Канон Писания

Канон Писания

Само по себе это обсуждение ничего не говорит о пределах Писания. Установив природу Писания, мы все же оставили открытым вопрос о том, какие произведения его образуют. Состав канона Писания и причины нашей уверенности в том, что он именно таков, — это сложная тема, о которой очень много написано. Поэтому приведем лишь самый краткий обзор.

1. Многие утверждают, что ветхозаветные Писания были канонизированы (т. е. утверждены как законченный список произведений) в три стадии: сначала — «Тора» (под этим названием мы понимаем Пятикнижие, т. е. первые пять книг), затем — «Пророки» и, наконец, «Агиографы» или «Писания». Последняя стадия завершилась, как полагают, только в конце I века н. э. на соборе в Ямнии. Однако со временем выяснилось, что по вопросу канонизации на Ямнийском соборе рассматривались только доводы в пользу включения в «Писания» двух книг (Екклесиаста и Песни Песней), подобно тому, как Лютер позднее рассматривал аргументы за включение в канон Послания Иакова. И в том, и в другом случае предполагалось, что обсуждаемые книги входят в состав канона, и вопрос состоял только в том, можно ли поддержать это положение.

2.. Косвенное свидетельство о статусе ветхозаветных книг имеется в Новом Завете. Согласно Лк. 24:44, Сам Иисус относил к Писанию Закон Моисеев, Пророков и Псалмы, т. е. традиционные разделы Еврейского канона. Новый Завет ссылается на все разделы и почти на все книги Ветхого Завета, воспринимая его как «Писание». Не всякое древнее произведение считалось Писанием, поэтому отнесение к Писанию одних и исключение других книг предполагает, что цитаты делались на основе некоего собрания книг «Писания» в сознании новозаветных авторов. Так, цитаты из Клеанфа в Деян. 17:28, Менандра в 1 Кор. 15:33, Епименида Кносского в Тит. 1:12 или Еноха в Иуд. 14—15 приводятся как изречения, не относящиеся к Писанию. Любопытно, что ни один из упоминаемых апокрифов тоже не воспринимался как Писание. Хотя дошедшие до нас с IV—V веков экземпляры Септуагинты (перевода Ветхого Завета на греческий язык) включают большинство апокрифических книг, общеизвестно, что эти манускрипты не дают почти никакого представления о том, как мыслили иудеи Палестины в I веке, и ничего не говорят об иудейском каноне, утвержденном, допустим, в Александрии.

3. Совершенно очевидно, что невозможно подходить точно таким же путем к вопросу о завершении новозаветного канона, т. е. предела, за которым (по всеобщему соглашению) исключалось присоединение каких–либо книг к законченному списку авторитетного Писания, поскольку для установления их подлинности пришлось бы привлечь еще более поздние документы и так далее, до бесконечности. Тем не менее полезно обратить внимание на то, что некоторые более поздние книги Нового Завета ссылаются на более ранние как на «Писание» (1 Тим. 5:18; 2 Пет. 3:16).

4. Пожалуй, наиболее важными являются те фрагменты, в которых Сам Христос поставлен в центр повествования, вошедшего затем в новозаветный канон. Если издревле, как сказано в начальных стихах Послания к Евреям, Бог «многократно и многообразно говорил отцам в пророках», то «в последние дни сии говорил нам в Сыне» (Евр. 1:1–2). Сын — это вершина откровения; говоря языком Иоанна, Иисус — это изначальное Слово, посредством Которого выражает Себя Бог, Слово, ставшее плотью. Поэтому всякое представление о новозаветном каноне непосредственно связано с отношением к Иисусу. Разумеется, Иисус готовил Своих апостолов к озарению, которое ожидало их вслед за Его воскресением и нисхождением Святого Духа (Ин. 14:26; 16:12–15). Хотя двенадцать апостолов и Павел могли ошибаться, и действительно ошибались (напр.: Гал. 2:11 — 14), они прекрасно осознавали, что пишут не что иное, как заповеди Господни, и даже осуждали современных пророков, сомневавшихся в этом (1 Кор. 14:37–38).

5. Некоторые исследователи создают совершенно неверное представление, утверждая, что раннехристианской церкви потребовалось весьма долгое время на признание священного авторитета новозаветных книг. На самом деле крайне важно не путать признание священного авторитета новозаветных документов со всеобщим согласием относительно содержания законченного списка Нового Завета. Эти книги имели широкое хождение задолго до утверждения окончательного списка и обладали священным авторитетом для весьма значительной части церкви. На многие из них, включая четыре Евангелия, Деяния, тринадцать посланий Павла, 1 Петра и 1 Иоанна, очень рано начали ссылаться как на священные. К началу IV века, т. е. ко времени Евсевия, контуры Нового Завета в основном определились.

6. Признавая, что определенные книги обладают священным авторитетом, раннехристианская церковь руководствовалась главным образом тремя критериями. Во–первых, Отцы церкви принимали во внимание апостольство: документ должен быть написан апостолом или человеком из ближайшего окружения апостолов. Было установлено, что Марк получил свидетельство от Петра, а Лука был тесно связан с Павлом. Если авторство вызывало у Отцов церкви сомнения, то документ отвергался по подозрению в том, что он написан под ложным именем. Во–вторых, основным требованием для канонизации документа было его соответствие «правилу веры», т. е. ортодоксальному христианству, признанному церковью нормативным. Третьим, не менее важным условием было длительное хождение и широкое распространение документа. Кстати, выполнение этого условия требует времени, поэтому неудивительно, что прошло столько лет, прежде чем канон «сложился» (т. е. церковь повсеместно признала статус двадцати семи новозаветных книг). Запоздалое признание на Западе Послания к Евреям объясняется, в частности, тем, что оно было анонимным. На Востоке, где многие полагали, что Послание к Евреям написано Павлом, его признали значительно раньше.

7. Пожалуй, наиболее важно уяснить, что, несмотря на отсутствие церковной структуры или иерархии, сходной со средневековым папством, в конечном счете почти все церкви пришли к признанию одних и тех же книг. Другими словами, утверждение канона не было «официальным»; просто верующие самых разных стран постепенно признавали то, что почиталось за истину другими верующими. Это следует постоянно иметь в виду. «Тот факт, что подавляющая часть Церкви признала каноническими эти двадцать семь книг, представляется особенно знаменательным, если учесть, что это не было заранее запланировано. Единственное, что могли сделать несколько церквей Римской империи, — это рассказать о своем опыте использования этих документов и поделиться своими знаниями об их происхождении и природе. Принимая во внимание разнообразие культур и подходов к сущности христианской веры, нельзя не согласиться с тем, что общее согласие церквей относительно перечня книг Нового Завета было достигнуто не только на человеческом уровне» (Glenn W. Barker, William L. Lane, J. Ramsey Michaels. The New Testament Speaks [Harper&Row, 1969]. P. 29).

Итак, церковь не наделяла документы определенным статусом, который в противном случае у них отсутствовал бы, ибо церковь не была учреждением, независимым от Писания или равносильным Писанию. Новозаветные документы причислялись к Писанию на основании того, что было подтверждено Богом; ведомая провидением, церковь повсеместно признала документы, свидетельствующие о высшем самораскрытии Бога в Сыне.