11:1—47 Чистая и нечистая пища, чистые и нечистые животные
11:1—47 Чистая и нечистая пища, чистые и нечистые животные
Данная глава делится на две обширные части: стихи 1—23 касаются животных, которых можно или нельзя было употреблять в пищу, а стихи 24—25 имеют отношение к нечистоте в результате соприкосновения с животными известных пород. Следует отметить, что многие породы животных, названные в этой главе, нельзя идентифицировать с полной определенностью, отсюда возникают варианты перевода и толкований.
11:1–23 Вопросы, связанные с пищей. Царство животных подразделяется в соответствии с тремя главными сферами творения: землей (2–8), водой (9–12) и воздухом (13–23). В каждом случае даются конкретные указания о том, что допускается использовать в пищу, а к чему следует относиться как к нечистому или мерзкому (это слово используется как термин в области диеты, но не в качестве осуждения самих животных). Из всех животных на земле разрешалось есть только тех, что имели раздвоенные копыта и тщательно прожевывали свой корм (жвачные животные и те, что казались такими). В первую очередь это домашние животные. Животных, которые не соответствовали одному или обоим критериям, есть не следовало. Из всех водоплавающих допускались в пищу только те, что имели перья или чешую. Определенные виды птиц, большинство из которых относились к хищникам и питающимся падалью, запрещалось употреблять в пищу; а также роящихся насекомых, кроме тех, что имели четко выделяющиеся конечности для совершения скачкообразных движений.
11:24–45 Вопросы, относящиеся к соприкосновениям с нечистым. Контакты человека с животными в сельской, земледельческой жизни нередки и неизбежны. Повеления, которые даются здесь, касаются тех видов соприкосновений с животными, которые делали ветхозаветного человека ритуально нечистым. Нечистота, возникшая в результате таких контактов, в силу своей частоты и неизбежности считалась относительно небольшой, длилась она в течение того дня, когда это происходило, и требовала для очищения лишь простого водного омовения, а не жертвоприношения. Замечательно, что не запрещались соприкосновения с живыми животными, которые почитались нечистыми и, стало быть, не употреблялись в пищу. Можно было ездить верхом на верблюдах и оставаться чистым (в ритуальном смысле). Только трупы животных загрязняли ветхозаветного человека, если он притрагивался к ним или к той упряжи, которая была на них, когда они околевали. И это касалось как чистых животных, кроме ситуации жертвоприношения (39–40), так и нечистых (24—28). Смерть всегда считалась нечистой. Следующие животные, вызывающие загрязнение, когда люди соприкасались с их трупами, описаны как «пресмыкающиеся» (29–42). Понятие пресмыкающиеся по земле (передвигающиеся ползком, во прахе; NIV) — весьма неопределенно, нечетко. Это выражение, видимо, относится к тем созданиям, чьи движения отличаются скользящим характером, скоростью или иной какой–либо аномальностью (с человеческой точки зрения!).
Глава заканчивается (44—47) напоминанием о сверхзадаче, стоящей за этими правилами, и здесь же даются исторические обоснования самих правил, а именно, напоминается о том, что израильтяне — это народ, который Бог искупил из Египта, и значит, он должен был отделиться от мирского (стать священным). Слова «святы будьте, ибо свят Я Господь, Бог ваш», — едва ли не девиз всей Книги Левит (ср.: 19:2; 20:26). Требование святости, адресованное всему народу, не означало, что все израильтяне должны уподобиться священникам, но они должны были стать для всех других народов тем, чем их священники были для них. Это требование всенародной отделенности от мирского (ср.: 18:3; 20:24, 26) дает нам первый ключ к пониманию отличий чистоты от нечистоты.
В связи с этими законами можно попытаться ответить на четыре вопроса:
1. Есть ли рациональное содержание в этих категориях? Много предпринималось попыток объяснить, почему определенные виды животных считались чистыми, а другие — нечистыми. Высказывалось мнение, что разница между этими двумя группами животных устанавливалась чисто случайно, произвольно, стало быть, такие законы нужны были просто для испытания беспрекословного повиновения. Другие предполагали, что нечистыми были животные, которые ассоциировались с языческими культами, однако такое толкование не подтверждается во многих случаях, например, тельцы считались священными животными в хананейском культе Ваала. Многие связывают эти законы с гигиеной и здоровьем. И в самом деле, некоторые нечистые животные (напр., свиньи и птицы, питающиеся падалью) представляют собой повышенную опасность в смысле заразных заболеваний. Правда и то, что многие предостережения в отношении трупов (особенно тщательное водное омовение) имеет большой смысл (наподобие требований к сохранению общественного здоровья в главах 13 — 15). Однако, хотя мы можем прославить премудрость Творца и в этих деталях, эта теория все же не помогает уяснить многие особенности и не подтверждается текстом Священного Писания.
