4:1—15 Сон о дереве
4:1—15 Сон о дереве
Четвертая глава (и конец третьей, ст. 31 — 33) насыщена поэтическими строками (1 — 15; 31—34, возможно, составленными под руководством Даниила). В центре внимания — рассказ о болезни Навуходоносора, который ведется от третьего лица, и это подчеркивает, что во время описываемых событий царь был не в состоянии оценить свои собственные переживания.
Навуходоносор предстает вначале как всесильный монарх в расцвете своей славы: он спокоен был в доме своем и благоденствовал в чертогах своих (4:1). Здесь, в отличие от 3:32—33, нет ни слова о благодати или величии Всевышнего Бога, и читатель весь в ожидании больших перемен, которые должны произойти (ср.: Лк. 12:16–19).
Навуходоносору приснился страшный сон. Несмотря на то что его мудрецы однажды уже оказались несостоятельными (гл. 1—3), несмотря на его предыдущие признания (2:47 и 3:28–29), он снова обращается к своим тайноведцам (Прит. 26:11; 2 Пет. 2:22), чтобы в результате еще раз убедиться в их беспомощности (4). Появление Даниила (5) было подобно свету, просиявшему во мраке (ср.: Мф. 5:14; Флп. 2:14–16).
Центральная тема сна — грандиозное дерево (которое, несомненно, символизировало собой могучее царство), объявшее все земное пространство и простиравшееся до небес (7–9; ср.: 2:37–38). И последовало повеление свыше: срубить дерево, но главный корень его оставить в земле (12а). Это царство персонифицируется (пусть он — в ст. 12); некая личность будет уничижена, уподобится животному, будет так же орошаться небесною росою (12). Вероятно, именно это устрашило Навуходоносора в его сне (2) и озадачило царских прорицателей (4). И снова только Даниил, скромный слуга Божий, оказывается в силах помочь царю.
Примечательно, что Навуходоносор инстинктивно, рассматривая духовную жизнь Даниила с привычных ему позиций, ассоциирует ее с языческими богами (156). (В русской Библии в ст. 5 и 156 читаем: «дух святого Бога», автор же строит свое рассуждение, опираясь на английский текст Библии, где соответствующие слова переведены как «дух святых богов». — Примеч. ред.) Его прежнее признание истинного Бога Владыкой (2:47) не избавило его от приверженности многобожию. Здесь подчеркиваются религиозные переживания царя, но не его обращение в библейскую веру (ср.: ст. 5).