать сегодня пассивно-социальным. Там, где существует та или иная ветвь христианства, фактически признается ею чуть ли ни любая власть. Наглядным примером здесь служит история почти всего XX века, в течение которого различные европейские государства придерживались самых различных, иногда взаимоисключающих идеологических и политических установок, но при этом в каждом из них продолжали существовать и даже процветать христианские конфессии. Либерально-демократический, коммунистический, гитлеровский, империалистический и другие режимы – это все XX век, и все эти режимы существовали вместе с теми или иными христианскими церквами. Это факт, а факты – вещь упрямая.

Христианство более нацеливает личность на индивидуальное спасение, чем на спасение своего рода, народа или нации. Национальные признаки для него не столь существенны («несть иудея, несть эллина»). Христианская общинность сегодня более напоминает общинность сосуществующих между собой отдельных личностей, общинность паствы, даже общинность толпы, над которой возвышается, однако, довольно строгая церковная иерархии. К социальной несправедливости христианство тоже относится, скажем так, с прохладцей.

При всем при том христианство ведет разговор о довольно ограниченном числе спасенных после ожидаемого Суда Божия, а не о большинстве живущих и живших людей, тем самым являясь по сути сторонником идеи избранности, идеи меньшинства. А что нам оно говорит о будущем? О конце Света, от идеи которого христианство не может отступить по ряду причин, о сопутствующих ему многих бедах, довольно подробно описанных в Библии. На фоне всех этих грандиозных бед, пожалуй, наиболее сильными идеями, поддерживающими земное существование христианина, являются идеи личного спасения и любви.

В целом христианство заключает в себе довольно много такого, что не очень-то способствует интенсивному, настойчивому развитию человека и человеческого общества, их общему ускоренному выздоровлению, окончательному искоренению греха, бескомпромиссной борьбе со Злом. Да и как же можно искоренить грех, если согласно этому учению именно за массовые греховные деяния людям будет послан конец Света. Так что христианство не является сегодня той идейно озаряющей все человечество искрой, той светящейся для всех звездой, увидев которую большинство людей сразу последуют за ней.

Безусловно, это учение направлено на нравственное очищение личности, на уклонение от Зла, на социальное умиротворение и т. п. Положительных качеств у него предостаточно. Но сегодня этого мало. Нужно соответствие духу времени, соответствие наиболее актуальным задачам современности, требующим самого активного, нередко даже силового решения. Нужно отстаивание своего национального достояния в жестких ритмах современной истории. А вот с этим у христианства не совсем все в порядке. О некоторых моментах такого рода мы сказали выше. Добавим для полноты картины еще кое-что.

Например, испытание человеком тягот бытия нередко оценивается здесь как его научение, как благо и даже как дар божий. «Все, что ни делается, – все к лучшему», «Все и вся по воле и во власти Божией», «Не суди, да не судим будешь», «Бог терпел и нам велел» – вот типовые установки христианства. Мы не будем здесь оспаривать теологическую значимость, правильность или неправильность этих установок, мы здесь подчеркиваем лишь их социологическое значение. Совсем не случайно основным символом христианства стал крест с изображением распятого на нем Иисуса Христа, а не какой-нибудь иной, скажем так, более радостный символ. Большинство христиан носят этот символ у себя на груди в виде нательного креста, носят, стараясь при этом в силу своих здоровых инстинктов уклониться от собственных страшных мучений.

С течением времени такая позиция не изменилась, не изменилась, возможно, и потому, что сам по себе крест как символ в том виде, в каком он присутствует на распятии, имел в древности иное смысловое значение. Он был скорее всего просто взят на вооружение христианской церковью как символ, уже завоевавший право быть значимым и потому широко распространенным.

Благость ухода от мира сего, от его «прельщающих прелестей» и соблазнов, благость монашества, благость укрощения плоти, несения на себе самом иногда почти непосильных тягот – вот позиция, принадлежащая христианству. До сих пор в сознании паствы, в сознании простых людей сохраняется и поддерживается мнение, что монашеский и священнический чин и даже нищие и убогие – это особые люди, которые более всех близки к Богу и которым уготованы лучшие места на небесах. В ряде других религиозных учений отношение по крайней мере к тяготам бытия заметно иное. В них испытание тягот труда на благо ближних или на собственное благо конечно же приветствуется, испытание тягот в борьбе со злом, в борьбе с врагами – тоже. Здесь тяготы, связанные с оздоровлением или очищением (например, при ритуальных действиях), также приветствуются. А вот наложение на самого себя тягот, не связанных с вышеперечисленными деяниями, считается не только бессмысленным, но и вредным. Поэтому кичиться своим нищенством, отречением от мира, испытанием гордости за напрасные муки, уклонение от радостей земного бытия совсем не свойственно таким учениям.

