29:1 — 32:33 Езекия
29:1 — 32:33 Езекия
История Езекии рассказывается в Писании по–разному. Используя в своей работе книги Царств, летописец расширяет четыре стиха, рассказывающие о религиозных реформах Езекии (4 Цар. 18:3—6), до восьмидесяти четырех (2 Пар. 29 — 31), но сокращает остальную часть (4 Цар. 18:7 — 20:21) до одной трети от всего объема своего повествования (2 Пар. 32). Делает он это не из–за своего повышенного интереса к Храму. В главе 28 он ссылался на растущую угрозу со стороны Ассирии. Дни ее слабости, когда у Озии появилась возможность возрасти в силе, давно миновали, теперь она нависала над маленькими народами Ближнего Востока, включая Израиль, и первые три главы летописца о Езекии следует читать, помня об угрозе надвигающегося вторжения (32:1).
Царствование Ахаза поставило Иудею и Израиль на грань разорения и крушения. В царствование Езекии появилась возможность нового начала для обоих царств, подобно тому, как это было в конце правления Саула. Многое здесь напоминает те дни, начиная с фразы точно так, как делал Давид, отец его (29:2; и это не просто слова), до глав 29 — 31 в целом, где мы найдем много параллелей с работой Соломона, о чем рассказано в главах 7–9. Для летописца Езекия — величайший из всех царей династии Давида со времен золотого века.
29:1–19 Очищение Храма. Если Иоафам сравнивается с Озией, а Озия с Амасией (27:2; 26:4), то Езекия сравнивается с Давидом, жившим за тринадцать поколений до него (2), а начиная с 3 стиха явно проводится параллель между трудами Езекии и Соломона. Работа Езекии начинается «в первый день» нового года (3, 17) с официального обращения к религиозным лидерам — левитам (5), куда следует включить и священников, которые, естественно, принадлежали к колену Левия. От них требовалось восстановить все порушенное в Храме Ахазом. Ахаз, боясь бедствий, повернулся к чужим богам, но для Езекии ясно, что причиной всех бедствий была неверность Богу, после чего последовали позор, опустошение и посмеяние (8), о которых сказано в Книге Пророка Иеремии 29:18, а также первый опыт жизни в плену как для севера, так и для юга (9). Теперь, когда на престоле и в Храме ответственные люди, гнев Божий возможно отвратить (10–11). Все, что оскверняло Храм, было вынесено в долину к востоку от города и сожжено (16; ср.: 15:16). На эту работу ушло шестнадцать дней (17; см. ком. к 30:3).
29:20–36 Возобновление богослужений в Храме. Церемония освящения Храма началась с жертвоприношений (20–24). Жертва о грехе приносится для очищения за прошлые грехи, а всесожжение — это посвящение себя Богу на будущее. Стихи 21 и 24 могут указывать, что первая жертва была предложена за грехи престола, Храма и народа (Южного царства), но Езекия в понятие народа включал обе его половины. Далее описываются молитвенные восхваления поклоняющихся (25—30) и возносящаяся одновременно жертва всесожжения (27). После этого все собрание принесло свои жертвы (31–36). Отмечается, как и при описании подобных церемоний во времена Моисея, Давида и Соломона, удивительная готовность народа, изобилие и радость. Все было организовано Езекией, он же делал все так, как сказали пророки (включая Давида), через которых было слово от Господа (25); все случившееся произошло потому, что Бог так расположил народ (36).
30:1–12 Приглашение к Пасхе. После возобновления богослужений первым праздником, отмеченным в Храме, была Пасха. В книгах Царств об этом не упоминается, и некоторые считают этот эпизод выдумкой летописца для оправдания современной ему храмовой практики и для возвеличивания Езекии. Однако это трудно доказать, и данная глава хорошо согласуется с остальной частью рассказа об этом царе, который стремился объединить север с югом в празднестве, считая, что оно как ничто другое соответствует началу новой жизни Божьего народа (5). Решение отпраздновать Пасху во второй месяц не было произвольным, как намерение Иеровоама ввести альтернативную религию для Северного царства сразу после его отделения (3 Цар. 12:32–33). Все согласились с Езекией, что, поскольку в силу определенных причин они не были готовы отпраздновать Пасху в установленный законом день (3; 29:17), они могут использовать уступку в законе, позволяющую перенести ее празднование на месяц позже (Чис. 9:9–11). Эта уступка предназначалась для тех, кто был ритуально «нечист», например, через прикосновение к мертвому телу, или же для тех, кто был слишком далеко от дома — весьма подходящие условия для народа, который блуждал вдали от Бога и осквернил себя прикосновением к мертвечине языческой религии.
Приглашение (6—9) ко «всей земле Израильской» (6), как к северу, так и к югу, по своему оформлению весьма напоминает обращение царя к священникам и левитам (29:5—11). Говоря о скором воздаянии, летописец подчеркивает, что каждое поколение может начать все сначала (8). Реакция севера скорее скептическая, но во всех, кто все же пришел на праздник, проявляется (как и в 29:36) воля Бога, Который по Своей милости привел их туда (12).
30:13–27 Празднование Пасхи. Опресноки и Пасха тесно взаимосвязаны. Оба слова можно использовать для названия объединенного празднества. Какой бы ни была причина стыда священников (15), она показывает необходимость руководства со стороны царя и является напоминанием о том, что в Божьей организации необходимы как цари, так и священство. Нарушение норм ритуала (15—20), вряд ли придуманное летописцем (см. комментарии к 30:1 — 12), вполне естественно в такой ситуации, т. е. в только что восстановленном Храме и заново объединенном народе. Езекия (как второй Соломон) более смотрел не на букву закона, но на его дух и молился за свой народ словами великой молитвы из 7:14, которая также вспоминается в момент наивысшего напряжения в стихе 27. Дополнительные семь дней (23) напоминают первоначальную церемонию (7:8—10). Кроме того, впервые со времени царствования Соломона на празднике присутствовали представители всего Израиля.
