1050. Добротолюбие в русском переводе с дополнениями к оному. Понятие о Добротолюбии. Его происхождение и значение для читателей. Способ составления русского Добротолюбия и отношение его к греческому подлиннику

1050. Добротолюбие в русском переводе с дополнениями к оному. Понятие о Добротолюбии. Его происхождение и значение для читателей. Способ составления русского Добротолюбия и отношение его к греческому подлиннику

Предлагая любителям духовного чтения известное всем Добротолюбие в русском переводе с прибавлениями к оному, долгом считаем сказать несколько слов о том, что такое есть Добротолюбие.

Оно содержит в себе истолкование сокровенной в Господе Иисусе Христе жизни. Сокровенная в Господе Иисусе Христе истинно христианская жизнь зачинается, раскрывается и к совершенству восходит в своей для каждого мере, по благоволению Бога Отца, действием присущей в христианах благодати Пресвятого Духа, под водительством Самого Христа Господа, обетовавшего быть с нами во вся дни неотлучно.

Благодать Божия призывает всех к такой жизни; и для всех она не только возможна, но и обязательна, потому что в ней существо христианства. Причастниками же ее являются не все призванные, и действительные ее причастники, не все причащаются ей в одинаковой мере. Избранники глубоко в нее входят, и по степеням ее высоко восходят.

Проявления ее, равно как и богатства области, в которой она раскрывается, не менее обильны и разнообразны, как и явления обычной жизни. И если б могло быть ясно понято, и понятно изображено все, бывающее там, - вражеские нападения и искушения, борьбы и одоления, падения и восстания, зарождения и укрепления разных проявлений духовной жизни, степени общего преуспеяния и свойственное каждой состояние ума и сердца, взаимодействие во всем свободы и благодати, ощущения близости и отдаления Божия, чувства Промыслительного вседержительства и положения себя, - окончательное и безвозвратное, - в десницу Господню, с отложением всех своих способов действования, при непрестанном напряженном действовании, - если бы все сие, и многое другое, неразлучное с истинной в Господе жизнью, могло быть ясно и удобопонятно изображено, то представило бы картину, сколько превлекательную, столь же и поучительную, - картину, похожую на всемирное путешествие.

Путешественники пишут путевые заметки о всем, что встречают достойным внимания на пути своем. Писали свои заметки и избранники Божии, в разных направлениях, проследившие все тропы духовной жизни, о всем, что встречали и испытывали в сем многотрудном шествовании своем, но участь и значение тех и других заметок неодинакова.

Не имеющие способов путешествовать могут, и не двигаясь с места, составить себе довольно приблизительные понятия и представления о чужих странах, посредством чтения путевых заметок других путешественников, потому что формы жизни всех тварей больше или меньше походят одни на другие, в каких бы странах они ни проявлялись. Не то бывает в отношении к опытам духовной жизни. Понимать могут только шествующие путем сей жизни. Для не вступавших на него это совершенно неведомая страна. Но и вступившие на него не все вдруг понимать могут. Их понятия и представления уясняются по мере шествия и углубления в страну духа. По мере умножения собственных опытов жизни духовной становятся ясными и понятными указания опытов, замеченных св. отцами в писаниях своих.

При всем том однако ж изображение разных проявлений духовной жизни, даемое нам в святоотеческих писаниях, не есть дар напрасный и для всех вообще христиан. Оно дает всякому понять, что если он не испытал еще того, о чем говорится в сем описании, то значит, что установившийся для него образ жизни, не смотря на то, что с ним мирится его христианская совесть, не есть законченное совершенство, лучше которого нечего желать, и дальше которого некуда идти. Давая же это понять, оно не может не раздражить ревности к преуспеянию, не может не минуть вперед, указывая там нечто лучшее, нежели чем обладает он.

Для тех, которые вступили на путь к лучшему ж совершеннейшему, оно дает нужные указания в сомнительных и недоуменных случаях, когда нет наличного опытного руководства, или когда и это само встречает неразрешимости, не позволяющие давать окончательные решения, которые устраняли бы всякое колебание в шествующем. Очень важно бывает знать, как и куда ступить ногою в известном случае, чтобы не сделать ошибки. И вот здесь какое-нибудь в нескольких словах изречение отеческое разгоняет тьму, воссияв подобно лучу молнии среди ночи.

Вообще же это теплица духовная, в которую верящий, прочитывая указания о явлениях духовной жизни, входит сознанием и сердцем, и подлежа там ощутительным влияниям возбужденных созерцаний, чувствует, что он витает в сии минуты в иной некоей атмосфере, светоносной и живоносной. Это отрадные моменты, - и в продолжение их-то обычно зарождаются и зреют разные отпрыски на древе духовной жизни. И потому нет ничего дивного, что испытавший это, как только улучает свободную минуту, спешит к опытным описаниям духовной жизни, как любящий прибыль спешит к местам, прибыль обещающим, и любящий удовольствия - к местам утех... Он чает при этом подышать оживляющим и ободряющим воздухом духовным. И однако ж это не есть праздное дилетантство. Нет, это есть дело существенной необходимости для преуспеяния и благостояния нашего духа.