Немаловажным обстоятельством служит еще и то, что в основании христианства лежат события, произошедшие довольно давно, произошедшие с людьми, принадлежащими к народу, теперь уже несколько удаленному от ряда народов, ныне исповедующих христианство. Да и территория Палестины удалена и от Западной Европы, и от России, не говоря уже об Америке. Но именно на этих территориях проживает ныне основное христианское население. Вот почему местные христианские церкви, пусть и находящиеся, к примеру, под юрисдикцией Папы Римского, выставляют своих национальных святых и праведников в пантеон почитания, чтобы хотя бы таким образом отметить этот эффект «чужеродства». Вот почему в живописных и скульптурных образах Иисуса Христа всегда присутствует местный колорит. Не случайно, что в головах многих людей такая удаленность по времени и пространству вызывает ощущение легендарности тех великих событий. Кстати, успех романа «Мастер и Маргарита» М. Булгакова, неканонически трактующего евангельские события, связан и с этой причиной.

Однако в христианстве существует еще один мощный фактор, который заметно влияет на численность его сторонников. Таким фактором служат не вполне естественные явления или, проще говоря, чудеса. Поэтому будет полезным остановиться на вопросе «идеологии чуда». То, что христианские чудеса происходят довольно часто, факт общеизвестный. В определенной степени они служат подтверждением более древних чудес, совершенных самим Иисусом Христом при его жизни, подтверждением чуда его Воскрешения, верности христианского учения.

На первый взгляд может показаться, что наличие периодически повторяющихся чудесных явлений коренным образом должно влиять на поведение как отдельных людей, так и общества в целом. Однако это не так. Возьмем, к примеру, православную ветвь христианства. Сегодня чудо схождения Священного Огня во время православной Пасхи могут наблюдать по телевизору миллионы, чудо мироточения икон становится чуть ли не постоянно совершаемым явлением. И что же, это коренным образом повернуло большинство людей от Зла к Добру, от греха к богоугодным делам, освободило их от ненависти, вражды, паразитирования и эксплуатации, направило в сторону высокой духовности? Отнюдь нет. Более того, сегодня впору говорить о понижении среднего духовного и культурного уровня населения. В России это особенно заметно, несмотря на повсеместное восстановление ранее разрушенных или заброшенных церквей, на укрепление православной церкви, на занятие ею статуса чуть ли не государственной религии.

Вывод очевиден. Сами по себе чудеса не способны произвести коренную перестройку в поведении людей, какими бы очевидными и часто повторяемыми они ни были. Так, добрые семена, упавшие на плохую или неподготовленную почву, не прорастут, а если и прорастут кое-где, то будут задавлены растущими рядом сорняками. С психологической точки зрения это понятно, ведь много проще и приятней потянуться, к примеру, рукой к доступным и близко лежащим пьянящим напиткам, чем с угрызениями совести задуматься о своей грядущей посмертной судьбе, не говоря уже о судьбе мира.

Что же получается? А получается, что в социологическом плане, в плане практического поведения людей сегодня самым важным для них оказывается их собственное земное существование, дополненное лишь некоторыми представлениями о горнем мире. Прижизненное психологическое восприятие человека, как правило, таково, что горний мир совсем не наделен властью над миром земным, по крайней мере не наделен видимой властью. Совершающееся или совершенное где-то чудо становится лишь дополнительным фактором человеческого бытия, а не основой перестройки его осознания. Что ж, такова реальность.

