V. Исторический обзор

V. Исторический обзор

А. Монизм и дуализм

Дуализм вошел в христианство вместе с греческой мыслью. Вот что пишет об этом Энрике Дюссель, католический богослов: «Христианское представление о человеке формировалось в контексте еврейской мысли и однородно развивалось в ранней христианской Церкви. Однако христианский мир (то есть определенная культура, которую не следует путать с христианством) возник как эллинизация раннего опыта. Она принесла с собой другой язык и другой логический инструментарий интерпретации и выражения, тем самым навязав мягкую разновидность дуализма» (5, с. 17).

Еще до появления классических школ греческой философии в Греции существовала дуалистическая традиция (орфизм, пифагореизм), которая подчеркивала внутренние свойства человека как Божественные черты, противопоставляемые низшему (материальному) телу. Разум нужно было укреплять с помощью упражнений, тогда как тело необходимо было держать в подчинении с помощью аскетизма.

Платон (четвертый век до н. э.) — крупнейший представитель идеализма, утверждавшего высшей действительностью духовное начало, а тело представлявшего не иначе как гробницей для души (у греков был такой каламбур: сома, сема, что значит «тело, могила»; Горгиас 493). Душа предшествовала земному бытию, была несотворенной и бессмертной и после смерти человека переселялась из одного тела в другое (Федон, 75, 76). Аристотель предложил альтернативную точку зрения, согласно которой тело и душа — это два аспекта одной и той же фундаментальной действительности: материя и форма человека. Однако платоническая традиция утверждалась в греческом сознании, невзирая на Аристотеля. Гностицизм и неоплатонизм противопоставляли тело и душу, отрицая библейское учение о воскресении.

Первые христиане были вынуждены противостоять разлагающемуся греко–римскому обществу с его свободными нравами и восхищенным почитанием Платона и его философской системы. Некоторые раннехристианские писатели осуждали гностицизм и сопутствующий ему дуализм как нечто несовместимое с библейским учением о сотворении физического мира Богом. Иустин Мученик (100 — 165 гг. н. э.), обратившийся после того, как увидел, что душа не бессмертна, а «прекращает свое существование», осуждал как еретиков тех, кто ожидает не воскресения, а «того, что их души попадут в рай после смерти» (Диалог с Трифоном–иудеем, 5, 6, 80). Хотя до нас дошло немного ранних христианских рукописей, их достаточно, чтобы доказать, что мученики, идя на смерть, возлагали свои надежды на воскресение, а не на встречу с Богом после смерти, одновременно с этим выражая свою веру в неделимое целое человека (Климент, 1 Коринфянам, 24–26; Поликарп, Мученичество, 14).

Однако впоследствии неоплатонизм вошел в христианство. Началось это в Александрии, научном центре греческой философии и христианской теологии. Среди отцов Церкви развились предрассудки против тела как вместилища сексуальных и иных страстей, и аскетзм был принят как образец набожности и благочестия.

Христианские богословы по–прежнему поддерживали библейское учение о творении и воскресении плоти, но вместе с тем постепенно принимали идею отделяемой от тела души. Они полагали, что после отделения в момент смерти душа, сознательно или неосознанно, ожидает воскресения. Хотя они не верили в предсуществование души (как последователи Платона или Оригена), тем не менее по их представлениям она становилась вечной с момента своего сотворения в конкретном человеке.

В средние века богословы стали считать промежуточное состояние между смертью и воскресением сознательным состоянием. Отделившаяся от тела душа призывалась на суд, который предварял результаты последнего суда после воскресения, определяя, будет она находиться в присутствии Бога или нет. Однако это блаженство может быть отложено на время очищения, необходимого для того, чтобы душа приготовилась к пребыванию перед лицом Бога. Чтобы избежать этой задержки, нужно жить аскетичной жизнью и получить полное прощение в земной жизни. Это учение о чистилище стало дальше развиваться на Западе. В качестве альтернативы умерщвлению плоти были придуманы индульгенции.

В XIII веке менее дуалистические идеи Аристотеля, долгое время подавляемые в христианском мире, но затем повторно возрожденные в Европе через испанскую иудео–арабскую культуру, привлекли внимание схоластов, в том числе Фомы Аквинского. Он попытался ассимилировать концепцию Аристотеля о душе как форме и теле как материи человека. Логика такой позиции ведет к мнению о том, что душа неотделима от тела. Но чтобы примирить свою позицию с церковной традицией, он выдвинул мысль об абсолютно нематериальном менс (разуме) и утверждал, что душа сверхъестественным образом переживает разложение человека в момент смерти. Таким образом, он уклонился от библейского понимания человека.

В 1513 году крайняя разновидность аристотелевых идей (аверроизм) была осуждена Папой Львом X. Всего четырьмя годами позже чрезмерная проповедь индульгенций зажгла искру Реформации. Хотя весть Лютера (1483–1546) в первую очередь сводилась к праведности по вере, в своем ответе на буллу Льва X он также подверг критике недавно утвержденную доктрину о бессмертии души как еще одну из «этих бесконечных, чудовищных выдумок в римской мусорной куче декреталий» (Weimar Ausgabe, 7:131, 132). Его решение этой проблемы: души спят до времени воскресения.

Этот вопрос много обсуждался протестантами; сам Лютер колебался. Англиканская церковь так полностью и не отвергла догмат о чистилище, тогда как остальные отвергли. Сон души, в который верили Тиндаль, Мильтон, первые баптисты и многие другие, был отвергнут влиятельным Кальвином (1509–1564). Однако многие богословы пасторы и христианские группы всегда уделяли внимание библейскому монизму и принимали его. В наш век его отстаивали видные богословы, такие как Э. Бруннер, Р. Нибур и О. Кульманн. Совсем недавно такие видные евангелические богословы, как Дж. У Венхэм, Дж. Р. Стотт и Кларк X. Пиннок, обеспокоенные традиционным пониманием ада как места вечных мучений, точно так же приняли библейское учение о сне души. Но до широкой общественности эти новые веяния в богословии пока еще не дошли. «Двадцать лет спустя [после классического очерка Оскара Кульманна]… рядовые члены по–прежнему возлагают надежды на бессмертную душу, несмотря на то, что библейские ученые и теологи все громче говорят (в основном в своем кругу), что это языческое учение» (12, с. 78).