Псалтирь как неотъемлемая часть Священного Писания

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Псалтирь как неотъемлемая часть Священного Писания

Рассматривая непреходящее значение Псалтири в повседневной жизни церкви, необходимо остановиться на нескольких особо важных моментах.

1) Господь. Одна из самых примечательных особенностей Псалтири состоит в том, что многочисленные личные свидетельства, представленные в этой книге, оставляют самое яркое впечатление не о человеке, а о Боге. В этом отношении Псалтирь — это Ветхий Завет в миниатюре, где Господь — Творец (Пс. 8, 103). И речь идет не об абстрактной картине сотворения мира, но о Божьем присутствии как суверенного Правителя, Верховного Царя, Который владычествует над всем сущим в мире (Пс. 28; 95 — 98). Праведность господствует в Его правлении (Пс. 10, 75), но это только одна из трех нитей в великой музыкальной ткани Его Божественной Царственности (Пс. 144), наряду с Его величием и благостью. Благость Божья (Пс. 33) неотделима от Его святости (Пс. 102) и противостоит Его гневу (Пс. 37). Он — Бог, управляющий всей землей (Пс. 66), но особый выбор Его пал на народ израильский (Пс. 86). Это две стороны истины, нашедшей свое воплощение в мессианстве Давида, царя Израиля и всего мира (Пс. 2, 71, 109). Господь— Пастырь для всего Своего народа в целом (Пс. 79) и для каждого отдельного человека (Пс. 22), и в этом твердая гарантия спасения человечества (Пс. 15, 24, 30), а также внимания Господа к нуждам Своего народа (напр.: Пс. 3, 26). В то же время существуют суровые будни земного бытия народа Божьего, беды и напасти, которые испытывают и отдельные люди (напр.: Пс. 9, 11), и целый народ (Пс. 43, 73). Подход к проблеме страданий как неотъемлемой части опыта Божьего народа дает возможность глубже понять истинную связь между праведностью и процветанием (напр.: Пс. 1). И он выражается не в описании опыта, но в утверждении веры (как и тогда, когда мы исповедуем свою веру в «Бога Отца, Вседержителя» перед миром, который делает вызов Его отцовству и всемогуществу). Поскольку Бог благ и нет другого Бога, Он Сам является залогом спасения Своего народа.

2) Царь. Образ Царя в книге псалмов представлен нам либо с помощью самых высоких эпитетов и дифирамбов в адрес конкретных царей из колена Давидова, либо через изображение великого идеала, при этом зеркало истины подносится по очереди к каждому царю в ожидании отражения в нем Того Единственного, в Ком воплотятся все надежды и чаяния. Против Царя восстают народы (Пс. 2:1–3; 109:2), но, как победитель (Пс. 44:4—6; 88:23), Он Божественной силой (Пс. 2:6, 8; 17:47–51; 20:2–14; 109:1) устанавливает Свое владычество над всем миром (Пс. 2:8–12; 17:44— 46; 44:18; 71:8–11; 88:26; 109:5) через Сион (Пс. 2:6) «ради истины и кротости и правды» (Пс. 44:5; 71:2—4,7; 100). Его правление вечно (Пс. 20:5, 45:7; 71:5), оно дарит процветание (Пс. 72:7,16), и благословенна слава Господа вовек (Пс.71:18—19). Преизобильны дары Его, благодать и радость (Пс. 44:2—7), Он — друг бедному и враг притеснителю (Пс.71:2,4,12–14), при Нем праведный процветает (Пс. 71:7). Имя Его будет памятно вовек (Пс. 44:18; 71:17), Его будут восхвалять непрестанно (Пс. 71:15). Царь — Мессия благословлен навеки (Пс. 44:3). Он унаследовал завет, заключенный с Давидом (Пс. 88:29–38; 131:12), Он — Священник по чину Мелхиседека (Пс. 109:4). Он принадлежит Богу (Пс. 88:19) и предан Ему (Пс. 20:8; 62:2–9,12). Он — Сын Его (Пс. 2:7; 88:28), восседающий по правую руку Его (Пс. 109:1), Он Бог (Пс. 44:7).