При таком действии «эффекта чуда» это чудо воспринимается в большинстве случаев не как удивительное открытие чего-либо нового, коренным образом меняющего всю последующую жизнь человека, а более как свидетельство какого-то «параллельного» бытия иной реальности и даже как помеха его повседневным, иногда откровенно корыстным целям. До высокого осознания чуда поднимаются немногие, в основном духовно ранее подготовленные и одаренные личности. Таких личностей в истории было немало. Однако их влияние на массы и на власть имущих не было таким уж определяющим. Кстати говоря, эти люди сами по себе не нуждаются в особой «подпитке» от энергетики чуда, они находятся, по сути, уже рядом с ним.

Итак, мы вынуждены констатировать, что наличие в головах людей добротной системы как социальных, так и религиозных представлений оказывается намного более важным, чем наличие или отсутствие чудесных божественных проявлений, какими бы временно покоряющими и блистательными они ни были. Демонстрация чуда совсем не обязательно является средством радикального обновления их жизни. Вот почему, кстати говоря, для горнего мира не столь важным является эта демонстрация, важным является нечто иное.

Кстати говоря, а что было бы, если бы все жили в мире, где постоянно совершаются чудеса, то есть все жили в мире постоянных чудес? Это был бы уже мир, напрямую контактирующий с горним миром. И тогда, разумеется, многие сегодняшние социальные запреты и ограничения были бы развеяны в прах. Но тогда, с другой стороны, исчезла бы надобность в нашем земном бытии в том виде, в котором она существует сегодня. Отсюда становится понятным, что важность земного бытия (с точки зрения горнего мира) заключается в самостоянии человека на земле, в проявлении его собственной воли, в деятельности самого человека. Наличие же всевозможных чудес, проявленных в той или иной религии, само по себе еще не гарантирует силы этой религии.

Чудеса могут укрепить веру христианскую, но совершенно не обязательно, что они придадут ей много силы, в том числе социальной силы. Порождение неактивной, социально «посредственной», послушной паствы – вот удел многих христианских конфессий. Смиренное несение тягот бытия, ощущение себя частичками ничтожной малости, массовое непротивление Злу и многое другое – распространенные явления в этой пастве. Повышенная социальная активность, доходящая до агрессивности, пусть и вполне справедливой, неподчинение властям в большинстве случаев рассматривалось как грех, как чрезмерное проявление своего Я, своей непомерной гордыни, как увлечение мирской жизнью. И не случайно, что средневековое крепостное право, больше похожее на рабство, было пропитано этим духом. Североамериканское рабство, как, впрочем, и российское крепостное право, официально просуществовало аж до середины XIX века, с ними вполне уживались и протестантизм, и католичество, и православное христианство. При всем при том «параллельным курсом» продолжала распространяться идея любви ко всякому двуногому существу, которое так или иначе можно назвать человеком. Вот такие метаморфозы истории, которые нельзя из нее вычеркнуть.

Пойдем далее. Сегодня приверженцы основных христианских конфессий в вопросах брака должны руководствоваться следующими принципами жизни:

• добрачные и послебрачные связи греховны;

• при наличии брачной пары любые иные связи греховны;

• браки должны быть обязательно освящены церковью, при желании создания новых связей после распада брака следует вступать в новый освященный церковью брак.

Разрешено вступать в брак любому мужчине с любой женщиной, за исключением уж очень близкого родства. Различия в возрасте, в социальном положении, в количестве ранее заключенных и расторгнутых браков, расовые различия, присутствие ряда болезней и многие другие обстоятельства фактически не являются препятствиями для заключения брака. Недееспособный старик вполне может сочетаться браком с молоденькой цветущей девушкой. И наоборот, дряхлая старуха может взять в себе в мужья молодого человека. И это не самые худшие варианты. Брак стал в значительной степени не основанием для рождения и воспитания наилучшего потомства, а юридическим действом, утверждающим новый статус и новое материальное положение брачующихся. Нередко он больше напоминает куплю-продажу. Не случайно, что семьи во многих так называемых цивилизованных странах мира, в том числе в христианских странах, стали такими малодетными. Нацеленность брака на рождение многочисленного здорового потомства давно уступила место чувству страсти, экономическим, статусным интересам, в лучшем случае чувству любви. Разумеется, в этой малодетности виноваты и другие обстоятельства, но и эти тоже. Ну как тут изволите бороться с национальным вырождением?

