Суд Пилата: попытки освободить Иисуса и вынесение смертного приговора

Суд Пилата[260] описан во всех Евангелиях, с наибольшей обстоятельностью — в Евангелии от Иоанна (Ин 18: 28–19:16). Зная, что Пилат неохотно брал на себя роль судьи в иудейских религиозных спорах (ср. Ин 18:31), первосвященники представили дело так, как будто речь идет о политическом преступлении. Они сформулировали обвинение следующим образом: «Он развращает народ наш и запрещает давать подать кесарю, называя Себя Христом Царем» (Лк 23:2). Очевидно, что все это было ложью. Когда Пилат спросил Обвиняемого, действительно ли Он признает Себя царем, Иисус ответил: «Царство Мое не от мира сего…[261] Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать о истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего» (Ин 18:36–37). Из этого ответа Пилат понял, что перед ним — не воинственный мятежник, а просто религиозный проповедник.

Быстро разобравшись в ситуации, Пилат произнес слова, ставшие впоследствии знаменитыми: «Что есть истина?» Как образованный римлянин, человек своего времени, он не верил, что может существовать единая для всех, объективная истина — ведь у каждого имеется «своя правда» и свои представления. Задав этот риторический вопрос и не захотев ничего больше слушать, Пилат тотчас вышел и высказал иудеям свое мнение: такой безобидный мечтатель не заслуживает смертной казни. Тогда первосвященники стали наперебой обвинять Иисуса во многих преступлениях, но Он не оправдывался и не защищался (Мф 27:14).

Пилат догадывался, что иудейские начальники хотели погубить Иисуса «из зависти» (Мк 15:10). Узнав, что родиной Иисуса является Галилея, Пилат отправил Его к правителю Галилеи Ироду Антипе[262], также находившемуся в тот момент в Иерусалиме (Лк 23:8–12); тем самым Пилат рассчитывал получить дополнительные сведения от компетентного человека.

Ирод был рад личной встрече с Иисусом: ему давно хотелось посмотреть на этого известного чудотворца. Ирод начал с любопытством расспрашивать Иисуса, ожидая стать свидетелем чего-то необыкновенного, но Тот хранил молчание. Разочаровавшись, Ирод отослал Иисуса обратно к Пилату, предварительно надев на Него «блестящую» (светлую) одежду[263].

Поняв, что Ирод не считает Иисуса опасным, Пилат объявил собравшейся толпе, что желает отпустить Иисуса. Он вспомнил про обычай амнистировать одного из преступников накануне праздника Пасхи, и решил воспользоваться этим правом. Но толпа, разгоряченная призывами первосвященников и старейшин, стала громко протестовать, требуя отправить Иисуса на смерть, а отпустить другого — Варавву (по-арамейски «варавва» означает «сын отца»; согласно древним свидетельствам, его имя также было Иисус). Варавва являлся одним из националистов, поднявших в городе мятеж и совершивших убийство[264].

Уступив всеобщему напору и освободив Варавву, Пилат решил попробовать другое «средство»: он велел подвергнуть Иисуса бичеванию (Ин 19:1). Это было 39 ударов плетьми с острыми металлическими палочками на концах; бичевание являлось отдельным суровым наказанием, после которого все тело покрывали кровоточащие раны. Вероятно, таким способом Пилат рассчитывал утолить кровожадность бушевавшей толпы и сохранить Обвиняемому жизнь.

После бичевания Иисус претерпел много насмешек и издевательств от грубых римских солдат. Им казалось очень забавным потешаться над претендентом в «цари». Они одели на Христа красную, пурпурную одежду[265] и сделали Ему «корону», сплетя венок из терновника. Так они приветствовали «царя», а потом били Его по голове и по лицу. Христос все переносил в молчании, — подобно тому, как говорил пророк Исайя: «Я предал хребет Мой биющим и ланиты Мои поражающим; лица Моего не закрывал от поруганий и оплевания» (Ис 50:5–7).

Когда Иисус вышел к народу в терновом венце, Пилат воскликнул: «Се Человек»[266] (Ин 19:5), побуждая проявить снисхождение к претерпевшему бичевание страдальцу. Но первосвященники и старейшины продолжали обвинять Его, говоря: «Мы имеем закон, и по закону нашему Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божиим» (Ин 19:7). Эти слова вселили суеверный страх в язычника Пилата. Подобное настроение усугубилось тем, что жена Пилата просила его ничего не делать подсудимому Праведнику: ей снился о Нем особенный сон (Мф 27:19).

Подумав, что Иисус может быть одним из «воплощений» языческих богов, Пилат спросил: «Откуда Ты?» Не получив ответа, он раздраженно напомнил о своей власти решить Его судьбу. Христос сказал: «Ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше; посему более греха на том, кто предал Меня тебе» (Ин 19: 9–11). Безусловно, на фоне невольной симпатии Пилата к Иисусу непримиримая ненависть членов Синедриона была видна еще ярче[267].

Пилат уже намеревался освободить Узника, но иудейские первосвященники пустили в ход последний аргумент: «Если отпустишь Его, ты не друг кесарю; всякий, делающий себя царем, противник кесарю» (Ин 19:12). Таким образом они намекали, что донесут на Пилата, если тот даст уйти от суда политическому преступнику, покусившемуся на царский престол. Нужно понимать, что римские чиновники больше всего боялись именно обвинения в нелояльности императору. «Кесарем» в то время был мрачный и подозрительный Тиберий, сурово каравший даже малейшие проявления стремления к независимости от Рима.

Этот довод оказал решающее влияние на прагматичного Пилата. Он, не верящий в объективную истину, не был готов отстаивать интересы Невиновного, если это чем-то грозило ему самому[268]. В последний раз он спросил иудеев: «Царя ли вашего распну?» Ответом был крик иудейских начальников: «…нет у нас царя кроме кесаря» (Ин 19:15). Они словно сами отреклись от своих мессианских надежд и приняли на себя вину в смерти Иисуса, когда Пилат демонстративно омыл руки, давая понять, что его решение стало вынужденным (Мф 27:24–25). Первосвященники пошли на риск испортить отношения с римским чиновником, но в результате добились своего — их смертный приговор получил утверждение прокуратора.