Лучшее современное толкование дано с позиций антропологии, при этом обращается внимание на три основных класса (земля, вода, воздух) и указывается на формы движений в каждом классе. Предпочтение отдается тому, что считается «нормальным» в самом широком смысле слова. Понимание священниками Израиля святости и чистоты основывалось на стремлении избежать смешения категорий. Это отражает сущность самого творения, в котором наблюдается четкая отделенность света и тьмы, небес и земли, суши и моря, и т. д. Данное положение было использовано и в классификации животных. Копытные жвачные животные были «стандартными» домашними животными на земле и потому пригодными для жертвоприношений. Перья и чешуя были «стандартными» особенностями водных созданий. Хищники из мира пернатых и стервятники совершенно очевидно поедали плоть с ее кровью и, стало быть, вели себя «нечисто». Амфибии, создания, передвигавшиеся в разных сферах и этим нарушавшие границы между классами, или те, чьи движения были коварными и непредсказуемыми, также относились к «аномальным». Эти категории отражали точку зрения среднего человека, а не биолога. Вопрос состоял в том, годится конкретное животное в пищу или нет. Нечистота в этом смысле не означала, что это животное отвергается как биологический вид или что оно лишается места среди прочих достойных хвалы чудесных творений Божьих; все творение неоднокатно воспевалось псалмопевцами и другими.
2. Почему Бог предусмотрел такие ограничения в пище? Мы уже отмечали важное значение стихов 11:44–47, где говорится о смысле призвания Израиля к святости. Четкие законы Израиля о пище должны были стать символом его отделенности как особого народа (ср.: Втор. 14:2, 21). Подобно тому как Бог ограничил Свой выбор Израилем, так же и израильтяне должны были ограничить свой выбор животных, употребляемых в пищу. Таким образом, различие между чистыми и нечистыми животными символически отражало отличие израильтян от остальных народов. Законы о пище служили постоянным напоминанием Израилю о том, что они призваны к святости и должны быть отделены от мирского. Дело заключалось не в превосходстве Израиля (не больше, чем чистые животные «превосходили» всех остальных), а в искупительной работе Бога в истории Израиля и всего человечества в будущем. А поскольку законы о пище были только частью Закона в целом, который включал целый ряд нравственных и духовных, личных и общественных требований, то они играли роль своеобразного отличительного знака, который понуждал тех, кто носил его, к определенным нормам поведения. Тем самым святость внедрялась в повседневность. Всякая пища и всякие повседневные контакты напоминали израильской семье об искуплении Богом Своего народа и о нравственных ценностях, которым они были привержены.
3. Распространяются ли эти законы о пище и на христиан? Ответ прост — нет, но здесь важно понять почему. Иисус недвусмысленно отменил различие между чистой и нечистой пищей, объявив, что Закон указывал на нравственное различие и оно непреложно. Таким образом, «чистота» или «нечистота» больше уже не касались того, что направлялось в желудок, но относились к тому, что выходило из сердца (Мк. 7:14—23). Превосходству нравственного начала над простым ритуалом учил, конечно, и сам Ветхий Завет, так что дело не просто в отмене законов о пище в Новом Завете.
Сразу после слов о «чистом» и «нечистом» Иисус отправляется в Тир; по дороге Ему встречается женщина из язычников и Он исцеляет ее дочь. Это событие указывает причину, по которой были отмены различия между чистой и нечистой пищей, — отменялась разницы между иудеями и язычниками, и поступок Иисуса (в противовес Его обычной практике во время земного служения) послужил тому основанием. В Деян. 10 видение Петра открыло ему, что разница между животными уже утратила свою актуальность, и это подготовило апостола к визиту в дом язычника Корнилия. Эпохальное упразднение барьеров между иудеями и язычниками с помощью Христа означало, что отличительный знак иудейской отделенности от остального мира уже не имел богословского значения в новом, многонациональном народе Божьем (Гал. 3:26–29; Еф. 2:11–22), а потому потеряло смысл и различие между животными.
4. Что поучительного из этих законов может почерпнуть для себя христианин? Во–первых, мы можем осознать уникальную отделенность народа Божьего от всех остальных народов. Даже для ветхозаветного Израиля ритуальная чистота, начиная с кухни и кончая святыней, служила лишь напоминанием о главном требовании Бога — нравственной цельности, общественной справедливости и преданности завету. И пророки и Иисус решительно указывали, что, как бы добросовестно ни пытались люди блюсти ритуальную чистоту, без выполнения этого главного требования она ничего не стоила. Если бы мы, христиане, проявляли столько же рвения, соблюдая принцип нравственной отделенности от мирского, сколько проявляли израильтяне в отношении ритуальной чистоты, наши «соль» и «свет» имели бы большую силу в этом мире.
Во–вторых, все, что касается пищи, не безразлично в нравственном смысле. Что, как, где и с кем мы едим — все это составляет значительную часть наших культурных традиций. Таким образом, подробное обсуждение Павлом вопросов, имеющих отношение к пище (Рим. 14; 1 Кор. 8), хотя и в контексте иудейско–языческой культуры, обладает мощной нравственной силой во всех случаях, когда среди христиан имеются разногласия. Отмена законов о пище не отменяет необходимости дарить любовь, иметь милость и проявлять чуткость. Христианин может есть все, однако бывают и такие моменты, когда ему не следует принимать некоторую пищу (Рим. 14:14—21). Связан ли христианин левитским законом о пище? Да! Но не законом из главы 11, а скорее законом из 19:18, «Люби ближнего твоего, как самого себя» (ср.: Рим. 13:9–10).