Теперь будет полезно остановиться на одном историческом моменте. Речь идет о судьбе Николая II Романова, последнего российского царя. Его трагическую кончину и кончину его семьи можно теперь рассматривать под несколько иным углом зрения по сравнению с тем, как это принято сегодня делать. Выше мы установили, что иудаизм возник как контррелигия ведизму. Самые первые сторонники иудаизма совершили исход из ведического мира и ушли подальше от границ его владений. Известно, что Октябрьский переворот 1917 года произошел, мягко говоря, не без участия далеких-далеких потомков этих переселенцев. Так что в 1918 году они как бы завершили цикл своего исхода, вернулись на исходную точку. Именно на этих древних землях (а не в Петербурге и не в Москве) был лишен жизни последний российский царь, который хотя бы отчасти олицетворял собой древнюю русскую государственность и древнюю русскую культуру, хотя Россия того времени была уже очень далека от Древней Руси. Она была во многом взращена на западных ценностях, в ней доминировала христианская церковь, да и сам Николай II Романов в известной степени был по крови более немцем, чем русским.

И все же именно здесь была пролита его кровь. Николай II был как бы «по-современному распят» – застрелен в сумраке подвала, на стенах которого затем появилась известная надпись с именем царя Валтасара. Все это совсем не случайно, все это имеет глубокий смысл. Потомки завершили цикл, они вернулись на земли, из которых некогда ушли их далекие предки. А Николай II, который как безропотный агнец (надо же, именно как безропотный агнец) был принесен в жертву ритуального завершения этого многовекового цикла.

Так был пройден Великий Рубеж, после которого в течение некоторого времени самостояние русского народа практически сошло на нет. И нельзя не заметить, что этот рубеж был пройден при еще сильном распространении христианства на российских территориях. И христианскими приверженцами и подвижниками практически ничего не было сделано ни в плане спасения Николая II, ни в плане активной и бескомпромиссной борьбы с откровенными безбожниками – большевиками. Немудрено, что с гибелью последнего российского царя православная ветвь христианства на территории России тоже завершила свой цикл, значимость его после этого исторического события стала резко падать. Лишь в настоящее время она пытается заметно активизироваться, правда, эта активизация больше направлена на внешнюю «экстенсивную» сторону дела, чем на внутреннее самосовершенствование населения России.

В связи с этим следует подчеркнуть два момента. В тот период ничего принципиально нового русская ветвь православного христианства не смогла, да и не могла сделать (бесплодное обновленчество здесь не в счет). Вскоре многие священнослужители были расстреляны или сосланы, храмы разграблены или полностью уничтожены. Церковь находилась в ужасном состоянии. Со временем православное христианство в России выбрало путь постепенного восстановления, а не революционного изменения своей сути. И опять в этих условиях в нем не могло родиться ничего принципиально нового. Такая ситуация сохраняется до сих пор.

Однако надо помнить одно – новое не заставит себя ждать. Придет довольно быстро, учитывая все возрастающий темп общеисторических процессов, ускоренную поступь цивилизации. Не рожденное изнутри, оно придет извне, придет со стороны, в том числе со стороны ныне победившего геополитического лидера. Это новое уже начало проникать в Россию. И это только начало. Появление на российских территориях представителей самых различных конфессий и всевозможных сект сегодня уже ни у кого не вызывает удивления.

Но почему все же нужно сохранять православную ветвь христианства и даже укреплять ее? Да потому, что, во-первых, православное христианство не так уж и плохо выполняет функцию окормления населения, имея при этом четко налаженные организационные структуры, а во-вторых, потому, что оно в качестве фундамента еще пригодится в будущем. Вот почему, несмотря на немалые трудности коммунистического периода, несмотря на пережитый в свое время период «разгула демократии», дикий капитализм, православная ветвь российского христианства была все же сохранена. О пользе этой ветви для будущего мы поговорим чуть позже, сейчас же вернемся снова к последнему российскому императору Николаю II, к осмыслению факта его причисления к лику святых.

Мы не будем здесь разбирать формальную сторону дела, поскольку нас должно интересовать глубинное осмысление этого исторического факта. Как уже говорилось выше, суть его заключается в завершении исторического цикла, в начале которого был первоисход первоиудеев из ведического мира, а в конце – возврат далеких их потомков на прежние территории, в уже подготовленный к «закланию» мир. Вот он – исторический смысл гибели Николая II, олицетворяющего собой как бы последнюю «точку» в этом цикле. Значение этого факта много более всех тех совершенных или не совершенных самим Николаем II деяний. Он настолько велик, что какие-либо сомнения в причислении Николая II, этого «агнца на заклание», к лику святых по сравнению с масштабом такого осмысления становятся совершенно излишними.