Вот почему между истинными христианами всегда была и есть потребность иметь под руками святоотеческие писания о духовной жизни. Но сколько похвально чувство такой потребности, столько же обязательно удовлетворение ее от лица тех, кои имеют долг к тому, и силы на то. Она и была всегда удовлетворяема как изданиями сих писаний в полном их составе, - например, св. Макария, Исаака и Ефрема Сириан, Лествичника и других многих; так не менее того изборниками из них. К числу таких-то изборников принадлежит и известное всем Добротолюбие, как наилучший из них.

Понятно теперь, что есть Добротолюбие. Оно дает нам, как значится в заглавии, словеса и главизны священного трезвения, т.е., и полные рассуждения и краткие изречения о внутренней духовной жизни со всеми, свойственными ей проявлениями и деланиями. Это книга, составленная в удовлетворение духовных потребностей в ревнителях о духовном преуспеянии. Читающие ее знают, какие сокрыты в ней сокровища духовной мудрости: читают и услаждаются. Но услаждаясь и назидаясь чтением ее, они не скрывают скорбного сожаления, что многое в ней остается непонятным не по высоте и глубине содержания, а по устарелости перевода. Очевидна потому потребность нового перевода сей книги.

Потребность эта сознана давно и удовлетворялась в известной мере переводами, помещавшимися в "Христианском Чтении" с первых годов его издания, и изданиями отдельных статей, входящих в состав Добротолюбия, как напр., св. Максима (о любви, она есть в греч. Доброт.), Исихия, Петра Дамаскина. Составитель настоящего сборника и имел сначала в виду лишь проверить переведенное уже, доперевесть не переведенное, и дать читателям Добротолюбие в русском переводе, - полное, в том составе, какой имеет оно на греческом языке. Но потом он пришел к убеждению, что для нас необходимо увеличить Добротолюбие и против того объема, какой имеет оно на греческом. Потому что, хотя греческое Добротолюбие полнее славянского; но все же оно не содержит всего, что дали нам св. отцы в руководство к духовной жизни и чем желалось бы доставить и пользу и утешение любящим такое чтение. Отсюда - предлагаемый сборник, тоже Добротолюбие, только увеличенное.

Наш новый сборник идет по следам прежнего Добротолюбия. Но замечая, что у того отца, которого статья помещена в нем, есть и другие статьи, обращается к ним, и если находит их сообразными с своим характером, принимает в себя и их. Также, замечая, что между отцом и отцом, у которых заимствованы статьи, были и другие отцы, оставившие нам писания о духовной жизни, обогащает себя и ими. Так у св. Антония в прежнее Добротолюбие взяты только его наставления в 170 главах; новый сборник вносит в себя и прочие писания св. Антония. Св. Макарий там опущен (из него внесены метафрастовы перифразы наставления в 150 главах: наши 7 слов). Здесь представлены из него наставления в некотором систематическом порядке его собственною речью. Из Исаии отшельника там имеются только 27 глав - кратких изречений; здесь помещаются все известные его 29 глав в новом переводе с латинского. Тоже сделано в отношении ко Евагрию и св. Марку подвижнику. Так будет идти дело и во всех последующих избираниях статей.

Таков образ составления нового Добротолюбия. Оно будет идти по следам прежнего, пополняя его. Что именно войдет в состав его, не предъуказываем, но будем собирать книгу за книгою, одно имея в виду, - ничего не лишить любителей сего чтения, что встречено будет благопотребного к руководству их к жизни по Богу.

Об образе внесения статей долгом считаем предъявить, что не все писания будут вносимы сполна. Многое гораздо удобнее представить в извлечении. Это и будет делаемо иногда в каком-либо систематическом порядке, а иногда без него в виде отдельных изречений. Но самые наставления отеческие всегда будут предлагаемы их собственными словами.

Предлагается читателям первая книга Добротолюбия, в новом его составе. В нее входят: 1) писания св. Антония; 2) извлечения из бесед св. Макария; 3) слова Исаии отшельника; 4) писания Евагрия монаха; 5) наставления св. Марка подвижника.

В таком порядке статьи идут и в греческом Добротолюбии. В нашем вносится только св. Макарий, а св. Кассиан, стоящий там между Евагрием и св. Марком, отлагается в новом до следующей книги. Против св. Антония, по времени и значению, стоит св. Пахомий, от коего имеем устав общежительный. Устав сей перенесен на север восточной церкви св. Василием Великим. Он же изображается и в писаниях св. Кассиана. Положив во второй книге поместить уставы св. Пахомия и Василия великого, законным сочли мы отложить туда и устав св. Кассиана. К ним по сродству приложен будет еще устав св. Венедикта. И этим закончится состав второй книги.

Еп. Феофан.