Глава 50 О том, что такое надежда, почему она не постыжает, и как она бывает испытываема в искушениях плоти и духа

Познаешь, что Я Господь, и что надеющиеся на Меня не постыдятся.

(Ис. 49:23)

1. Подобно тому, как вера есть твёрдая и несомненная уверенность (см.: Евр. 11:1) в благодати Божией, обетованной во Христе; уверенность, посредством которой мы всем сердцем и умом прилепляемся к Богу, – так и надежда есть терпеливое, твёрдое ожидание и постоянная уверенность в том, во что мы верим или чего с терпением чаем. Итак, надежда есть не что иное, как терпеливая, неколебимая, ожидающая до конца вера.

2. Об этой надежде говорит св. Павел, что она не постыжает (Рим. 5:5). Причина сего в том, что надежда имеет такое же неколебимое основание, как и вера, а именно – Самого Бога. Поэтому она и не может быть посрамлена, ибо основание её твёрдо, вечно и недвижимо; поэтому и мир, радость, покой, слава и утешение, соединённые с надеждою, вечны. И как бы кто много ни скорбел, надежда противопоставляет этому гораздо больше утешения и мира, проистекающего из сей недвижимой скалы (см.: Исх. 17:6). Хотя бы и вздымались на нас ветры и бури, надежда ничего не устрашится, ибо дом её основан на камне (см.: Мф. 7:25).

3. И поскольку надежде надлежит стоять на твёрдом и непоколебимом основании, а всё временное непостоянно, то надежда по природе своей и не ищет временного счастья, радости, чести и славы, но покоится единственно в Боге и хвалится о Господе. Тут она обретает постоянный мир и покой, как говорит Псалмопевец: надеющийся на Господа, как гора Сион, не подвигнется: пребывает вовек. Горы окрест Иерусалима, а Господь окрест народа Своего отныне и вовек (Пс. 124:1–2).

4. Кто же полагает основанием своей надежды временные вещи: честь, богатство, счастье, земную радость и проч., тот обрекает себя на непрестанный страх, попечения и скорби; тот покоряет себя стихиям мира сего и уподобляет участь свою непостоянной и всегда колеблемой морской волне, достигая мирного и покойного состояния лишь настолько, насколько позволяет ему это мир сей и окружающие его люди.

5. А кто какое положил основание, это испытывается посредством креста. Ибо в искушениях становится ясно, в чём заключается надежда и упование человека. Тут часто оказывается, что мы надеялись не на Самого Бога, а только на Его дары и на устрояемое Им наше благополучие, и сооружали здание своё на песке, соделывая творение своим богом. Ибо слепая наша природа столь превратна, что постоянно прилепляется к творению, тогда как чрез него надлежало бы ей восходить ко Творцу. Бог даёт человеку счастье и благоденствие для того, чтобы он чрез них возвышался над собою, чрез дары приходил к Дарующему их; чтобы научался он познавать Бога, бояться, почитать и любить Его и на Него одного уповать. Но о! падшее естество наше! оно, как свинья к своему корыту, приникает к даруемым благам, и совсем забывает о Подателе всех благ!

6. Посему Бог и вынужден налагать на нас крест, ввергать нас в скорби и отнимать у нас Свои дары, дабы мы научались уповать только на Него, познавать Его, восхвалять Его и величать. Поскольку же мы возлагаем надежду на самих себя, на наши возможности, силы и дарования, то Богу приходится нередко сокрушать, уничижать, смирять, опустошать нас и даже совсем лишать нас самих себя и всего нашего, чтобы взамен дать нам Себя. А этого не может произойти, пока Он совершенно не уничтожит в нас надежды на самих себя, которая более всего противна Его благодати.

7. И потому истинная надежда есть борющаяся добродетель: она сражается с упованием на самого себя, на собственные дарования, заслуги, благочестие, благополучие, богатство и положение среди людей. С этими-то диавольскими личинами должна она воинствовать и отторгаться от них, прибегая к единому Богу и упокоеваясь в Нём.

8. Таким образом надежда, – равно как вера и любовь, – имеет своим предметом единственно Бога. Ибо кто надеется на что-либо иное, или даже и на что-то рядом с Богом, но не на одного только Бога, тот ни на что не надеется, ибо все вещи вне Бога суть ничто, и надежда на них тщетна. Поэтому сии три добродетели – вера, любовь и надежда – совершенно духовны. В них нет ничего земного, они стремятся к невидимому, они все суть дух и имеют своим основанием лишь единого Бога, к Которому одному они и направлены. Потому св. Павел говорит: надежда же, когда видит, не есть надежда; ибо если кто видит, то чего ему и надеяться? (Рим. 8:24). Кто же возлагает свою надежду на видимые вещи, тот имеет своим основанием не Бога, но пустую тень; поэтому и надежда его должна прейти вместе с миром сим и быть постыжённой.