Кстати, в поведении Николая II и его близких мы можем усмотреть некоторые элементы христианской аналогии с древними событиями, некогда произошедшими в Палестине. Иисус Христос не оказывал сопротивления своим смертельным врагам и истязателям, Николай II тоже. Иисуса Христа оставили все, в том числе массы народа, некогда кричащие ему «осанна». Николая II тоже практически все оставили, никто особенно и не старался его спасать. Иисус Христос смиренно принял уготованное ему, Николай II – тоже. И здесь и там, скажем так, было прикрытие, в первом случае – римский Пилат, во втором – пролетарская революция.

Вот он, смысл этого события, события прежде всего ритуально-религиозного и фундаментально-исторического плана, а затем уже сугубо российского, политического, экономического или какого иного. Поэтому совсем не должно показаться неожиданностью, если буквально через несколько десятков лет культ Николая II будет поднят на еще большую высоту. Симптомы такого возвышения уже проявлены – вопросы об останках Николая II, вопросы о подлинности этих останков давно муссируются в средствах массовой информации.

Однако пойдем далее. Можно довольно долго говорить о нестыковках христианского учения с социальными требованиями современного мира, мира быстроменяющегося и усиливающего свою мощь и направленность. В этих условиях становится крайне необходимым преимущественное и массовое выращивание стойких, сильных, широко развитых, религиозно высокодуховных личностей, поддерживающих в себе чувство гармонии духа и тела, личностей, имеющих здоровую систему представлений о мироздании в целом и своем месте в нем. Христианство сегодня не полностью отвечает этим требованиям, оно «уговаривает» уповать прежде всего на волю Божию. Неплохая, удобная, но не совсем актуальная позиция.

Две стороны человеческой природы (тело и дух) до сих пор продолжают противопоставляться друг другу. Многие проявления тела рассматриваются либо как негативные, либо как требующие заметного ограничения. Так, сильные телесные радости в большинстве случаев квалифицируются как греховные, а самозапреты на эти радости – как великие победы духа. Отречение от многих земных радостей и даже уход от мира считается надежным способом приближения к личному спасению. Монашество рассматривается как божественное избранничество, хотя многие современные служители церкви нередко мало чем отличаются от мирян.

В целом понятно, почему возникли явления такого рода. Они, по сути, зародились еще в период его становления. Ведь, как мы уже говорили выше, христианство оттолкнулось от двух основных источников, от иудаизма и буддизма. Можно даже сказать, что оно возникло как симбиоз основных идей этих учений. Но если мы вспомним, что иудаизм и буддизм возникли как контррелигии ведизму, причем, что крайне важно, возникли с выставлением контридей с двух принципиально различных теологических платформ, то в значительной мере сумеем объяснить очень многое из того, что мы называем нестыковками христианского учения. К ним можно причислить и противоречивый характер ряда установлений, и их многозначность, расплывчатость понимания и указание не невозможность полного проникновения в их сущность. Ведические идеи представлены в христианстве только в опосредованном виде, главным образом вследствие распространения христианства на некогда обширных ведических территориях.

Иногда может показаться просто удивительным, как при таких «начальных» условиях христианство смогло более или менее сохранить свою целостность, смягчить нестыковки и противоречия диалектикой многочтения, стать самой «паствонаполненной» религией. Определяющую роль здесь сыграл общий цивилизационный подъем, который испытали страны Западной Европы в конце Средневековья, подъем, позволивший им стать не только лидирующими странами, но распространить это учение во многих странах мира. Поскольку же христианство как из буддизма, так и из иудаизма взяло немало позитивных идей, то это придало ему дополнительные силы. Определенную роль сыграло и то, что при своем распространении вширь оно пропитывалось существующими там идеями, приспосабливаясь к местным условиям.

В итоге христианство стало носителем целого ряда позитивных идей. Если рассматривать их социальную значимость, то к такого рода идеям бесспорно принадлежат следующие:

1. Идея миролюбия (несмотря на средневековую и последующую агрессивность ряда христианских государств).