31:1—10 Щедрые даяния. Ложные боги, обещавшие процветание, но не способные избавить от бедствий, наконец отвергнуты (1). Это означало возвращение к истинному Богу, Который побудил Свой народ к проявлению щедрости. Теперь Езекия озабочен продолжением поклонения Богу, которое так хорошо началось. Как Давид и Соломон (1 Пар. 23 — 26; 2 Пар. 8:12–14), он устанавливает ряды священников, предоставляет им все необходимое для отправления их священнических обязанностей (1 Пар. 29:3; 2 Пар. 9:10–11) и предлагает людям вносить свои пожертвования (2–4). Как и прежде в подобных случаях, последовали щедрые даяния, которые не ослабевали с течением времени. Храм был открыт в первый месяц, Пасха была отпразднована во второй месяц, сбор урожая, начавшись в третий месяц жатвой зерновых (праздник седмиц), закончился в седьмой месяц сбором винограда (праздник кущей, 5—7). Езекия благословил Израиль, как это делали его великие предшественники (8; 6:3; 1 Пар. 16:2), за щедрость, которую они с готовностью продемонстрировали (10; 1 Пар. 29:6–9; ср.: Исх. 36:2–7).
31:11—21 Верное царствование. Как только принцип «обеспечения служения» был принят, Езекия обратился к практическим вопросам сохранения запасов (11–13), распределения их по городам (14— 18) и селениям (19). Эта административная и на первый взгляд мирская работа была таким же служением дому Божию (21), как и все остальное, что он предпринимал с тщанием и основательностью. Бюрократия легко может стать врагом духовной жизни, но между структурами, препятствующими развитию, и теми, что способствуют ему, существует значительная разница.
32:1–23 Вторжение Ассирии. Езекия достиг «достоинства царского» именно «для такого… времени» (Есф. 4:14). Во–первых, для Израиля то было благоприятное время для обновления как севера, так и юга. Во–вторых, в это время военная машина Ассирии была на полном ходу, и ее кампании (описанные в 4 Книге Царств 18:17–19:36 и упрощенно представленные здесь в виде одного нападения) грозили политическим уничтожением Иудеи. Эта угроза является темой данной главы и рассматривается в свете проведенных религиозных реформ (29—31): там, где книги Царств датируют нападение четырнадцатым годом царствования Езекии (4 Цар. 18:13), летописец утверждает, что вторжение произошло после таких дел и верности (1).
Ассирия столкнулась с сильным сопротивлением иудеев (2–8). В 4 Книге Царств 18:14 указывается не на страх, а на попытку оттянуть время, чтобы завершить оборонительные работы, о которых речь шла в стихах 1—8. Для некоторых жителей Иерусалима представилась возможность проверить свое доверие к Богу (Ис. 22:8–11), но для Езекии эта оборона стала способом выразить свое доверие к Нему. Послание Сеннахирима (9— 15) показывает, как мало он понимал своего врага, ибо предполагаемое оскорбление Господа со стороны Езекии было фактически признаком повиновения Ему (12). Именно ассирийцы нанесли Богу оскорбление (16—19, ср.: Пс. 2:2), призывая Божий народ верить, что теперь Бог будет действовать против них, защищая Собственное имя. В ответ на молитву Езекии и Исайи (20) Бог послал Ангела–истребителя (ср.: 1 Пар. 21:15; Исх. 12:12), который наслал на ассирийцев необъяснимое бедствие. В светской истории также запечатлены и этот случай, и убийство Сеннахирима его сыновьями. Обратите внимание, каким образом проявляется награда и кара за добрые и злые дела и как о них рассказывается в историях, посвященных каждому отдельно взятому царю. Благословение Езекии — снятие осады — и было наградой за его реформы, начатые (как уже было упомянуто) за четырнадцать лет до этих событий. Наказание Сеннахирима — его смерть — произошло через двадцать лет после его нападений на Иудею. Книги Паралипоменон сокращают эту историю, заканчивая ее характерным признаком Божьего благоволения — покоя для Израиля (прим. 22) и славы для Езекии (23).
32:24—33 Конец царствования Езекии. Болезнь и чудесное исцеление Езекии могли произойти одновременно с описанными только что событиями, а не после них: в те дни заболел Езекия смертельно.
Весь в целом очерк жизни величайшего после Соломона царя предупреждает нас об опасности чрезмерно упрощенного подхода к доктрине награды и наказания. Ничего не говорится о грехе, который мог послужить причиной такой болезни (24а). С другой стороны, молитва привела его к исцелению со знамением, что исцеление действительно будет даровано (24б; предполагается, что мы знаем 4 Цар. 20:1 — 11). Гордость вызвала гнев Божий (25), выразившийся, может быть, в том вторжении, о котором только что было сказано. Смирение привело к отступлению захватчика, хотя позже его нападение будет успешным (26). Величие Езекии было сравнимо с величием Соломона (27–29). Символом Божьего источника, из которого он черпал, стал тот знаменитый водопровод, который Езекия провел в город, обеспечив его жителей постоянно текущими «водами Силоама», отвергнутыми его отцом Ахазом, не желавшим довериться Богу (30; Ис. 8:6). Езекия мог и не выдержать ниспосылаемых испытаний, как, например, во время визита вавилонского посольства, явившегося с показным интересом к «знамению», а на самом деле, возможно, с надеждой на заключение нового политического союза (31; 4 Цар. 20:12–19). Но эпитафия в честь Езекии прославляет его как великого благочестивого царя.