3. Процедуры исторического критицизма

3. Процедуры исторического критицизма

Триумфу исторического критицизма в конце девятнадцатого века в немалой степени способствовали оказавшие огромное влияние труды Юлиуса Вельхаузена (1844–1918), который популяризировал разновидность историко–критического метода, известную как критицизм источников. В двадцатом веке были разработаны дополнительные процедуры: критицизм форм, редакционный критицизм, история традиции и совсем недавно — критицизм канона. Каждая из этих процедур требует краткого объяснения.

Критицизм источников предпринимает попытку реконструировать и проанализировать гипотетические литературные источники, из которых мог возникнуть библейский текст. Вельхаузен развил такой подход к Пятикнижию, который получил название новой документарной гипотезы. Согласно его теории, Пятикнижие не было написано Моисеем, как утверждает Писание (Ин. 1:45), но было скомпоновано из четырех более поздних документов или источников, получивших названия:

(1) Яхвист (J), от Божественного имени Яхве, написанный в южном Иудейском царстве около 880 года до н. э.;

(2) Элохист (Е), от Божественного имени Элохим, написанный в северном Израильском царстве около 770 года до н. э.; (3) Девтерономист (D), написанный во времена Иосии в 621 году до н. э.; (4) Священнический кодекс (Р), который составлялся, начиная с вавилонского плена и до времени окончательной редакции (компиляции и редактирования) примерно в 450 году до н. э. Эта гипотеза потребовала полного пересмотра истории Израиля.

Критицизм источников Пятикнижия был подкреплен несколькими специфическими исходными предпосылками: скептицизмом по поводу исторической достоверности записанных повествований, эволюционной моделью развития Израиля от примитивного к развитому состоянию, отвержением сверхъестественного вмешательства в это эволюционное развитие и предположением о том, что источники были продуктом человеческой жизнедеятельности в определенных жизненных обстоятельствах (Sitz im Leben).

Критически настроенные ученые, придерживавшиеся данного взгляда, апеллировали к различным внутренним аргументам в пользу комбинированных источников Пятикнижия: использование разных имен Бога, вариации в языке и стиле, мнимые противоречия и анахронизмы, кажущееся дублирование и повторы. Все эти аргументы были подробно проанализированы консервативными учеными и найдены неубедительными. Сегодня даже ученые–критики пребывают в замешательстве по поводу многих аспектов документарной гипотезы, от которой они пока еще не отказались, хотя ее основы серьезно поколеблены.

Те самые исходные предпосылки, которые лежат в основе критицизма источников Пятикнижия, дополненные отрицанием возможности предсказательного пророчества, привели к гипотетическому реконструированию источников других частей Писания. Например, Книга пророка Исайи была разделена на три основных источника (иерусалимский Исайя [главы 1–39], Второисаия [40–55] и Тритоисаия [56–66], а Книга Захарии — на два раздела (1–8 и 9–14). Опять–таки исследования тех, кто принимает утверждения самого Писания по поводу авторства этих книг, показали необоснованность аргументов, выдвинутых критиками источников.

Новозаветный критицизм источников сосредоточился преимущественно на «синоптической проблеме» — вопросе возможных источников, лежащих в основе первых трех Евангелий, и их взаимосвязи. Для решения синоптической проблемы было предложено несколько гипотез. Гипотеза Гризбаха, разработанная в конце восемнадцатого века, исходила из приоритетности Евангелия от Матфея. При этом Гризбах считал, что Лука использовал в качестве своего источника Евангелие от Матфея, а Марк использовал как Евангелие от Матфея, так и Евангелие от Луки. Теория Лахмана, разработанная в 1835 году, отстаивала приоритетность Евангелия от Марка, после которого было написано Евангелие от Матфея и лишь затем — Евангелие от Луки. Несколькими годами позже эта теория была модифицирована: в нее были включены еще два первоначальных, апостольских источника: Марк и Логиа (также обозначаемая «Q» от немецкого слова Quelle — «источник»).

Гипотеза двух источников с различными модификациями по–прежнему остается самой признанной теорией у критиков источников, хотя во второй половине двадцатого века она вызвала многочисленные нарекания. Среди последующих разработок были гипотеза четырех источников (Б. X. Стритер, 1924 г., который к Марку и Q добавляет еще источник L [материал, который можно найти только в Евангелии от Луки] и источник М [материал, который можно найти только в Евангелии от Матфея]), различные гипотезы множественных источников и гипотеза арамейского источника.