9. Итак, чрез рассмотрение сего, чрез сравнение времени и вечности, человек приводится к истинной блаженной надежде и неколеблемому покою. Вечность неизменна, ибо в ней нет перемены из одного в другое; время же переменчиво – день сменяется ночью, недели перетекают в месяц, месяцы один за другим слагаются в год, зима переходит в лето. И как переменяется время, так колеблются и меняются и качества всех стихий и творений; не говорю уже о том, что небо ни минуты не остаётся в покое и движет все низшие сферы. Из сего следует, что во временных вещах нельзя найти неизменного покоя, но всё видимое с течением времени преходит. Всё, что заключено во времени, должно погибнуть, и потому всё суета (Еккл. 1:2). Покой в вечности, а не во времени. И злые, и добрые люди с воздыханиями ищут непреходящего покоя, но никто не может достигнуть его, кроме тех, кто научается всецело предавать себя Христу, Который есть превечный покой, и потерять душу свою ради Него (ср.: Лк. 9:24). Достигается же сие не многочисленными делами или трудами, но терпеливою надеждою, пребыванием в тишине и уповании (ср.: Ис. 30:15) и безмолвии субботствования.

10. Надлежит также знать, что надежда наша должна быть испытана не одним только отъятием временного благополучия, но и лишением благодати в тяжких духовных искушениях. Ибо подлинное испытание надежды в том и состоит, что от нас отнимается всё, даже и самые лучшие дары Божии, на которые мы опираемся. Только пройдя такое испытание, наша надежда станет совершенно чистою, незамутнённою и опирающеюся единственно на Бога. В таком испытании надежде предстоит надеяться и тогда, когда никакой надежды уже не остаётся; надеяться, как сказал св. Павел об Аврааме, сверх надежды (Рим. 4:18). Здесь человек со Христом до нага совлекается всего и оставляется всеми, даже и Самим Богом, – и это-то и значит по-настоящему уподобиться образу Христову (см.: Мф. 27:46). Так испытывается надежда.

11. В других скорбях испытывается только терпение, смирение, молитва, любовь; но в искушениях, о которых я только что сказал, искушениях совести, испытывается и постыженный подвергается проверке надежда. В этом случае человек как бы лишается всей благодати Божией; но, выдержав такое испытание, он увенчивается тою надеждою, которая уже не постыжает (Рим. 5:5). И хотя во время таких высочайших скорбей и бывает нередко ропот, нетерпение и хула, однако же Бог одновременно производит в нас в противовес им и некое воздыхание, которое покрывает и упраздняет их, так что человек спасается как бы из огня (ср.: 1 Кор. 3:15), как головня, выхваченная из огня (ср.: Ам. 4:11), или как кончик уха, исторгнутый из пасти льва (ср.: Ам. 3:12). Никак не должно отчаиваться, когда в нас против нашей воли совершается всё сие; но уразумевать, что это есть самое высокое и самое тяжкое испытание и проверка нашей надежды. А то, что в противовес сему мы находим в себе некое воздыхание, это как раз и есть те неизреченные воздыхания Духа Святого, о которых говорит св. Павел (ср.: Рим. 8:26).

12. Те, кои проходят чрез всё сие, суть величайшие праведники, и ближе к Богу, нежели гордые души, уповающие на самих себя; ибо последние суть ужаснейшие богохульники при всей их славе и чести. Первые же – возлюбленнейшие чада Божии, как то можно видеть на примерах Иова и Давида. В таких искушениях люди, подобно выплавляемому золоту, поистине очищаются от всякой примеси; они отторгаются от всего собственного, от всех своих дарований, от всего своего, что в них есть славного, и насаждаются в Бога, подобно тому, как прекрасный драгоценный камень оправляется в золото, – дабы более не оставалось ничего, чем мог бы хвалиться гордый человек.

13. В таком совлечении и обнажении от всего человек и научается не надеяться ни на что, кроме одного Бога. Ибо здесь мы познаём, что скорбью может быть отнято от нас всё – но только не Бог. Никакая скорбь не может отнять у нас Бога. Напротив, скорби приводят нас к Богу и возвращают нас Богу, а Бога – нам. Итак, во время скорбей и претерпевания креста нас сохраняет одна надежда, и потому она не постыжает (Рим. 5:5). Как душа нагою вышла от Бога (см.: Быт. 2:25), то обнажённою от всякой любви к творениям она должна и возвратиться к Нему. Ибо когда кто совлекается себя и всякого творения, тогда не остаётся ему иного пути, как прибегнуть в руку Божию, которая всё объемлет и пядью измеряет весь мир (ср.: Ис. 40:12). Итак, кто упраздняется от мира сего, становится чистым от всякой любви к творениям, то есть ни к чему не прилепляется сердцем своим, но освобождается от всего, стоит в свободе и всецело предаёт себя Богу, предоставляя Ему поступать с ним так, как Ему благоугодно, – тот принимается Богом под Его водительство. Тот же, кто прилепляется к творениям и к самому себе, то есть кто распоряжается своею волею сам, а не довольствуется тем, что благоугодно Богу, тот обрящет погибель в самом себе.