Исход и Синай

Исход и Синай

Как видно из нашего обсуждения периода патриархов, для него предлагаются как сравнительно ранние, так и сравнительно поздние даты (см. таблицу на с. 320). Такие же взаимоисключающе ранние и поздние хронологии предлагаются для времени Иосифа и для исхода, например, девятнадцатое столетие до н. э. и более поздний «гиксосский» период (1700— 1580), когда страна была завоевана семитскими народами, которые воспользовались существующим государственным механизмом и цари которых стали фараонами. Последняя датировка сделала бы высокое назначение семита Иосифа вполне правдоподобным, но она не бесспорна.

О том, как счастье изменило Израилю в Египте, хорошо известно. Привилегии земли Гесем сменились на суровую жизнь рабов и строительство «городов для запасов» — Пифома и Раамсеса (Исх. 1:8—11). В библейском повествовании это становится важнейшей характеристикой египетского периода, который запомнился навсегда как время рабства (Втор. 4:20; 15:15). Его страдания и ужас запечатлены в подробностях первых глав Исхода, например, в указе, направленном против новорожденных сыновей евреев (Исх. 1:22), и в обозленности угнетенного народа, испугавшей даже Моисея (Исх. 2:14–15). В этой связи заслуживает внимания смелость еврейских повивальных бабок (Исх. 1:15—21), неожиданно давшая возможность проникновения евреев в египетское общество (поскольку они явно присутствовали при родах не только у евреев, но и у египтян); на это есть намек в Исх. 12:35—36).

Многочисленность еврейской общины в Египте представлена в Исходе как одна из причин конфликта между фараоном и этим народом (Исх. 1:12). Определить, насколько возросла его численность, не так–то просто. Некоторые стихи указывают на то, что еврейское население насчитывало более 600 000 взрослых мужчин (Исх. 38:26; Чис.1:46; 26:51), но общепризнано, что это число неправдоподобно завышено, и комментаторы пытаются отыскать способ понять эти выражения в переносном смысле. В своем обсуждении этой проблемы Дж. Уэнхем склоняется к истолкованию данных чисел в свете астрономической символики (Numbers. TOTC [IVP, 1981]. Р. 60–66). Суть этой символики в том, что обетование, данное Аврааму, (Быт. 15:5) исполнилось; израильтяне действительно стали бесчисленны, как звезды на небе.

Именно в этой ситуации Моисей был призван вывести народ из рабства в землю, которую им дарует Бог (во исполнение обетования, данного Аврааму). Призвание Моисея знаменует решительный момент в отношениях между Богом и народом, который Он избрал, ибо теперь Он позволил узнать Себя более полно, открыв Свое имя — Яхве (Исх. 3:14—15; 6:3). Это явилось важным подступом к завету, который предстояло вскоре заключить на Синае.

Затем происходит конфронтация между Моисеем и фараоном, казни египетские (которые иногда рассматривают как естественные явления, хотя подобный взгляд не противоречит участию всемогущего Бога в этих событиях), установление Пасхи и массовый уход народа из Египта, известный под названием «исход». Он достигает кульминации при переходе Чермного моря — предположительно, некоего водного пространства в районе дельты Нила(Исх. 7 — 15). Датировать Исход можно либо правлением Тутмоса III (по более ранней хронологии), либо правлением Рамсеса II (по более поздней). Под руководством Моисея народ направился к Синаю (Исх. 16–18).

Исход и встреча с Богом на Синае (иногда именуемом Хорив, Исх. 3:1 и почти всюду во Второзаконии) чрезвычайно важны для библейского учения. Обычно исход рассматривается как великий символический акт Божественного спасения (Втор. 4:20; Пс. 105:6–12; Ис. 43:16–17). А встреча на Синае становится кульминацией рассказа о завете, начало которому было положено в Бытие. Основное повествование о заключении завета содержится в Исх. 19 — 24, когда все колена собрались у подножия Синая и Бог сошел перед ними на гору. Они официально заключили с Богом договор, в котором Он указал на Свои прошлые действия в их пользу и заверил их в Своей преданности (Исх. 19:4–6), а они в свою очередь подтвердили свою готовность выполнять условия завета (Исх. 19:8; 24:3,7). Эти условия в основном изложены в Десяти заповедях (Исх. 20:2—17) и в последующем своде законов (Исх. 21:1 — 23:33).

Еще раз, более полно, Синайский завет излагается во Второзаконии. (О соотношении между различными частями Пятикнижия см. статью о Пятикнижии.) Точнее, завет во Второзаконии стал обновлением Синайского завета, и произошло это на долинах Моава, как раз перед вступлением народа в землю Ханаана (Втор. 29:1). Но здесь более четко определяются отношения между Богом и Израилем, а также формулируются условия будущих отношений и впечатляюще описываются последствия соблюдения или нарушения завета (см. Введение к статье о Второзаконии). Как неоднократно отмечалось, структура завета во Второзаконии имеет разительное сходство со структурой многих древних договоров Ближнего Востока и наиболее близка хеттским вассальным договорам второго тысячелетия. Это обстоятельство часто используется для доказательства правильности датировки Второзакония вторым тысячелетием.

Однако более важно то, что идеи завета многое говорят о характере древнего Израиля. Знаменательно, что этот народ был освобожден от рабского служения деспотической тирании, чтобы вступить в отношения с Богом, в которых Он, а не какой–нибудь земной тиран, был Господином. Вот почему главный документ Синайского завета строится по образцу вассальных договоров, целью которых всегда было утверждение прав господина. Более того, владычество Бога над Израилем недвусмысленно подчеркнуто во Втор. 33:5. Таким образом, в Ханаан готовился вступить свободный народ, подвластный только Богу. На исторической карте того времени появился новый элемент.

Между рассказами о завете в Исходе и Второзаконии располагается история странствований в пустыне и длительной стоянки в Кадесе (Чис. 20:1). И только по окончании этого периода Израиль подошел к границам обетованной земли и слушал речи Моисея, позднее зафиксированные во Второзаконии. (См. статью о Пятикнижии и карту на с. 104.)