Не так давно Эта Линнеманн, в прошлом видный специалист бультмановской школы, недавно ставшая евангелической христианкой, убедительно опровергла все доводы сторонников критики источников Евангелий. Она настаивает на том, что никакой синоптической проблемы вообще не существует, что ни одно Евангелие не зависит от другого, но все они восходят непосредственно к очевидцам и свидетелям, слышавшим слова и видевшим дела Иисуса (30, с. 185,186).

В двадцатых годах прошлого века была разработана еще одна разновидность историко–критического метода: критицизм форм (от немецкого Formgeschichte, буквально «история форм»). Эта процедура критического анализа, впервые предложенная Германом Гункелем (1862–1932) для Ветхого Завета и Рудольфом Бультманом для Нового Завета, во многом сохранила те же самые натуралистические исходные предпосылки, используемые в критицизме источников, но главное внимание в ней уделяется долитературной стадии устных преданий, положенных в основу письменных источников. Критики форм исходили из того, что библейский материал появился на свет примерно так же, как и обычная фольклорная литература нашего времени, а потому взяли на вооружение фундаментальные принципы светской науки, которыми пользовались, например, братья Гримм, изучавшие немецкие сказки.

Опираясь на исходные предпосылки критицизма источников, критики форм исходили из того, что социологические силы общества (в их житейской обстановке) создавали форму и содержание христианских преданий и что этот материал прошел эволюцию от коротких и простых единиц до более объемных и сложных форм. Конкретная задача критиков форм заключалась в том, чтобы проанализировать различные формы или жанры библейской литературы (например, различные литературные формы в Псалтире), разбить их на предположительно меньшие изначально существовавшие устные единицы, а затем гипотетически реконструировать житейскую обстановку, которая породила эти формы.

В этом процессе реконструкции критики форм зачастую почти не обращают внимания на ясные высказывания Писания по поводу той жизненной обстановки, в которой происходили описываемые события. Так, вводные комментарии в Псалтири были объявлены более поздними вставками и, соответственно, исторически недостоверными.

Ни критики источников, ни критики форм начала двадцатого века на начальном этапе не уделяли большого внимания редакторам, которые, как считалось, собрали ранее существовавший материал и придавали ему окончательную форму: они считались компиляторами, которые практически не внесли в имевшийся материал никакого личного вклада. Однако эта ситуация изменилась в середине двадцатого века, когда в историческом критицизме возникла новая процедура: критицизм редакций (от немецкого Redaktionsgeschichte, дословно «история редакций»).

Три исследователя Нового Завета первыми использовали метод редакционного критицизма в своих исследованиях синоптических Евангелий: Г. Борнкамм (1948 г., Евангелие от Матфея), Ханс Концельманн (1954 г., Евангелие от Луки) и В. Марксен (1956 г., Евангелие от Марка). Они стали говорить о евангелистах как о полноценных теологах. Цель критика редакций заключалась в том, чтобы выявить и описать уникальную жизненную обстановку (социологические и богословские мотивы) библейских редакторов/писателей, которые побудили их сформировать, модифицировать или даже создать материал для включения в конечный продукт, вышедший из–под их пера. Базовая предпосылка, лежащая в основе этого подхода, заключается в том, что каждый библейский писатель имел уникальную теологию и жизненную обстановку, отличную, а возможно, даже противоположную той, которая была у других редакторов. Эта процедура бросает вызов идее единства Священного Писания, которое, как утверждается, имеет уже не одну, а множество разных, подчас противоречивых теологии.

Четвертая процедура в историческом критицизме называется историей традиций (от немецкого Traditionsgeschichte). Впервые разработанная Герхардом фон Радом в тридцатые годы прошлого столетия для Ветхого Завета, она опирается на критицизм форм и источников, пытаясь поэтапно проследить историю составления преданий во время их устной передачи из поколения в поколение, до их окончательного оформления в письменном виде. Когда приобрел популярность критицизм редакций, история традиций стала охватывать устные предания, письменные источники вплоть до окончательного оформления редактором. Основополагающая исходная предпосылка при таком подходе заключается в том, что каждое новое поколение по–новому истолковывает и переформирует материал.

Недавно появившаяся процедура историко–критического метода под названием критицизм канона представляет собой логическое завершение попытки гипотетически реконструировать историческое развитие библейского текста. Впервые разработанный Джеймсом Сандерсом в семидесятые и восьмидесятые годы, этот подход основывается на предшествующих процедурах, но сосредоточивается преимущественно на жизненной обстановке (социологических и теологических факторах), имевшей место в синагоге и Церкви, которая и предопределила последующий выбор документов для священного канона. Как и другие, данная историко–критическая процедура исходит из того, что процесс составления канона можно объяснить человеческими, присущими земному миру факторами без всяких ссылок на сверхъестественное Существо.