2. Пропаганда всеобщей доступности приобщения к христианской вере любого человека, независимо от его социального статуса, национальности и др.

3. Выставление благой личной цели (достижение рая) с выдвижением на передний план соответствующих этой цели нравственных установлений.

4. Утверждение догмата о вечности существования души. Очень заманчивая с социологической точки зрения идея, поскольку она, с одной стороны, призывает к ответственности за земные деяния, а с другой – говорит о бесконечности индивидуальной жизни.

5. Призыв к развитию индивидуального духа и к самосовершенствованию.

6. Идея благости самоограничения (хотя в концентрированном виде эта идея приводит к идее благости ухода от «прелестей» земного бытия).

Основные постулаты христианства, изложенные в Евангелии, позволяют сделать вывод о том, что возникновение христианства заключает в себе большой исторический смысл. Приход Иисуса Христа в Иудею и его попытка распространить первоначально именно там свое учение можно рассматривать как попытку внести исправления в теологические и нравственные установления древнего населения этой страны. Причем, согласно Евангелию, Иисус Христос пришел ко вполне определенному народу, а не ко всем без исключения народам земли.

Но как все это следует понимать сегодня? А понимать, видимо, следует так. Иисус Христос был послан Высшими Силами ко вполне определенному народу для того, чтобы предоставить им средство для исправления, предназначенное прежде всего для них самих. Как было показано выше, иудаизм возник примерно в середине второго тысячелетия до н. э. как контррелигия ведизма. К моменту прихода Иисуса Христа, по-видимому, появилась возможность для реализации такого замысла. Ведь, как было также показано выше, иудеи ведут свое происхождение от древнего арийско-русского мира. А все арии-русичи считали себя сынами богов. Так что приход Иисуса Христа в район Палестины можно рассматривать как средство исправления-спасения хотя бы части этой «сыновьей крови богов», как средство возвращения их в прежнюю божественную сферу. Именно Иисус Христос пытался указать древним иудеям дорогу их спасения-обновления, приобщения к истинному Небу. Однако такая прямая попытка не удалась. Иисус Христос был отвергнут, причем, согласно Евангелию, был отвергнут не только римской властью, но и самими иудеями, хотя осужден на казнь именно римским наместником.

Только после этого началось распространение христианства среди других народов. Теперь им было передано новое учение, учение, которое представляло собой одну из дорог восшествия человеческой души в горний мир. Дорога, разумеется, не единственная, но от этого не менее благодатная. Вот она – глобально-историческая сущность прихода христианского учения на признаваемую теперь уже грешную землю, прихода уже к грешным людям. Многие последующие дополнения в христианстве были связаны с дальнейшим распространением его среди различных народов, с организацией церковной деятельности. Поэтому не они определяют его первозданную фундаментальную суть.

В связи с этим значение христианства может быть понято намного шире. Христианство есть действенный лекарь, есть как бы первый крупный шаг на пути выздоровления многих «оступившихся». Поэтому его вполне можно считать религией исправления, причем исправления уже не только иудеев, но и многих других народов мира. Сам Иисус Христос говорил, что он пришел врачевать больных, а не здоровых. Такое всемирно-историческое понимание христианства кажется автору наиболее правильным. По крайней мере, оно лучше всего укладывается в общую диалектику истории человечества.

В связи с этим еще на одном моменте нельзя не остановиться. До сих пор в головах многих верующих тех или иных религиозных учений продолжает жить мысль, что горний мир создан так, как заранее предписывает им это их «родная» религия, и что человек при его земном существовании никак не в состоянии воздействовать на этот горний мир и на его последующую динамику. О подобного рода динамике многие религии вообще предпочитают умалчивать. Автор настоящей книги позволит себе усомниться в абсолютной истинности последнего утверждения. Он полагает, что мысли, душевные порывы, взлеты и падения духа, большие наслаждения и большие мучения и еще многое-многое другое, что сопровождает земное человеческое бытие, также участвуют в ряде явлений горнего мира, а возможно, и в какой-то степени формирует его динамику. В какой степени осуществляется все это – другой вопрос. Здесь же речь идет о принципиальном подходе к данной непростой проблеме. Автор полагает, что как порождаемые земным миром духовные сущности, так и наши человеческие представления о горних мирах и их обитателях могут создавать в этих мирах соответствующие этим представлениям и порождениям «ответные» горние сущности и формы. Причем, в какой мере эти сущности и формы будут заселять высшие горние или низшие миры, в значительной степени будет зависеть от самих людей, генерирующих соответствующие представления и порождения.