Величественная картина, которая вырисовывается из приведенных выше текстов, может быть дополнена конкретными деталями, но это не изменит ее сути. Хотя многие черты этого портрета проступают в пророческой 7–й главе 2 Книги Царств в речи Нафана, невозможно проследить, как эти надежды и чаяния становятся неотступным ожиданием совершенного и праведного человека и Бога, вечного и вселенского Царя. Мало что объясняет и предположение, что именно падение монархического строя во время вавилонского плена и отсутствие надежды на его восстановление пробудили такие ожидания. Разве крах монархии связан непосредственно с Давидом? Надежды и чаяния Израиля, связанные с царем (Суд. 17:6; 18:1; 19:1; 21:25), не осуществились. Летописец, описывающий события в книгах Царств, может высветлять для нас династические монархии, основанные то на договоре (монархия Иудейская), то на харизматической личности (монархия Израиля), но это не помогает найти царя, которого страстно ожидают все народы. Эти несбывшиеся надежды породили одно из самых великих ожиданий в Ветхом Завете.

3) Проклятия. Страшные проклятия, которые в псалмах обрушиваются на врагов, всегда вызывают определенные трудности при толковании. Разве желание непременного и скорого уничтожения врага (Пс. 34:8), его смерти (Пс. 54:16), призыв сокрушить зубы врагов (Пс. 57:7), разбить о камень их младенцев (Пс. 136:9) имеет что–нибудь общее с характером Христа? Таких проклинающих псалмов около 25, и комментаторы не преминули отнести их к издержкам «ветхозаветной морали», осужденной и отвергнутой откровением характера Бога во Христе. Есть три причины, показывающие, почему этого объяснения недостаточно, а) Аналогичные чувства выражены верующими в Новом Завете (Гал.1:8,9; Отк. 6:10; 18:20; 19:1–3), а также и Самим Господом Иисусом (Мф.11:20–23; 23:13–36). Если здесь есть проблема, то она общебиблейская, а не сугубо ветхозаветная, б) Ветхий Завет так же, как и Новый, провозглашает любовь (Лев. 19:17—18), Бог ненавидит насилие (Пс. 5:7), призывает не воздавать злом за зло (Пс. 7:5; 34:12–14) и отказаться от мщения (Втор. 32:35; Прит. 20:22). в) Почти в каждом случае проклятия, которые вызывают наш протест, сопряжены с высочайшей духовностью, иллюстрацией чего может служить Пс. 138. Один комментатор, который ставит проклятия в разряд чувств, «в принципе не совместимых с духом Евангелия», находит в Пс. 138:19—22 пример того, как «необходимо постоянно хранить в сердце… праведный гнев против… зла» (Kirkpatrick. The Psalms. Cambridge, 1910), — праведный просто потому, что низменные чувства несовместимы с высокой духовностью автора ст. 1–18.

К этому стоит еще добавить, что перед нами молитвы (за исключением 136:9; см. коммент.). Вряд ли уместно полагать, что псалмопевцы строят мстительные планы или что они вообще могут мыслить в категориях личного возмездия, отмщения. Они ограничивались тем, что, выразив свои чувства, отдавали все в руки Господа. Дж. Стотт (Stott J. R. W. The Cantiles and Sellected Psalms. Hodder & Stoughton, 1966) пишет по этому поводу: «Нетрудно вообразить ситуации, в которых святые люди Божьи взывали к Богу… с просьбой о возмездии… не проявляя при этом никаких личных враждебных чувств». В наш дикий век, когда личная месть считается вполне правомерной, а социальные проблемы, реальные или надуманные, «оправдывают» террор, бомбежку и пытки, мы должны иметь смелость признать, что, даже если мы шокированы молитвами ветхозаветных святых, их подход предпочтительнее нашего. И осуждать их у нас нет никаких оснований: их молитвы шокируют нас своим реализмом. Мы воспринимаем как норму просьбу, обращенную к Богу в Пс. 142:11, но несколько озадачены ее реалистическим следствием (12). Похоже на то, как если бы мы горячо молились за второе пришествие Господа Иисуса (2 Фес. 1:7), но не решались бы вписать в свою молитву те библейские реалии, которые должны сопровождать это событие, то есть вечный огонь для уничтожения тех, кто не принял благовествования Христова (2 Фес. 1:8). Если бы мы были более праведными и, конечно, менее самодовольными и знали бы больше о силе преследователя, то меньше бы осуждали, а больше размышляли.

В предлагаемых комментариях структура псалма рассматривается как ключ к его пониманию. Мы твердо убеждены, что при исследовании псалмов (так же, как, впрочем, и Библии вообще) важно помнить, что «средство передачи есть весть» и что первостепенная цель исследований — раскрыть и уяснить структуру произведения. (См. статью «Поэзия в Библии».)