Такой подход к мирозданию представляется автору более правильным. Ведь принцип пирамидальной иерархии, который был им взят на вооружение и систематически использован, совсем не предполагает исключительного однонаправленного воздействия сверху вниз, с вершины пирамиды к ее основанию. Нет, он как раз предполагает наличие актов восхождения снизу вверх, без которых «вершина» тоже не может быть признана органичной вершиной.

Кстати говоря, многие религии мира так или иначе идут по дороге создания нередко постоянно обновляемых форм и представлений о горнем мире. Возьмем, к примеру, православную ветвь христианства. Сколько в веках истории было рождено здесь праведников, заступников, божиих угодников, блаженных, святых, то есть ранее живущих людей, завершивших свой жизненный цикл на земле, души которых (если верить канонам церкви) заняли теперь определенный уровень в иерархии горнего мира. Многим из них мы молимся с неменьшим усердием, чем, скажем так, первичным авторитетам церкви. Что это, как по меньшей мере не отражение идеи участия «человеков» в сотворении сущностей горнего мира.

И как созвучна этой идее всеобщего, если так можно выразиться, «коллективного» творчества горнего мира наша перворелигия, та религия, которую мы наконец-то поставили на ее заслуженное, почетное, материнское место, – ведизм. Именно ведизм позволил сформировать идею сынов божиих, именно достойные арии-русичи, согласно их религиозным представлениям, в посмертии переходят на Верхнее девятое Небо. Не случайно и связи перешедших в горние чертоги умерших предков с ныне здравствующими признаются здесь и важными, и «двусторонними». А тот самый ритуальный огонь, который во многих религиях считается священным, был «открыт» в этом качестве опять же ариями-русичами и признавался ими в качестве основной доступной для человека субстанции, связующей земной и горний миры. Все это и еще многое-многое другое показывает нам, что идея взаимопроникновения и взаимовлияния горнего и земного миров существовала еще в глубокой древности, и существовала чуть ли не как основная религиозная аксиома. Наибольшее отражение эта идея нашла в ведизме, источнике многих ныне существующих религий.

Еще один важный вывод можно сделать, если мы примем идею взаимного проникновения горнего и земного миров. Этот смелый вывод сводится к тому, что в принципе не существует крайне ложных или неверных религий. Любые религии, даже кажущиеся некоторым из нас не вполне позитивными, имеют свое отражение в горнем мире, если они, разумеется, охватывают достаточно большое число своих последователей, активно соблюдающих соответствующие установления. При этом конечно же оставляется открытым вопрос, насколько эти религии способны правильно отражать реалии горнего мира и его скрытые цели.

В заключение разговора о христианстве ответим на еще один существенный вопрос. Что сегодня в христианском учении существует такого, что можно было бы бесспорно взять в будущее? Конечно же, этого «такого» немало, поэтому отметим лишь наиболее важное:

1. Нацеленность на задачу исправления человеческого существа от пороков.

2. Миролюбие, осознание высокой ценности человеческой жизни, нравственное недопущение убийства. С прицелом на далекое будущее все это – просто незаменимые нравственные установки.

3. Призыв к социальному смирению как одно из средств обеспечения бесконфликтного социального существования.

4. Направленность на самоограничение личности и духовное развитие.

5. Утверждение высокой ответственности за совершенные земные поступки.

Безусловно, все это очень ценные качества христианства, они составляют тот фундамент, который надо обязательно востребовать в будущем. Хотя, если смотреть правде в глаза, сегодня мы имеем целый ряд проблем, связанных с широкой практической реализаций перечисленных выше достоинств. Если же говорить о доминировании христианства на мировом уровне, то его можно ожидать только при заметной динамике христианства или в случае еще большего распространения западной культуры в пространства нехристианского мира. Вопрос здесь будет заключаться в том, какова будет эта динамика. И это – не только вопрос времени.